Сказки Бурого Медведя - Лепешкин Михаил

Слушали его мужики, головами качали. А что им делать ещё осталось? Вроде пора за вилы браться, да приказа нет. А кто его теперь, приказ тот, даст? Барин, что ли, сам на себя? Нет, будем ждать, когда чёрный старец на святую войну идти знак подаст. Так и решили мужики.

В округе же стали изменения происходить, да всё не к лучшему. Как лес вырубили, так речка обмелела, а потом и вовсе высохла. Колодцы опустели, родники иссякли, и настала сушь на земле Мешковой. Только ему-то что, он воды найдёт, а вот холопам совсем тяжко пришлось. Что такое пара кружек в день? Дети плачут, жёны сухомятку готовят, а какой с неё, с сухомятки, прок?

Всеслав над холопами сжалился, дождя наслал, а дождики-то, они тоже знают где поливать. Чего над пустыней литься, коли рядом нормальный лес стоит? Вот над лесами и пролились, усадьбе опять ничего не оставив.

Мешок тем временем думу думал. Нет, не о том, как усадьбу свою из беды выручить, а о том, где денег на домницы да рабов, которые на них спину гнуть будут, взять. Деньги-то в мешке у него были, чай, полон — набит до отказа, но то свои. А надо, чтобы на чужие это сделано было! Иначе какой он хазарин, если свои тратить будет?

Думал он, думал, и удумал. Собрал холопов и сказал:

— Палажьений сейчас тяжкий, сами видите! Патаму, дениг срочна нада! Патаму, кто до завтре долги не атдаст, того самого прадавать буду, или из семьи каго. А штоби не сбежаль ви, с сего дни кандалы носить будите. Кузнец вам их наденит, за работу и жьелезо, что на ваши кандалы пашло, патом расчитаитись! Я добрий — в долг дам!

Возмутились холопы, да чёрный старец на святую войну не поднимает, значит, не время ещё, делать нечего, встали в очередь к кузнецу, он им кандалы на ногах и заклепал. А на следующий день в усадьбе ор стоял и плач великий. Согнали хазары холопов на площади, и так как никто долга заплатить не смог — а как его заплатишь, коли сами в рогоже едва срам прикрывающей ходят — стали отбирать, кого на продажу вести. Само собой, девок помоложе, мужиков посильнее, даже детей старше десяти лет не пожалели. Большой караван набрали и довольные повели на торг. Оглянулись холопы вокруг, а народа-то почти половины нет!

— Что же ты, барин, делаешь, кто у тебя работать-то будет? — спросили не понимающие ничего холопы.

— Как като? — отвечал им Мешок. — Рабы. Я на каждий ваша девка десят васточных рабов куплю!

— А тогда зачем наших мужиков продаёшь? Они ведь тоже работать могут.

— Ви тута свои фсем кито вакруг жьивут. Патаму, в любой время сбежат могете. А васточный рабы не сваи тута, они ни сбегут. Патаму ви мине ни нужни сафсем. Но я доприй, патаму, фисем кито осталси, палавина долга пращаю!

Пригорюнились холопы — похоже, всем неволя предстоит. Пошли они, кандалами звеня, к старцу чёрному. Стали его вопросами донимать — чего, мол, народ на войну не поднимаешь? Почему паству свою на продажу отдал? Вот привезут тебе рабов восточных, так и тебя совсем заменят, на восточного кого, а нам тогда тоже другую веру принимать? А чёрный старец на все вопросы один ответ говорит:

— За грехи наши! Вот настанет время, и всё с помощью Божьей наладится.

Разошлись мужики, а старец чёрный к Мешку пошёл.

— Ты, барин, чего-то тут не то делаешь. Такты всю мою паству продашь с потрохами!

— Ай, не зуди, старик! Паривизу я тибе нових рабов, окрутишь их как тиби нада, и будит у тиби новия паства! Ти ошен полезиний! Ти рабов делиишь! Васточни раби на сдешних бабах женитси, другая народа будит. Ти иха на путь кароши наставишь, кароши раби будит.

Подумал-подумал чёрный старец, да и не стал дальше спорить. Какая ему разница, какие люди у него в приходе будут?

Мякишке в кандалах неудобно было. Ноги совсем, проклятые, стёрли. Но и то хорошо, что детишек его на продажу не выбрали и жену не забрали, а полдолга простили. Может, и не совсем плохой барин, может, опомнится ещё и нормальным станет? Вот ведь Вешка сейчас живёт себе и в ус не дует. Только он, Мякишка, тоже с камешком не расстаётся — за пазухой держит. Надо к Мешку пойти, и как-то полезным стать, тогда он его к себе приблизит и опять он, Мякишка, в лучших людях ходить будет. Достал он камешек, а тот чёрный совсем. Лишь одно белое пятнышко осталось. И что это значить должно? Эх, встретить бы опять того старика да расспросить, что да как!

Всеслав тем временем сокола пустил да его глазами увидел, что уходит на юг караван невольничий, караван скорбный. Уводят людей чужаки в рабство проклятое! Собрал он всех в Доменках на вече да весть эту сообщил. Решили люди своим помочь, в неволю не допустить. Стали собираться мужи и парни на бой, да Всеслав их не пустил. Сказал, что к бою они не приучены, а караван хазарские воины охраняют. Воин же пятерых ремесленников стоит. Крови много прольётся. Пойдут они с Вешем вдвоём, заодно проверят, как тот науку Всеславову разумеет да осваивает. Тут же, пока нет их, во всём Метеля и Дарёну слушаться.

Вышли они в лес, обернулись двумя громадными серыми волками да и пустились волчьим скоком караван догонять. А сокол Всеславов над караваном кружил — дорогу указывал.

Мешок недолго в усадьбе просидел — быстро собрался, бросил мешок свой с добром на заводного коня и поскакал вслед за обозом невольничьим. Как же он мог такой куш без присмотра оставить?

Караван он догнал недалеко от стольного города, остановил и стал с колдуном своим совет держать — как дальше быть да что делать?

— Караван надо сразу в Хазарию отправить, а то как бы тебе от князя за полон не досталось, — сказал колдун хазарский.

— Да, так лучше будет. В Хазарии я их гораздо дороже продам и рабов восточных дешевле куплю.

— Ай, не надо тебе самому в Хазарию ехать. Тебя там за предательство смерть ждёт. Лучше я туда поеду, невольников продам, рабов куплю да парой невольниц, поклонившись кому надо, тебе прощение выхлопочу. А потом воинов ещё наберу, ибо чую я, что скоро местные твоим планам сильно мешать будут.

— Они и так нам тем мешают, что на земле живут! Хорошо, а я тем временем к князю поеду. Буду у него Доменки судить да денег просить.

— Хорошо, господин, пусть удача тебе будет.

Решили они так, да и разъехались в разные стороны. Колдун с караваном в Хазарию, а Мешок в стольный град. И не заметили совсем, что рядом с ними ужик лежал. А тот после разговора ихнего в сторонку, за травкой да сучками прячась, отполз, крутнулся через себя да в Веша превратился. Подошёл Веш к Всеславу, разговор хазарский передал.

— Ну что же? Урок ты хорошо усвоил. А теперь о деле. Мы людей спасать идём. Мешок никуда пока не денется, а вот Доменкам твоим — беда грозит.

— Беда потом будет, а людей угонят — не вернёшь. За караваном спешим. Спасём людей — и в Доменки.

Прошло времени немного, и в караване странное да плохое твориться стало.

Сначала волки угнали всех лошадей. Только три лошади колдуна и остались. На то он и колдун. Двое хазар, что табун стерегли, говорили, что волки какие-то чудные были. Здоровенные да хитрющие, и никак с ними справиться нельзя, стрелы калёные их не берут, мечи булатные их не секут, будто бессмертные они. Выслушал их колдун и приказал на дереве повесить, чтобы другим неповадно было на посту спать. Но сам недоброе почуял. Оставил за себя старшего, посадил двух девок покраше на своих заводных коней, напихал что поценнее в мешок, и отправился со всей возможной скоростью в Хазарию.

А те, что с обозом остались, отправили двоих в ближайшее та, село, чтобы лошадей купили. День ждут, два, а нет никого. Отправили ещё двоих, да так же и не дождались. Разгрузили они тогда некоторые телеги, барахло в остальные сложили и в них как лошадей невольников впрягли да стали их кнутами подгонять. Тащат невольники телеги, надрываются. Их больше сотни, а хазар всего полтора десятка. Но некому скомандовать, некому народ поднять. Так и идут в неволю да ещё барахло чужое тащат. Ночью двое хазар пропало, что от костров отошли. Днём ещё трое в реке утонули. Вроде и неглубокая в этом месте речка, всегда переходили вброд спокойно, а тут течением сбило и кого по камням, кого по корягам растащило. Пока доставали, ещё один утонул. Встали хазары у реки, не знают что делать. Весь день стояли, ночью только придумали как быть. Но за ночь ещё двое пропали. Испугались тут хазары, бросили всё и побежали в стольный град к Мешку. Пусть он князю жалуется.