Эдит Несбит - Тысяча верных копий
Воцарилась зловещая тишина. Лишь королева Элиза, подхватившая на руки свою малютку при первых же словах Малеволы, слабым голосом попросила:
— О, пожалуйста, не надо, Малевола, миленькая!
А король сказал:
— Видите ли, это даже нельзя назвать официальным торжеством или приемом. Просто несколько друзей заглянули, так сказать, поздравить…
— Вижу, вижу, — согласилась Малевола, рассмеявшись своим ужасным смешком, от которого никому еще никогда не становилось весело. — Я вот тоже заглянула, так сказать. Покажите мне девочку.
Бедная королева не посмела отказать. Она неловко шагнула к Малеволе, держа на руках принцессу.
— Ну что ж! — сказала Малевола, насмешливо хмыкнув. — Ваше драгоценное дитятко получит и красоту, и добрый нрав, и прочую гроша ломаного не стоящую дребедень, которую наобещали ей эти жеманные кривляки. Но зато она будет изгнана из своего королевства. Ее будут окружать враги, но ни один человек не вступится за нее, и ей никогда не вернуть утраченного — до тех пор, пока она не найдет… — Малевола запнулась, подыскивая какое-нибудь условие поневероятней. — Пока она не найдет…
— Тысячу копий, готовых биться за нее, — произнес чей-то звонкий голос. — Тысячу копий, верных ей и только ей одной!
И какая-то юная феечка спорхнула с яблоневой ветки, где она сидела до той поры, притаившись между белыми и розовыми лепестками.
— Конечно, я еще очень молода, — сказала она, как бы извиняясь. — Я только что закончила курс Всеобщей Волшебной Истории. И я знаю, что, если фея, произнося заклинание, споткнется и остановится больше, чем на полсекунды, любая другая фея может закончить за нее. Не правда ли, Ваше Величество? — обратилась она к Беневоле. И Царица Фей признала, что такой закон существует — хотя и очень старый, и почти позабытый.
— Думаешь, ты очень умная? — возразила ей Малевола. — Дурочка ты, вот кто! Я ведь именно это и хотела сказать, вот именно это условие! Как же она найдет тысячу верных копий, если ни один человек не вступится за нее? Королевство будет потеряно, и все погибнут. То-то я напразднуюсь на поминках — уж на поминки меня пригласят! — воскликнула она, радостно потирая руки.
— Если вы закончили, — вежливо сказал король, — и если вы решительно не хотите ничего прохладительного, разрешите пожелать вам на прощание всего наилучшего! — Он собственноручно открыл дверь, и Малевола, злобно хихикая, удалилась. И тут все оставшиеся расплакались и разрыдались.
— Ничего, ничего! — наконец молвил король, вытирая глаза полой своей горностаевой мантии. — Когда это еще будет! Может быть, до той поры все как-нибудь утрясется.
Но ничего не утряслось.
Конечно, король сделал все, чтобы подготовить свою дочь к встрече с врагами. Он научил ее скакать верхом, фехтовать, стрелять из лука, а также из арбалета, пистолета, из ружья и даже из пушки. Он научил ее плавать и нырять, бегать и прыгать, бороться и боксировать; и принцесса выросла такой крепкой и сильной, что могла бы успешно померяться силами с любым принцем своего возраста. Но те несколько принцев, которые предлагали ей руку, узнав что у принцессы нет другого приданого, кроме того что подарили добрые феи, сразу смущались и говорили, что они, мол, проездом, что у них дела. И мгновенно испарялись.
А потом произошло самое худшее. Торговцы и лавочники, которые уже много лет предупреждали насчет самого последнего-распоследнего раза, и в самом деле решились на крайность. Они призвали соседнего короля, который немедленно выступил войной против Озимандии, разбил его войско (солдатам уже двадцать лет не платили жалованья), выгнал вон короля и королеву, заплатил торговцам по счетам (бумажек хватило обклеить чуть ли не все стены во дворце) и взял хозяйство в собственные руки.
Случилось так, что принцессы в это время не было дома. Она гостила у своей тетушки, Императрицы Орикалхии, и так как регулярной почты между этими двумя отдаленными странами не существовало, то, возвратившись домой во главе каравана из пятидесяти четырех нагруженных, неспешно шагающих верблюдов, она ожидала торжественной встречи: праздничных флагов, звенящих колоколов и улиц, запруженных веселящимся народом.
Ничего подобного. Улицы были пусты и унылы, лавки и магазины закрыты с самого обеда по случаю субботы, и ни одного знакомого лица не встретилось ей по дороге.
Она оставила караван, нагруженный подарками тетушки, за воротами и одна на своем любимом верховом верблюде подъехала к ступеням дворца, гадая, неужели король не получил ее письма, посланного накануне с почтовым голубем?
Сошла она с седла, ступила во дворец и что же увидела? На батюшкином троне сидит совершенно чужой король, а на матушкином месте — незнакомая королева.
— Где мой отец? — смело спросила принцесса, шагнув к ступеням трона. — И что вы здесь делаете?
— Я мог бы задать этот вопрос тебе, — возразил король. — Кто ты такая, чтоб спрашивать?
— Я принцесса Озилиза, — ответила она.
— Ааааа… — протянул король. — Слышали о тебе. Можно сказать, ждали. Так вот: отца твоего выселили отсюда. Нового его адреса, уж извини, не имеем.
В этот момент один из придворных подошел и шепнул на ухо королеве, что пятьдесят четыре верблюда, нагруженных шелками и бархатом, обезьянками и длиннохвостыми попугаями и самыми редкостными сокровищами Орикалхии, стоят и ждут у дворцовых ворот. Она кое-что прикинула в уме и пошепталась с королем. Он кивнул и во всеуслышание заявил:
— Я хочу огласить вам новый закон.
Все придворные тотчас бросились на пол ничком. Так благоговейно уважали законы в той стране.
— Ни один человек, если его имя Озилиза, не имеет права иметь что бы то ни было в этом королевстве, — объявил король. — Выставьте отсюда вон эту бродяжку.
Так принцесса была выгнана из своего собственного дворца, и пошла она плача по саду, в котором когда-то играла в детстве и была счастлива.
А в это время бывший мальчишка из булочной, который теперь уже сделался молодым человеком, проходил мимо с корзиной французских булочек и вдруг слышит: кто-то плачет между олеандрами. Он свернул с дороги, чтобы сказать этому человеку: «Брось, не горюй!» — кто бы это ни был. И увидел принцессу. Он узнал ее сразу.
— О принцесса! — воскликнул он. — Бросьте, не стоит горевать! Из любого положения найдется выход.
— Ах, господин булочник! — молвила принцесса, ибо она тоже узнала его. — Как же мне не горевать? Меня выгнали из собственного королевства и даже адреса моего батюшки не дали. Меня окружают враги, и ни один человек на свете не вступится за меня.
— Это не так, — сказал молодой человек (а звали-то его Эриций). — Я вступлюсь за вас. Если мне будет позволено стать вашим оруженосцем, я пойду за вами на край света и сражусь ради вас с любыми врагами.
— Вас дома не отпустят, — грустно вздохнула принцесса. — Но я все равно благодарю вас от всей души.
А во дворце тем временем произошел такой разговор. После того, как принцессу прогнали, новая королева сказала королю:
— Было бы намного лучше обезглавить ее как государственную преступницу.
И король ответил:
— Я прикажу своим арбалетчикам подстрелить ее при выходе из сада.
И вот, когда принцесса беседовала с Эрицием под олеандрами, кто-то крикнул с террасы дворца: «Вон она!» И дождь стрел брызнул над садом.
Тогда юноша бросился к принцессе и крепко обнял ее, повернувшись спиной к летящим стрелам. У короля была тысяча арбалетчиков, и все они были отменными стрелками. Эриций ощутил, как тысяча жал вонзилась ему в спину…
— Последний мой друг убит! — заплакала Озилиза. Но, будучи сильной принцессой, она не испугалась, не бросила Эриция, а потащила его в кусты, подальше от дворца, а оттуда — в лес, а там громко позвала на помощь Беневолу, Царицу Фей. И Беневола явилась на зов.
— Они убили моего единственного друга, — сказала принцесса. — Но может быть… если я выну эти стрелы…
— Ни в коем случае, — возразила Беневола. — Он сразу умрет от потери крови.
— Но если не вынуть стрел, он тоже умрет!
— Не обязательно, — ответила фея. — Дай-ка я обрежу их покороче. — И она ловко укоротила их при помощи волшебного карманного ножичка. — Я сделаю, что могу, но боюсь, что это разочарует вас обоих. — И, обратившись к бесчувственному телу юноши, лежащему перед ней с множеством обрезков стрел в спине, она громко воззвала:
— Эриций! В тот самый миг, когда я исчезну, приказываю тебе принять образ и обличье лесного ежа. Ежик, — объяснила она, повернувшись к принцессе, — единственное симпатичное существо, которое может спокойно жить с колючками, торчащими в спине. Правда, есть еще дикобразы, но они злы и неприятны. Прощай же!
С этими словами она исчезла. И в ту же секунду исчез Эриций. Принцесса осталась одна в лесу под олеандрами. Лишь возле ее ног на земле шевелился маленький-маленький и очень колючий бурый ежик.
