Хью Лофтинг - Цирк доктора Дулиттла
Доктор остался с Беппо в конюшне, а Блоссом с Мэтьюзом поспешили в фургон хозяина цирка. Там Теодора в один миг отутюжила старый фрак Блоссома, выгладила брюки, приклеила мужу под нос накладные усы, и господин Магг из торговца мясом для кошек и собак превратился в хозяина цирка.
Наконец-то сбывалась мечта его жизни! Когда Мэтьюз вышел на арену и увидел вокруг себя море лиц, его грудь гордо выпятилась. Теодора наблюдала за мужем в щелку занавеса, замирала от восторга и молилась, чтобы такая красивая складка на брюках не смялась до конца представления.
Тем временем доктор осмотрел Беппо и принялся за лечение. Он вытащил из своей сумки большие пилюли голубого цвета и как раз уговаривал коня проглотить их, когда вернулся Блоссом.
— Беппо не сможет выступать не только сегодня и завтра, но и всю неделю. Ему нужен покой.
— Мы пропали! — всплеснул руками Блоссом. — Мы разорены! О скандале в Стоубурге раструбили газеты, и если теперь мы еще потеряем говорящего коня, на цирке можно поставить крест. Мне некем заменить Беппо. А что же это за представление без гвоздя программы? Чует мое сердце, публика потребует вернуть деньги.
Самоуверенность слетела с Блоссома, он обмяк, поник головой. Доктору стало жаль его. И тут в конюшне послышалось тихое ржание. Это подала голос Бетти, старая, уставшая от непосильного труда лошадь. На лице доктора мелькнула улыбка.
— Выслушайте меня, господин Блоссом, — сказал он. — Мне кажется, что я могу вам помочь. Но вы должны пообещать мне, что никому не откроете мою тайну.
— Обещаю, конечно, обещаю, — ответил хозяин цирка. Положение его было отчаянное, и он готов был пообещать что угодно и кому угодно.
— Я всю свою жизнь изучал животных, — продолжал доктор. — Вот вы говорите, что Беппо понимает, о чем его спрашивают, и может отвечать на все ваши вопросы. И вы и я прекрасно знаем, что это не так. Но публика верит вам. А я могу говорить с животными на их языке.
Пока доктор говорил, Блоссом с мрачным видом рассматривал носки своих башмаков. Услышав последние слова, он приподнял голову и удивленно захлопал глазами.
— Или вы умом тронулись, или я ослышался. Где же это видано — говорить с животными на их языке? Я тридцать с лишним лет работаю в цирке, я о животных знаю все. Звериный язык? Чушь! Или вы меня, Александра Блоссома, принимаете за дурака?
Глава 4. Бетти заговорила
— Звериный язык — вовсе не чушь, и умом я не тронулся, — невозмутимо ответил доктор. — Придется мне доказать вам, что я говорю правду.
— Вам это никогда не удастся, — презрительно произнес Блоссом.
— В конюшне стоят пять лошадей, не так ли? — спросил доктор. — Из своего стойла они не могут меня видеть. Хотите, я спрошу любую из них, о чем пожелаете, и они мне ответят.
— Ей-Богу, вы сошли с ума! — упрямился хозяин цирка. — У меня и так голова идет кругом от забот. Не отрывайте меня от дел вашими выдумками.
— Как хотите, — пожал плечами доктор. — Если вы не нуждаетесь в моей помощи, я уйду. Не хочу навязываться.
И Джон Дулиттл направился к выходу. Из главного шатра цирка доносился шум: публика рукоплескала.
— Постойте, — сказал Блоссом, — спросите у Бетти, под каким номером значится ее стойло.
Старушка Бетти занимала второе стойло. Оно было занавешено, и на занавеске красовалась выведенная синей краской цифра 2.
— Как она должна мне ответить: по-лошадиному или постучать копытом?
— Постучать копытом, господин лошадиный профессор, — издевательски ухмыльнулся Блоссом. — Я не знаком с лошадиной грамматикой, и мне будет трудно судить, обманываете вы меня или нет.
Доктор фыркнул несколько раз, и тут же из стойла номер два послышались два гулких удара копытом в деревянный настил.
Блоссом удивленно вскинул брови, но тут же пожал плечами.
— Это могла быть случайность, — недоверчиво сказал он. — Спросите у Бетти, сколько пуговиц на моем жилете, на том, в котором я выступаю на манеже и в который сейчас вырядился ваш приятель Мэтьюз Магг.
— Хорошо, — согласился доктор и тихонько заржал.
На этот раз доктор забыл сказать, что обращается к Бетти. Все пять лошадей, стоявшие в кошошне, много раз видели жилет Блоссома и знали, сколько на нем пуговиц. И конечно, все пять лошадей ответили доктору. Из каждого стойла донеслось шесть ударов копытом. Даже бедняга Беппо, лежавший с закрытыми глазами на соломе, вытянул заднюю ногу и стукнул ею шесть раз в загородку.
У Блоссома от удивления глаза полезли на лоб.
— Если вы и сейчас считаете, что это случайность, — сказал с улыбкой доктор, — я попрошу Бетти сорвать зубами занавеску в ее стойле и подбросить ее вверх.
Он снова заржал, и тут же занавеска исчезла. Доктор стоял неподвижно, зато Блоссом бросился к стойлу и увидел, как лошадь подбрасывает в воздух и ловит на лету занавеску, словно играющая платком шаловливая девочка.
— Теперь вы мне верите? — спросил доктор Дулиттл.
— Верю, что вы родом из ада. Вы тот человек, который мне нужен. Ступайте за мной, я подберу вам костюм.
— Погодите, — остановил его доктор, — что вы собираетесь делать?
— Переодеть вас. Нельзя выходить на арену в мятом сюртуке и потертом цилиндре. Вы же сами сказали, что хотите мне помочь!
— Я готов помочь вам, — раздельно произнес Джон Дулиттл, — но я поставлю свои условия. И вы должны обещать мне, что выполните их. Только в таком случае я превращу Бетти в говорящую лошадь и выступлю с ней на арене. Насколько я помню, говорящий конь был объявлен в конце программы. Вам с лихвой хватит этого времени, чтобы выслушать все мои условия.
— К чему? Это совершенно лишнее! — вскричал Блоссом. — Я готов обещать вам все что угодно. Подумать только, вы можете из любой клячи сделать цирковую актрису! Да мы с вами вмиг разбогатеем. Ваше место в цирке! Почему вы не пошли работать в цирк лет десять тому назад? Вы уже давно были бы богатым человеком, а не задолжавшим всему миру деревенским врачом. Пойдемте, я переодену вас. Публика должна думать, что вы замечательный наездник, а для этого нужен костюм особого рода. Если вы появитесь на арене в сюртуке и в этих брюках, все решат, что вы никогда в жизни не сидели верхом на коне.
Блоссом привел доктора к себе, распахнул свой сундук и принялся вынимать из него самые разнообразные костюмы. И пока хозяин цирка рылся в сундуке, доктор перечислял ему свои условия:
— С тех пор как я работаю в вашем цирке, я замечаю, что дело у вас ведется… гм! как бы сказать? Что дело ведется не совсем честно. Особенно плохо приходится животным. Я уже не раз говорил вам об этом, но вы меня не слушаете.
— Как же не слушаю? — удивился Блоссом и вытащил из сундука красные персидские шаровары. — Нет, шаровары не годятся. Что ни говорите, а Фатиму я все-таки выгнал из цирка только потому, что вам не понравилось, как она обращается со змеями.
— Вам пришлось выставить ее вон, — возразил доктор, — потому что вас заставили, а не по доброй воле и не из любви к животным. Поэтому давайте сразу договоримся: Бетти уже стара, она отработала на вас много лет. За то, что сегодня она вас выручит и выступит перед публикой, вы отправите ее на покой. Где и как она захочет прожить остаток дней, Бетти скажет вам сама. Обещайте, что выполните ее условия.
— Конечно, обещаю! — поспешно согласился Блоссом.
Он вытащил из сундука кавалерийский мундир и примерил его на Джона Дулиттла.
— Нет, не подходит, — покачал он головой. — Роста вы невысокого, зато брюшко у вас — ого-го!
— Кроме того, — продолжал доктор, — обещайте заняться зверинцем. Клетки тесные и грязные, звери в них задыхаются, кормят их плохо и не выводят на прогулку.
— Дайте срок, господин доктор, и мы сделаем все в лучшем виде, — пообещал Блоссом. — Вы можете сами взяться за зверинец и присматривать за служителями. О, что вы скажете насчет костюма ковбоя?
— Нет, премного благодарен, — отказался Джон Дулиттл. — Ковбои — грубые люди и совершенно не умеют обращаться с лошадьми. Чтобы поднять лошадь на дыбы, они бьют ее шляпой по глазам. Какая жестокость! Надеюсь, что вы отнесетесь к моим словам серьезно.
— Конечно, конечно, — ответил Блоссом. — Если вы поработаете в моем цирке еще год, то все остальные цирки превратятся в сравнении с нами в балаганы. А вот, наконец, и то, что вам надо. Гусарский мундир двадцать первого полка, с орденами, эполетами и всем прочим. Он вам подойдет.
Блоссом примерил на доктора ярко-красный, расшитый золотом гусарский доломан и засиял от восторга.
— Никогда в жизни не видел ничего красивее, — радовался он. — Ну просто глаз не отвести. Публика будет довольна. А вот и сапоги, по-моему, они будут вам впору.
Доктор принял из рук Блоссома пару блестящих, как зеркало, сапог для верховой езды, сбросил с ног свои старые башмаки и натянул сапоги. В эту минуту к ним заглянул конюх.
