Ольга Кай - Сказка о музыканте
Уже много-много лет над этим городом не звучало иных песен, кроме хвалебных од королю и местным правителям, и теперь, словно очнувшись от злого заклятия, горожане вспоминали, что есть другие песни, слушали знакомые с детства слова о счастье, о свободе, о дружбе и верности, о прекрасной земле и сильных людях, живущих на ней, и постепенно, незаметно для себя самих, начинали подпевать. Схватившие Нию под локти стражники растерянно озирались по сторонам, потому что теперь аресту подлежала едва ли не треть собравшихся на площади, а ведь для такого количества народу не хватит ни тюрьмы, ни охраны…
По отгороженному замершей стражей проходу через площадь проскакал гонец на взмыленной лошади, ярко-голубая форма личной королевской охраны изрядно потрепалась и запачкалась по дороге. Он осадил коня возле ведущих на эшафот ступеней, соскочил с седла и, приблизившись к наместнику Каренскому и губернатору Рийна, шепотом проговорил:
— Король пал.
Эта новость не была чересчур неожиданной, но в первый момент оба правителя — смотрели друг другу в лицо, словно советуясь. В любом случае они не собирались сообщать об этом более никому, но их планы были нарушены громким голосом, который прокричал с дальнего края площади:
— Король свергнут!
Какие-то всадники въехали с двух боковых улиц. Их было немного, впереди — здоровенный дядька с рыжими усами и бородой, в его руке поблескивал обнаженный меч, с помощью которого воевода из заповедного леса собирался поздороваться с преградившими дорогу солдатами. Его спутники кричали громко, так, чтоб слышали все:
— Король свергнут! Король пал!
— Королевской власти больше нет!
Лаэрт перевел взгляд на Нию. Девушка вырвалась из рук не слишком усердно сдерживавших ее стражей и пробиралась к ступеням. И в это время наместник подал молчаливый приказ палачу. Скрипнул нехитрый механизм, под ногами музыканта разверзлась пустота, и петля безжалостно сдавила горло, но в следующий миг над головой что-то свистнуло, мелькнув металлическим отблеском, и вместо того, чтобы беспомощно зависнуть в воздухе, он полетел вниз.
Шум нарастал, и сквозь радостные крики еще слышались отголоски песни и цокот копыт по мощенным улицам — это удирали наместники, а за ними, неумолимо настигая, мчались люди Ярдена во главе с Рифом и старым Даргальтом.
Чьи-то руки наконец сняли перетянувшую горло веревку, и звонкий голос сообщил всей площади:
— Живой!
И тогда люди вокруг эшафота, не сговариваясь, закричали:
— Эльнар! Эльнар!
Голос Нии сразу пробился сквозь общий гул.
— Ты меня слышишь? Лаэрт, открой глаза! Лаэрт!
При падении он сильно ударился, но боли не чувствовал. Сверху, сквозь открытый люк, светило солнце, гремели крики вокруг, где-то рядом, совсем близко — друзья: и Тан с братьями, и воевода Ярден, и многие другие… Лаэрт наконец открыл глаза, и девушка улыбнулась. Теперь она молчала, держа пепельно-седую голову на коленях и осторожно гладя ладонью худое лицо с колючим подбородком. Музыкант неловко повел плечами, и кто-то догадался, наконец, разрезать путы на его руках. Ния тут же с беспокойством глянула на его пальцы, и Лаэрт, показывая, что все в порядке, поймал ее руку и осторожно сжал.
— Хорошо, — признался он. — Хорошо жить. И хорошо, когда ты рядом.
Вряд ли кто-то, кроме Нии, расслышал его слова, потому что говорил музыкант едва слышно, и девушка низко-низко наклонилась, чтобы разобрать его речь. С ее помощью Лаэрт поднялся на ноги и выбрался из-под помоста, тут же очутившись в крепких объятиях рыжего воеводы.
— Да, здорово ты это придумал с песней, — Ярден подмигнул. — Снова эти ваши колдовские штучки?
— Пустите! Да пропустите же! — послышался звонкий мальчишеский голос. Вынырнувший из толпы Тим бросился к музыканту и, на миг замерев перед ним, качнулся вперед, обнимая, как старшего брата.
— А ты откуда здесь? — удивился Лаэрт, но на этот вопрос никто ему так и не ответил, потому что следующим подошел Тан.
А тем временем воевода забрался по ступеням наверх, оглядел площадь, увидел, как возвращаются Риф с Даргальтом и остальные, ведя перед собой обоих наместников и главу полицейского управления. За ними шли другие пленники, охраняемые уже не столь рьяно, но жавшиеся к поселянам, в надежде спастись от вспыхнувшей в глазах жителей Рийна ненависти.
— Что ж, я думаю, здесь теперь и без нас разберутся, — заключил воевода и, спрыгнув вниз, обернулся к Тану. — Найдется у тебя в погребе чего-нибудь холодненькое?
— Или крепкое? — светловолосый мужчина понимающе улыбнулся. — Пойдемте. Я всех вас приглашаю в гости, правда не обессудьте, если потом кому-то придется спать во дворе.
— Не вопрос! — встрял Жан. — Жара такая, что, пожалуй, на улице и лучше.
Лаэрт шел медленно, с одной стороны его поддерживала Ния, с другой — Тим, и хотя он вполне мог обойтись без помощи, отказываться от нее совершенно не хотелось.
— Теперь я знаю, что жар-птица — это не сказка. Это по-настоящему, — тихо сказал мальчик. И, в ответ на вопросительный взгляд Нии, добавил: — Я нашел ее перо и загадал желание.
— Никому его не рассказывай, — шепотом посоветовала Ния, — а-то не сбудется.
— Оно уже сбылось, — улыбнулся Тим.
Ярден приостановился и шагал теперь рядом с ними.
— Куда теперь направишься, музыкант? — спросил воевода и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Мне города не нравятся по-прежнему, а этот — особенно. Поэтому через денек-другой мы поедем обратно. Я так думаю, лучше всего вам с Тимом поехать с нами. — Мельком глянув на Нию, Ярден лукаво улыбнулся, но попытался скрыть улыбку в пышных усах. — Пока передохнешь немного, подлечишься…
И Тим, и Ния смотрели на Лаэрта с надеждой, и музыкант понял, что не откажется. К тому же, если королевской власти действительно больше нет, ему, возможно, не придется бегать с места на место, а путешествовать — лишь по собственному желанию, а не по необходимости. И, быть может тогда найдется место, которое он сможет наконец назвать домом.
Он кивнул, глаза Нии просияли. Девушка быстро спрятала блеснувшие слезы под длинными ресницами. Лаэрт провел ладонью по растрепанным волосам Тима и крепче прижал к себе Нию.
— Значит, решено — едешь с нами! — подытожил воевода, его улыбка стала шире. "А там, глядишь, и останешься насовсем" — этого Ярден вслух не сказал, но музыкант понял и улыбнулся в ответ.
Желтоватая пыль поднималась над дорогой, вплетаясь в марево полуденного зноя. Шум на площади все не стихал, и в нем снова можно было различить знакомую мелодию, которая становилась все громче и громче. И передаваемая множеством голосов, отражаясь от стен, поднимаясь к ярко-голубому небу, над городом летела песня.
