Ольга Кай - Сказка о музыканте
— Где остальные?
— Их увели солдаты. Всех, кто остался жив.
— Куда?
— Не знаю. Скорее всего, они ушли той же дорогой, через Вышегорск, — раненый умолк ненадолго, собираясь с силами, потом снова заговорил хриплым шепотом: — Наверное, они пришли с запада. В Вышегорске всегда было тихо, спокойно, полиция там редко бесчинствовала, как в других местах, поэтому город практически не охранялся, даже когда мы прогнали наместника. Солдаты могли почти беспрепятственно пробраться туда, и тем же путем вернуться обратно. Кто-то показал им дорогу к Лугу и… потом, к нашему укрытию.
— Ты знаешь, кто вас предал?
— Нет, — бородач вздохнул. — Знал бы, кровью написал его имя на этой скале. И тогда рано или поздно кто-нибудь нашел бы и отомстил…
Закончив перевязку, Лаэрт проверил, достаточно ли туго и не надо ли где, наоборот, ослабить узлы.
— Я видел их обратный след. Они возвращались тоже через луг.
— Значит, все верно, — с помощью Лаэрта бородач сел поудобней, и дышать ему сразу стало легче. — Я так и думал, что дальше идти за тобой они не осмелятся.
Руки музыканта, поправлявшие на поселянине изрезанную одежду, замерли. Долгий взгляд потемневших серых глаз впился в лицо раненого.
— За мной?
Тот слабо кивнул в ответ.
— Ты ведь Эльнар, верно? Эльнар?
Лаэрт обернулся. Вход в пещеру — тайное убежище жителей Луга — был близко, запах крови сильно ощущался в раскаленном воздухе.
— За мной…
— Я всегда знал, что Эльнар, о котором легенды ходят уже почти два века, не бессмертный старец, — прокряхтел бородач. — Вас было несколько, да? Только ты почему-то едва говоришь и не можешь петь…
Лаэрт поднялся на ноги, рассеянно отряхнул штаны и встретился взглядом с глазами собеседника.
— Тебе нельзя так много разговаривать, — шепотом предупредил он.
* * *
В вечерних сумерках Лаэрт медленно возвращался через луг. Человек, которого он нес на спине, давно перестал дышать, но музыкант твердо решил не оставлять его, тем более, что до поселка было уже недалеко.
Найти лопату в чьем-то сарае оказалось несложно. Лаэрт похоронил поселянина на опушке леса, и, вернувшись в поселок, понял, что, несмотря ни на что, еще способен испытывать голод. Устроившись на бревне, музыкант вынул нетронутые припасы из сумки, быстро съел и устало побрел вдоль домов в поисках укрытия на ночь.
Войлочный шатер стоял на прежнем месте, не пожженный огнем, не помятый, не поваленный солдатами. Откинув полог, так, чтобы слабый свет то и дело прячущейся среди туч луны проникал внутрь, Лаэрт прилег на неширокий тюфяк, опустил голову на мягкую подушку. Поспать немного, всего несколько часов, чтобы восстановить силы, чтобы мысли не мешались, чтобы с утра, на свежую голову решить — что же делать дальше…
Здесь, в этом шатре ночевала Ния с Илларией, может быть, она и спала в этой же постели. Где искать Нию и всех тех, кого солдаты увели пленниками — Лаэрт не знал, только надеялся, что теперь отряд будет двигаться намного медленнее, быть может, получится его догнать где-нибудь за Вышегорском. А может быть местные соберут ополчение и вызволят пленников? Но на такой исход рассчитывать не приходилось — от Вышегорска отряд наверняка повернет на запад, а там еще правит королевский наместник, хотя люди все чаще выражают недовольство и, как в столице, готовятся к настоящему восстанию.
Но почему, ради чего отряд рискнул пересечь границу свободных земель? "Я так и думал, что дальше идти за тобой они не осмелятся" — всплыло в памяти, Лаэрт откинулся на подушку и закрыл глаза. Он обещал Тиму, что вернется, и постарается сдержать обещание, но мальчику придется подождать…
* * *
Костер разгорался ярче, солдаты напились, и голоса их становились с каждой минутой веселее и громче. Ния пряталась от взглядов, кутаясь в одолженную сыном старосты хламиду — в своей ярко-красной одежде девушка была чересчур заметной и уже привлекала внимание.
В тот вечер, когда нагрянули солдаты, сын старосты праздновал рождение своего первенца. Ребенок появился на свет немного раньше срока, но оказался крупненьким и здоровым, в честь чего на костре жарили барашка, играла музыка, а Нию попросили танцевать… Убегая, она и не подумала переодеться — на это попросту не осталось времени.
Хруст веток отвлек солдат от выпивки, и они, как один, повернулись, чтобы посмотреть, кого привели из леса часовые, но на поляну вышел командир отряда. Рядом с ним шел молодой человек аристократической внешности, со светлыми волосами, заплетенными в недлинную косицу по светской моде… Ния узнала его и подвинулась в тень, чтобы Рене не разглядел ее. Но было поздно. Взгляд аристократа остановился на ней. Медленно, словно подкрадывающийся к добыче хищник, Рене приблизился к пленнице и, наклонившись, злорадно усмехнулся, вглядываясь в ее усталое лицо.
— Ты? Ты здесь?
Ния отвернулась, но Рене ухватил ее за подбородок. Кто-то из луговчан попробовал вступиться за девушку, но пьяный солдат ударил смельчака, повалив на землю.
— Я ее знаю, — Рене Ольвин обернулся к командиру отряда. — Я ее знаю. Она из заповедного леса, одна из каренских бунтовщиков. Ния…
Солдаты теперь смотрели на девушку еще более заинтересованно, что невероятно ее беспокоило. Внезапно Рене дернул Нию за руку, заставляя подняться.
— Жаль, что нет музыки… Но ведь ты не откажешься станцевать для меня? Сейчас, возле костра?
Безумие сверкнуло в его светлых глазах, неприятно удивив и напугав. Ния высвободила руку, подошла к огню и протянула раскрытые ладони навстречу пламени. Костер затрещал дружелюбно, словно приветствуя давнюю знакомую. Девушка улыбнулась.
— Нет. Я не стану танцевать. Не здесь и не сейчас.
— Посмотрим, что ты скажешь, если… — начал командир отряда, обнажая меч, но в этот миг пламя вдруг взметнулось, чудом не опалив стоящую в шаге от костра танцовщицу. Ночное небо отозвалось ярким сполохом, сыпануло искрами, и под взглядами замерших в испуге и удивлении людей над поляной закружились огненные лепестки, плавно опускаясь на землю.
— Ния! — Рене первым бросился к девушке, оттащил от костра и от полыхающих лепестков, заслонил собой от неведомой опасности. А лепестки ложились на истоптанную множеством ног траву и теперь казались больше похожими на сияющие птичьи перья.
— Что это? — одновременно вздохнуло сразу несколько голосов.
Ния напряглась, Рене обернулся и вдруг понял, что девушка боится не этого волшебного огня, а того, что кто-нибудь из присутствующих может догадаться о настоящем смысле происходящего.
— Что это? — повторил Рене вопрос, с прищуром глядя в ее глаза.
— Когда-то мне рассказывали сказку, — несмело начал один из солдат — молодой, безусый еще паренек, — сказку о жар-птице. Если сжать в руке ее перо, можно загадать любое желание, и оно обязательно исполнится.
— Чушь! — перебил его командир.
"Чушь" — чуть было не повторил за ним Рене, но осекся, вглядевшись в лицо Нии. В тишине, сопровождаемый напряженным молчанием, он вышел на середину поляны и поднял одно из еще не догоревших перьев. Сжал его в кулаке и не сдержал вздоха, почувствовав, как огонь обжигает кожу.
В серых глаза Нии отражался отсвет спрятанного в ладонях Рене пера. Интересно, что бы загадала она? Пожелала бы свободы для себя и всех этих людей? Или вспомнила бы о том музыканте, который из немого Лаэрта вдруг превратился в знаменитого Эльнара?
Рене Ольвин скривился, снова, как наяву, увидев горбоносое лицо с темными глазами, услышав голос Нии, вдохновенно пересказывающей детям приключения легендарного музыканта…
— Его повесят, — прошептал Рене, — его повесят на глазах тысяч людей, повесят, как последнего негодяя, недостойного, чтобы марать о него благородную сталь. Я хочу, чтобы его повесили… Ты ведь веришь, что мое желание сбудется, Ния?
Он разжал пальцы, и пепел отгоревшего пера осыпался с его ладони. С кривой усмешкой Рене вглядывался в лицо Нии, отыскивая в нем следы испуга, отчаяния, но девушка выглядела спокойной, только невероятно бледной.
— Ты сгоришь, — ее голос показался чужим, незнакомым, — ты уже сгораешь изнутри, и жить тебе осталось совсем недолго.
Высоко подняв подбородок, девушка медленно прошла мимо Рене, и он не попытался ее остановить или возразить в ответ на мрачное предсказание.
Утром Рене Ольвина не нашли ни в лагере, ни в лесу поблизости. Что с ним произошло? Вслух никто об этом не спрашивал.
* * *
На притихший город опустилась ночь. Ветер бил в закрытые ставни, сгибая молодые деревца в садах, а по крышам хлестали струи воды. Весенняя гроза пришла внезапно и вовсю бушевала за стенами теплого, уютного дома.
За широким столом собралось все семейство, и только детвору отправили спать. Двое стариков, трое светловолосых мужчин — по-видимому, братья, молодые женщины — их жены, еще одна пожилая чета да парнишка с не по годам серьезным лицом.
