Фольклор - Русские народные сказки. Антология
Старуха блины ей кидала и била ее, собачка — все свое…
Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идет падчерица — в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжелый. Старуха глянула — и руки врозь…
— Запрягай, старый хрыч, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место…
Старик посадил старухину дочь в сани, повез ее в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.
Старухина дочь сидит, зубами стучит.
А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает:
— Тепло ли тебе, девица?
А она ему:
— Ой, студено! Не скрипи, не трещи, Морозко…
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощелкивать.
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
— Ой, руки, ноги отмерзли! Уйди, Морозко…
Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал:
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
— Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!
Рассердился Морозко да так хватил, что старухина дочь окостенела.
Чуть свет старуха посылает мужа:
— Запрягай скорее, старый хрыч, поезжай за дочерью, привези ее в злате-серебре…
Старик уехал. А собачка под столом:
— Тяф, тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут.
Старуха кинула ей пирог:
— Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате-серебре везут…»
А собачка — все свое:
— Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут…
Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях мертвая. Заголосила старуха, да поздно.
СЕСТРИЦА АЛЁНУШКА И БРАТЕЦ ИВАНУШКА
Жили-были старик да старуха, у них была дочка Аленушка да сынок Иванушка.
Старик со старухой умерли. Остались Аленушка да Иванушка одни-одинешеньки.
Пошла Аленушка на работу и братца с собой взяла. Идут они по дальнему пути, по широкому полю, и захотелось Иванушке пить.
— Сестрица Аленушка, я пить хочу!
— Подожди, братец, дойдем до колодца.
Шли-шли — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит коровье копытце полно водицы.
— Сестрица Аленушка, хлебну я из копытца!
— Не пей, братец, теленочком станешь!
Братец послушался, пошли дальше.
Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит лошадиное копытце полно водицы.
— Сестрица Аленушка, напьюсь я из копытца!
— Не пей, братец, жеребеночком станешь!
Вздохнул Иванушка, опять пошли дальше.
Идут, идут — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит козье копытце полно водицы. Иванушка говорит:
— Сестрица Аленушка, мочи нет: напьюсь я из копытца!
— Не пей, братец, козленочком станешь!
Не послушался Иванушка и напился из козьего копытца.
Напился и стал козленочком…
Зовет Аленушка братца, а вместо Иванушки бежит за ней беленький козленочек.
Залилась Аленушка слезами, села под стожок — плачет, а козленочек возле нее скачет.
В ту пору ехал мимо купец:
— О чем, красная девица, плачешь?
Рассказала ему Аленушка про свою беду.
Купец ей говорит:
— Поди за меня замуж. Я тебя наряжу в злато-серебро, и козленочек будет жить с нами.
Аленушка подумала, подумала и пошла за купца замуж.
Стали они жить-поживать, и козленочек с ними живет, ест-пьет с Аленушкой из одной чашки.
Один раз купца не было дома. Откуда ни возьмись, приходит ведьма: стала под Аленушкино окошко и так-то ласково начала звать ее купаться на реку.
Привела ведьма Аленушку на реку. Кинулась на нее, привязала Аленушке на шею камень и бросила ее в воду.
А сама оборотилась Аленушкой, нарядилась в ее платье и пришла в ее хоромы. Никто ведьму не распознал. Купец вернулся — и тот не распознал.
Одному козленочку все было ведомо. Повесил он голову, не пьет, не ест. Утром и вечером ходит по бережку около воды и зовет:
— Аленушка, сестрица моя!..Выплынь, выплынь на бережок…
Узнала об этом ведьма и стала просить мужа — зарежь да зарежь козленка…
Купцу жалко было козленочка, привык он к нему. А ведьма так пристает, так упрашивает, — делать нечего, купец согласился:
— Ну, зарежь его…
Велела ведьма разложить костры высокие, греть котлы чугунные, точить ножи булатные.
Козленочек проведал, что ему недолго жить, и говорит названому отцу:
— Перед смертью пусти меня на речку сходить, водицы испить, кишочки прополоскать.
— Ну, сходи.
Побежал козленочек на речку, стал на берегу и жалобнехонько закричал:
— Аленушка, сестрица моя!Выплынь, выплынь на бережок.Костры горят высокие,Котлы кипят чугунные,Ножи точат булатные,Хотят меня зарезати!
Аленушка из реки ему отвечает:
— Ах, братец мой Иванушка!Тяжел камень на дно тянет,Шелкова трава ноги спутала,Желты пески на груди легли.
А ведьма ищет козленочка, не может найти и посылает слугу:
— Пойди найди козленка, приведи его ко мне.
Пошел слуга на реку и видит: по берегу бегает козленочек и жалобнехонько зовет:
— Аленушка, сестрица моя!Выплынь, выплынь на бережок.Костры горят высокие,Котлы кипят чугунные,Ножи точат булатные,Хотят меня зарезати!
А из реки ему отвечают:
— Ах, братец мой Иванушка!Тяжел камень на дно тянет,Шелкова трава ноги спутала,Желты пески на груди легли.
Слуга побежал домой и рассказал купцу про то, что слышал на речке. Собрали народ, пошли на реку, закинули сети шелковые и вытащили Аленушку на берег. Сняли камень с шеи, окунули ее в ключевую воду, одели ее в нарядное платье. Аленушка ожила и стала краше, чем была.
А козленочек от радости три раза перекинулся через голову и обернулся мальчиком Иванушкой.
Ведьму привязали к лошадиному хвосту и пустили в чистое поле.
ДОЧЬ И ПАДЧЕРИЦА
Жил старик со старухою, и была у него дочь. Вот старуха-то померла, а старик обождал немного и женился на вдове, у которой была своя дочка. Плохое житье настало стариковой дочери. Мачеха была ненавистная, отдыху не дает старику:
— Вези свою дочь в лес, в землянку, там она больше напрядет.
Что делать! Послушал мужик бабу — свез дочку в землянку, дал ей кремень, огниво да мешочек круп и говорит:
— Вот тебе огоньку; огонек не переводи, кашу вари, а сама не зевай — сиди да пряди.
Пришла ночь. Красная девица затопила печь, заварила кашу; откуда ни возьмись, мышка — говорит:
— Девица, девица! Дай мне ложечку кашки!
— Ой, моя мышенька! Разговори мою скуку — я тебе дам не одну ложку, а досыта накормлю.
Наелась мышка и ушла. Ночью вломился медведь:
— Ну-ка, девица, туши огни да давай в жмурки играть.
Мышка вскарабкалась на плечо стариковой дочери и шепчет ей на ушко:
— Не бойся, девица! Скажи: давай! Потуши огонь да под печь полезай, а я за тебя стану бегать и в колокольчик звенеть.
Так и сделалось. Гоняется медведь за мышкою — не поймает. Стал реветь да поленьями бросать. Бросал-бросал, ни разу не попал, устал и молвил:
— Мастерица, ты, девица, в жмурки играть! За то пришлю тебе утром стадо коней да воз серебра.
Наутро говорит баба:
— Поезжай, старик, проведай-ка дочь, что напряла она в ночь.
Уехал старик, а баба сидит да ждет: как-то он дочерние косточки привезет. Пришло время старику ворочаться, а собака:
— Тяф-тяф-тяф! С стариком дочка едет, стадо коней гонит, воз серебра везет.
— Врешь, мерзкая собачонка! Это в кузове косточки гремят!
Вот ворота заскрипели, кони во двор вбежали, а дочка с отцом на возу сидят: полон воз серебра. У бабы от жадности глаза разгорелись.
— Экая важность! — кричит. — Повези-ка мою дочку в лес; моя дочка два стада коней пригонит, два воза серебра притащит.
Повез мужик и бабину дочь в землянку; дал ей кремень, огниво, мешочек круп и оставил одну. Об вечеру заварила она кашу. Прибежала мышка и просит:
— Наташка! Наташка! Сладка ль твоя кашка? Дай хоть ложечку!
— Ишь какая! — закричала Наташка и швырнула в нее ложкой.
Мышка убежала, а Наташка знай себе уписывает одна кашу. Съела полный горшок, огни позадула, прилегла в углу и заснула. Пришла полночь, вломился медведь и говорит:
