Брайан Джейкс - Последняя битва
— Синий свет! Впереди синий свет, Жесткий.
Медунка пробрался вперед. Туннель пошел чуть вверх, синева впереди стала светлее. Заяц взял факел у Блинч.
— Троби, Виллип, пошли со мной. Перлоу, останешься здесь, с остальными. Отдохните пока.
Виллип с интересом втягивала воздух:
— Великие Соленые Сезоны, так пахнет только одна штука: открытое море.
Жесткий насторожил уши, улавливая далекий звук.
— Точно. Море, больше нечему там быть…
С приливом он тягалсяИ щипачей побил,И до дому добралсяУже совсем без сил.
Троби гордо улыбался. Жесткий уставился на него с недоумением.
— На тебя что, синий свет подействовал? Ты в порядке, приятель?
— Я в порядке, Жесткий. Это строчки из песенки-считалки Брамвила. Всплыли в памяти, надо же!
Когда они дошли до верха подъема, свет стал еще ярче, по стенам плясали отблески от волн. Начался спуск. Троби пошел за остальными, а Виллип оценивала положение:
— Похоже, мы почти на берегу. Когда начинается прилив, вода входит в туннель, но подъем защищает его от затопления. В стишке говорится, что кроме прилива зайчонку пришлось тягаться еще и с щипачами. Кто-нибудь знает, кто это такие?
Жесткий пожал плечами:
— Шевели лапами — и скоро узнаем. Лучше не тянуть, ведь мы не знаем и того, когда начнется прилив.
Несмотря на пережитые ими трагические события, зайцы воспрянули духом, почувствовав, что выходят из подземелья. Впереди — дневной свет и свежий воздух, ветерок, прибрежная зелень, а главное — свобода! Они затянули маршевую песню, чтобы держать шаг, шлепая по лужам и спотыкаясь о камни, но снова такие же неунывающие, как и раньше.
Мой дедушка-заяц и в старости могРазгрызть па кусочки булыжный пирог.И к гальке была у бабули любовь -Ее она грызла, как будто морковь.Любовь, морковьИ булыжный пирог!Эх, зайцы, мы зайцы, зайцы!Мой дядюшка, коего нету старей,Без черствых не мог обойтись сухарей.Он с болью зубовною был не знакомИ ржавым орехи колол молотком.Любовь, морковь,Колол молотком.Эх, зайцы, мы зайцы, зайцы!А тетушка, что уж давно так стара,Как наша любимая нежно гора,Съедала, как утка(И это не шутка!),На ужин съедала камней полведра.Любовь, морковь,Не шутка стара,Гора, словно утка,Камней полведра!Эх, зайцы, мы зайцы, зайцы!
19Унгатт-Транн был вне себя, но сдерживался. Гроддил, Фрол и Кошмарина распластались перед ним мордами вниз, ожидая допроса и решения своей судьбы. Бывшая спальня Каменной Лапы теперь вся заросла паутиной. Жужжали мухи, специально наловленные и принесенные синими крысами. Глаза Транна остановились на пауках, терпеливо выжидающих в своих сетях. Мухи не меняют своего поведения, раньше или позже они окажутся в липких паучьих ловушках. Гранд-Фрагорль тихо передвигалась на заднем плане, спрыскивая жаровни эликсиром, дающим синеватый душистый дымок.
Дикий кот дернул хвостом в направлении капитана Фрола:
— Представим на минуту, что я приказал тебя казнить. Мухи сожрут твои жалкие останки, а пауки будут ловить и пожирать мух. Таким образом, можно сказать, что пауки будут тобой питаться. Ты согласен, Фрол?
Капитан горностай, не осмеливаясь раскрыть пасть, едва кивнул головой, выражая согласие с кошмарной идеей властелина. Унгатт-Транн хвостом поддел голову Фрола и приподнял ее, уставившись в его омертвевшие от ужаса глаза.
— Гм, и тогда мои пауки станут такими же дурными и пустоголовыми как ты, так, Фрол?
Голова капитана тряслась, когда он кивнул во второй раз.
Унгатт-Транн налил себе кубок темной терносливянки, вздохнул и сел, наблюдая за пауками. Не обращая больше внимания на трясущуюся голову Фрола, он обратился к Кошмарине:
— Ты меня разочаровала. Мне казалось, что в тебе есть качества хорошего капитана. Может быть, еще не поздно для тебя поразмышлять о собственной глупости. Как ты думаешь, Кошмарина, стоит ли дать тебе пожить, чтобы ты могла поработать над собой? Или предпочитаешь кормить собою моих пауков?
Крыса не пикнула. Она не двигалась и не кивала, понимая, что дикий кот лишь размышляет вслух, не нуждаясь в ее ответе. Так оно и было.
Унгатт-Транн улыбнулся, как бы подбадривая Гроддила:
— А ты, мой верный маг, опять ослушался меня. Мне полосатый пес нужен был живым. Но мне сказали, что ты орал там, внизу, призывая убить его. И очень многие это слышали. Я понимаю, что вы мне не врете о смерти полосатого. Тут уж никак не соврешь, слишком много свидетелей. Но пораскинь мозгами, Гроддил. Может, ты что-то подзабыл? Может, припомнишь, любезный?
Гроддил совершенно окаменел от ужаса, хотя и догадывался, о чем сейчас заговорит хозяин. Все еще улыбаясь, Унгатт-Транн продолжал:
— Куда девались два десятка зайцев? Ты магически перенес их куда-нибудь? Может, растворил в воздухе или замуровал в скалы? Может, расскажешь мне? Заснул?
— Ваше могущество, мне говорили лишь об одном зайце, которому помог сбежать этот полосатый. Куда он делся, куда делись остальные зайцы, никто не знает. Мы обыскали все, что можно, но не обнаружили ни следа.
Унгатт-Транн как будто забыл о лисе. Он смотрел теперь на двух крыс, конвоировавших арестованных капитанов и мага.
— Вы — новые рекруты Синих Орд? Напомните мне свои имена.
Крыса с уродливым зубом ответила за обоих:
— Мы, ваше могущество, братья… Я — Рвущий Клык, а это — Свирепый Глаз. Пираты мы…
Унгатт-Транн, кивая, изучал морскую парочку:
— Пираты… Неплохо, неплохо. Что ж, может, этот день для вас удачный. Я произвожу вас обоих в капитаны. Поменяйтесь формой с Кошмариной и Фролом. С этого момента они — последние по положению в Синих Ордах. Они будут вашими слугами. Будут носить пищу, обслуживать, чистить форму, выполнять все ваши требования. Можете обращаться с ними, как вам заблагорассудится, даю свое личное разрешение.
Содрав форму с бывших капитанов, Рвущий Клык и Свирепый Глаз ухмылялись в предвкушении торжества. Дикий кот наблюдал, как на лицах разжалованных чувство облегчения менялось чувством стыда и унижения.
— Рано радуетесь. Слишком легко хотите отделаться, друзья мои. Прежде чем приступить к своим обязанностям на службе у новых капитанов, вы вернетесь в пещеру, в которой погиб полосатый. С собой возьмете нашего общего друга Гроддила. Ему это доставит удовольствие, я уверен. Вы там останетесь до тех пор, пока не поймаете зайцев или не выясните, как они сбежали. Эти два капитана приставят к вам охрану. Каждый безуспешный день ваших усилий будет завершаться поркой ивовыми прутьями. И пищи вы тоже не получите. Но не отчаивайтесь, воды там предостаточно. Капитаны, уберите этих идиотов с глаз моих долой!
Злосчастную троицу уволокли прочь. Унгатт-Транн обвил хвостом шею Гранд-Фрагорли и подтянул ее поближе, благожелательно мурлыча:
— Видела их морды? Я их пощадил, я их унизил, и они были вполне довольны. Затем я приговорил их к погребению заживо — и вот они в полном оцепенении. Да, Фрагорль, от власти получаешь удовольствие. Сила — это все.
Зайцы присели передохнуть в длинном уклоне туннеля. Брамвил тер спину и громко ныл:
— Ох, сомнительная это радость — топать и топать, согнувшись в три погибели! Неплохо бы приподнять потолок?
Жесткий улыбнулся старику:
— Топать целый день, говоришь? Откуда нам знать, день сейчас или ночь? Здесь, внизу, всегда одно и то же. Вы подумайте лучше, как нам повезло. Темнеет, значит, у нас есть шанс остаться незамеченными. Всегда есть чему порадоваться, ребята.
Перлоу подскочил, хлопнув по своему куцему хвосту:
— Ай, черт, кто-то меня укусил! Жесткий подскочил с факелом:
— Где?
— Где-где, за конец хвоста, вот где!
— Да не где укус, а кто укусил? — Жесткий отодвинул укушенного в сторону и осмотрел место, на котором тот располагался.
Блинч распялила обеими лапами свой вещевой мешок.
— Вот он, маленький негодяй. Крабеныш. Шипастый!
И клешни для такого малыша здоровенные.
Перлоу погрозил малышу лапой:
— Ах ты нахаленок! Вот я твоей маме скажу, что ты кусаешься!
Троби взял у Жесткого факел и всмотрелся во тьму туннеля.
— Можешь уже смело говорить. Вон его мама пожаловала со всей семейкой и соседями.
Приближалось множество крабов, покрытых крепкими шипами, длинноногих, бронированных. Они угрожающе поводили здоровенными клешнями.
Блинч спешно опустила крабеныша на пол.
— Ох, там их сотни и сотни! Что ж нам делать-то?
Жесткий лихорадочно обдумывал опасную ситуацию.
— Вот что означали щипачи из песенки. По шуму слышно, что начинается прилив. Мы мешаем крабам удирать от волн. А еще мне не нравится, как они клацают своими клешнями. Может, они воображают, что мы для них хорошее угощение?
Крабы спешно продвигались боком, угрожающе клацая поднятыми вверх клешнями, пуская пузыри. Они шумели громче приливного прибоя и стучали клешнями, как град, падающий на скалы. Зайцы в замешательстве оглянулись на Жесткого.
