Пауль Маар - Новости о господине Белло
Не успел я ответить, как Белло уже протиснулся мимо Мельхиора и вбежал в комнату-башню.
— Что такое? Убери собаку! — набросился на меня Мельхиор. — Сейчас же забери свою собаку!
— Для этого мне надо сначала войти, — сказал я.
— Не лишено логики, — заметил господин Мельхиор. — Входи, забирай собаку — и вон отсюда!
Я охотно послушался с первого раза. Ну то есть отчасти послушался: я сразу вошёл. Конечно, я не собирался ловить Белло и мотать отсюда.
Комната выглядела в точности как описывала дочка господина Мельхиора. Везде валялись горы исписанной бумаги. У заваленного стола лежала такая громадная куча бумаги, что Мельхиор, кажется, сидел на ней как на кресле.
— Вам ни капельки не интересно, зачем мы пришли? — спросил я.
— Кто это «мы»? — в свою очередь спросил он.
— Мы с собакой, — ответил я.
— Интересно мне одно: чтобы вы с собакой сию же минуту убрались, — ответил он, строго посмотрел на Белло и скомандовал: — Вон!
Белло решительно замотал головой.
— Твоя собака что — без поводка и ошейника? — спросил господин Мельхиор. Белло опять помотал головой.
— А тебя я не спрашивал! — сердито сказал ему Мельхиор. Только тогда он сообразил, что разговаривает с собакой как с человеком. — Я хотел сказать, я спрашивал мальчика, — смущённо поправился он.
— Поводок моей собаке не нужен, она и так не убежит. Она меня слушается. Как правило, — объяснил я господину Мельхиору.
Белло согласно кивнул.
— Он явно понимает всё, что мы говорим, — удивился господин Мельхиор. — Поразительно!
— Ну он же раньше был человеком, — сказал я.
— Что? Как это — был человеком? Что ты имеешь в виду? — спросил господин Мельхиор. — Как это пёс раньше мог быть человеком?
— Да вы сами знаете. Это же вы виноваты в том, что псы иногда превращаются в людей! — воскликнул я, показывая на Белло.
— Что ты мелешь? Я виноват? Да как тебе такое в голову пришло?! — возмутился господин Мельхиор.
— Потому что Белло выпил ваш сок для превращений. Голубую микстуру, которую вы изобрели, — ответил я.
В подтверждение Белло кивнул.
— Мою микстуру? — похоже, он постепенно догадывался, о чём это я. — Так, значит, Эдмунд Штернхайм не вылил мою настойку? — в его голосе звучало негодование. — Он что, продолжал эксперименты?
— Нет. Он отдал жидкость Бьянке, чтобы она могла оставаться человеком. А когда Бьянка состарилась, то подарила остатки голубого сока моему папе.
— А кто такой твой папа?
— Мой папа — внук Эдмунда Штернхайма Пипин Штернхайм, — сказал я.
— А ты кто?
— А я правнук.
— Да уж это я и сам догадался, раз твой папа — его внук. Я спрашиваю, звать тебя как?
— Макс. Макс Штернхайм.
— Так, Макс, а дальше?
— Что дальше? — не понял я.
— Что было дальше с голубой настойкой?
— Ну папа удивился — он же не знал, как действует этот сок. Он просто стоял у нас в лаборатории. Голубой сок, а не папа. Папы вообще в тот день не было дома.
— Не надо подробностей! — взмолился господин Мельхиор. — Значит, сок стоял в лаборатории на… как её там… на Кленовой аллее? Да, точно, в нашей лаборатории на Кленовой, а что потом?
— Нет. Папина лаборатория — у нас в аптеке, в Львином переулке, — сказал я.
От этих подробностей он закатил глаза и, лопаясь от нетерпения, спросил:
— А потом? Потом?!
Тогда я решил рассказывать побыстрее.
— Я нечаянно уронил бутыль, и Белло стал лакать эту гадость…
— Гадость? Ты всё-таки выбирай выражения. Это же гениальное средство для превращений, — сказал господин Мельхиор.
Значит, он всё ещё гордился своим изобретением, хоть сначала и не хотел признаваться.
— Белло стал лакать гениальное средство для превращений, — поправился я. — И стал человеком, господином Белло. Мы с папой его воспитали.
Белло решительно кивнул.
— Но сейчас-то перед нами явно пёс, а не человек, — сказал господин Мельхиор. — Так что всё это ерунда!
— Да нет, вы просто не знаете, потому что вы сразу уехали от прадедушки, — поспешил объяснить я. — Действие средства со временем ослабевает. И тогда человек превращается обратно в собаку. Но эта собака, в которую он превращается, понимает всё, что мы говорим. Только сама не говорит.
Белло кивнул.
— Похоже, он и правда понимает каждое слово. Примечательно. Очень примечательный феномен. После обратного превращения в собаку в некоторой степени сохраняется человеческий интеллект. В своё время я и представить себе не мог, — пробормотал господин Мельхиор. В нём явно проснулся прежний исследовательский дух. — Значит, вы его воспитали?
— Да, он научился одеваться, носить обувь, он умел правильно есть, разговаривать с людьми…
— С людьми? — так и замер господин Мельхиор. — То есть пёс Белло мог по-настоящему разговаривать, как человек?
Белло возразил громким лаем — два раза.
И я поправил господина Мельхиора:
— Вы хотели сказать, Белло-человек мог разговаривать.
— А я так и сказал. — Потом он уточнил: — Сразу после превращения? Наверно, ему пришлось сначала учиться разговаривать, как ребёнку?
Белло помотал лохматой головой несколько раз.
— Сразу же умел говорить? С ума сойти! Никогда бы не подумал! — У господина Мельхиора заблестели глаза. — Надо немедленно записать.
Он привстал, порылся в бумажной горе и вынул один листок, который оказался весь исписан мелкими буквами и покрыт чертежами. Мельхиор пробежал их глазами, кивнул, перевернул лист и, видимо, хотел записать что-то на чистой стороне, потому что на ощупь поискал нагрудный карман на пятнистом халате.
— Где же у меня ручка? Сегодня утром вроде сунул в карман, — бормотал он. — Давно уже не могу найти. Приходится писать спичками.
Он продемонстрировал мне письменный стол. Сверху лежал лист, исписанный крупными светло-коричневыми цифрами — они уже немного осыпались. Рядом лежало несколько спичек с чёрными горелыми головками.
— Из любого положения надо уметь находить выход, — с гордостью заметил он.
— У вас халат надет задом наперёд, — сказал я. — Можно я посмотрю, нет ли ручки в нагрудном кармане?
— А я-то удивлялся, чего он не застёгивается? — пробормотал господин Мельхиор. — Задумался о чём-то совершенно другом. Тогда достань мне, пожалуйста, ручку из нагрудного… точнее сказать, из наспинного кармана.
Я обошёл господина Мельхиора, сидевшего на кипе бумаги. И правда, на спине — на бывшей передней стороне халата — в маленьком кармане торчала шариковая ручка.
Господин Мельхиор взял протянутую ручку, поблагодарил меня, записал на листе большими буквами «Языковая деятельность!!!», потом встал, положил листок на бумажную гору, сверху сел сам и сказал:
— Да уж, средство я тогда изобрёл гениальное! Вообще, у меня была такая голова, надо тебе сказать… Лучшие годы изобретателя — от восемнадцати до двадцати восьми. Всё, что потом приходило в голову, — чего уж там… Качественно, но не гениально.
— А вы могли бы ещё раз изобрести ваше гениальное средство? — спросил я. — У вас остался рецепт?
— Мельхиору Лихтблау рецепты ни к чему, — сказал он, — всё на своём месте, — и он указал на лоб.
— А вы не могли бы написать мне рецепт? — попросил я. — Тогда мой папа приготовит средство у нас в аптеке и даст его Белло. И он тогда наконец опять станет господином Белло и останется человеком.
— А зачем это надо? Твой Белло и так прекрасный пёс. Такой ухоженный. Зачем ему обязательно становиться человеком?
— Потому что Белло-человек был моим лучшим другом и мы могли болтать с ним о чём угодно. Потому что он жил у меня в комнате и смешно выговаривал слова. Потому что… — я пытался вспомнить, почему ещё. — Потому что… потому что Белло сам хочет опять превратиться в человека. Теперь он понял, как здорово, когда можно разговаривать и всё рассказывать другу Белло кивнул, потом положил переднюю лапу Мельхиору на колени и уставился на него карими собачьими глазами.
Тут уж даже господин Мельхиор не смог устоять. Он сунул в ухо указательный палец и задумался. Как потом оказалось, он всегда засовывал палец в ухо, когда надо было особенно крепко раскинуть мозгами. В итоге он произнёс:
— Хм, — а потом добавил ещё три раза: — Хм, хм, хм!
Мы с Белло напряжённо ждали.
— Может быть, я и правда зря не записал тот рецепт. Память, похоже, подводит, — наконец произнёс он, вынув палец из уха. — Прошло ведь лет шестьдесят, не меньше. Неудивительно, что возникают известные трудности. Ты, например, можешь вспомнить, где был шестьдесят лет назад? Ну да, тебе и шестидесяти-то нет.
— Так, значит… Неужели вы забыли, как смешали голубое средство? — спросил я.
— Да нет, такое не забывается, — мечтательно протянул он. — Мне было восемнадцать, я работал в полную силу. Ночь. Полнолуние. Я всыпал ингредиенты в медный котёл и быстро нагрел. Жидкость забурлила — и вдруг изменила цвет. Вместо светлого ультрамарина приобрела густой кобальтовый колер. Но самое интересное, что новый цвет сохранился и после того, как жидкость остыла. Крайне любопытный случай, ты не находишь?
