Энрико Новелли - Чуффеттино
Чуффеттино, не поняв хорошенько, что от него требуют, молча наклонил голову, и Пепино Косой продолжал, обращаясь к своим приближенным, сидевшим в своих креслах в позах людей, занятых глубокомысленным созерцанием:
— Я вижу, что вы погружены в разрешение великих вопросов, о которых я вам говорил, — хвалю вас. В жизни необходимо подолгу всегда обо всем соображать… Тем не менее, не надо переходить известных границ… Мы уже соображаем здесь в течение 6-ти часов. Пора закрывать заседание. Но, может быть, есть еще какие-нибудь неотложные дела?
Полное глубокое молчание было ответом на вопрос монарха.
— Вы меня слышали, господин докладчик?! — пронзительно закричал король Лентяев, которому почему-то совсем не хотелось спать в этот вечер. — Отвечайте же, какие еще есть дела?
То же глубокое молчание.
Тогда король, поднявшись с кресла, подошел к докладчику и прокричал ему в самое ухо:
— Есть еще дела?
— Что?! Что такое? Где? — испуганно воскликнул чиновник, подпрыгнув в кресле.
Пепино Косой с необыкновенным терпением повторил свой вопрос.
— А! Конечно, конечно, — ответил докладчик, протирая глаза, — ваше величество изволило меня так напугать… Итак, я продолжаю. Жители предместья нашей столицы просят об уменьшении напоров, так как сбор картофеля в этом году был очень плох…
— Подумаем… Ведь у нас время есть. Не правда ли?
— Еще бы! Мы можем обсудить этот вопрос через два-три года, ваше величество… Да. Потом тут есть дело об ужасном грабителе Скварчаголе, который, помните, захватил этот великолепный замок на берегу моря?.. Вот уже семь лет, как это дело все откладывается.
— В таком случае, какая беда, если оно отложится еще на каких-нибудь семь лет.
— Совершенно верно, ваше величество. Этот разбойник совсем не спешит быть приговоренным. Сейчас он ест, пьет, курит и играет в карты со своими тюремными сторожами.
— Дальше…
— Рассмотрим теперь общественные дела. Жители Страдиаполиса все продолжают волноваться по поводу этого знаменитого моста…
— Опять?! Все еще говорят об этом мосте?
— Ваше величество, вот уже десять лет, как этому мосту угрожает провал. А если он провалится, то город останется разделенным рекой на две части, так как у нас другого моста нет.
— Можно будет переезжать через реку в лодке.
— О, разумеется!
— В таком случае, — подождем. К чему торопиться? Одно из двух: или мост провалится, и тогда всегда еще будет время его восстановить на старом фундаменте, или он не провалится, и тогда ни к чему все эти предварительные рассуждения… Есть еще что-нибудь?
— Неподалеку от столицы горит село… Все жители разбежались…
— Клянусь моим великим предком — Пепином «Сухим» — раз село уже загорелось, то надо предоставить ему гореть.
— Вот это — мудрое решение, — пробормотал насмешливо Чуффеттино.
Остальные чины двора, разбуженные докладчиком, прокричали в один голос: «Ваше величество совершенно правы!» и после этих слов удалились из залы заседания.
Оставшись наедине с нашим героем, король Лентяев долго и молча его разглядывал, при чем в его взгляде было более любопытства, чем доброжелательства.
Чуффеттино во время этого осмотра чувствовал себя очень неловко, не знал куда смотреть и как держать руки.
— Ты очень мал ростом, — значительным тоном произнес Пепино после долгого молчания.
«Удивительное открытие, нечего сказать», — подумал мальчик, но не произнес ни слова.
— Совсем точно маленькая ученая обезьянка.
— Еще что! — прошептал сквозь зубы мальчик.
— А теперь, — произнес король, ложась на низкий диван и закуривая великолепную турецкую трубку, — показывай свое искусство, шут! Развлекай меня!
Чуффеттино с удивлением взглянул на него и не двинулся с места.
— Ну, что же? — с нетерпением повторил Пепино. — Что же ты меня не развлекаешь? Ты видишь — я скучаю! Заставь меня смеяться до упаду.
— Но я… я не знаю… я никогда не был шутом, — с усилием выговорил Чуффеттино. — И не знаю… Хотите, может быть, чтобы я пустил вам в нос гусара? Это заставит вас засмеяться…
— Что такое?! — спросил обиженным тоном король Лентяев. — В нос гусара?! Вы забываетесь, господин Чуффеттино! Знайте, что если вы будете дурно себя вести, то я посажу вас на цепь, как непослушную обезьянку.
— Что же мне придумать, — со вздохом прошептал мальчуган, — О, Фея Детей, — помоги мне!
— Что же ты молчишь? — спросил снова Пепино Косой, и продолжал более мягким тоном: — Скажи, может быть, ты сумеешь глотать шпаги? Или горящий спирт?
— Все это чересчур неудобоваримые вещи, — ответил мальчик, стараясь себя подбодрить.
— Но, по крайней мере ты, может быть, скажешь, о чем я сейчас думаю?.. Это уже кажется совсем не трудно, — ответь!
— Вы сейчас ни о чем не думаете, — вдохновившись, ответил мальчик.
— Молодец! Я вижу, ты не без способностей. Выучи меня какой-нибудь игре в карты!
— Никаких карточных игр я не знаю.
— Ну, знаешь, с тобой нужно не мало терпения, Чуффеттино. Но, так и быть, я прощу тебя, если ты мне сделаешь сейчас несколько хороших сальто-мортале.
— Может быть, вас удовлетворит полдюжины хороших прыжков и скачков? — предложил Чуффеттино.
— Посмотрим…
Мальчик начал проделывать целый ряд всевозможных прыжков, заимствованных им у марионеток, — таких смешных, что король Лентяев разразился громким хохотом и смеялся, смеялся без конца…
— Да… да… это очень недурно… очень!.. — выговорил он, наконец, вытирая слезы, выступившие у него на глаза от его судорожного хохота. — Ты совсем точно настоящая обезьянка. Я доволен, я очень доволен… Может быть, знаешь еще что-нибудь в этом роде?
— А еще вот это…
И Чуффеттино снова начал скакать и прыгать по комнате.
— Браво!.. Браво! Великолепно.
Чуффеттино должен был проделать все эти свои упражнения, по крайней мере, 50 раз сряду, после чего Пепино потребовал, чтобы он опять повторил их все с самого начала. Так продолжалось до поздней ночи. Уходя из залы. Пепино сказал нашему герою:
— Теперь я вполне убедился, что ты можешь меня отлично развлекать, и с этих пор твое присутствие во дворце становится безусловно необходимым. Это — большое удовольствие для такого занятого человека, как я, который должен подавать собой пример целому народу Лентяев, жертвуя всем для ничегонеделанья, это, — повторяю, большое удовольствие — иметь в своем распоряжении такую маленькую грациозную ученую обезьянку.
И, в знак своего высокого благоволения и удовольствия, Пепино Косой подарил Чуффеттино мятную карамельку — из тех, которых дают по три штуки на пятачок.
Глава девятнадцатая, в которой Фея Детей сообщает, что тяжелые испытания Чуффеттино кончились
После трех дней такой работы, Чуффеттино овладело страшное уныние и отвращенье. Этот король Лентяев, надоедавший ему своими вечными сравниваниями его с ученой обезьянкой; этот Страдиаполис, где все с утра до вечера спали; дворец, полный пыли, паутины и крыс; все эти мажордомы и слуги, ничего не делавшие, нечестные, ленивые; вся эта неурядица, грязь, бестолковщина, — все это наполняло душу нашего героя чувством невыразимой усталости.
Вечером, на третий день своей новой службы, войдя в свою комнату и увидя снова свою грязную сломанную кровать, Чуффеттино бросился на колени и горько, отчаянно зарыдал.
— Фея Детей, — молил он, — Добрая Фея, помоги мне!.. Помоги! Ты добрая, ты услышишь меня! Я устал… устал ничего не делать!.. Я понял твой урок и благодарю тебя, но больше я не в силах так жить… Я хочу вернуться в страну, где дети учатся, работают… где у них книги, интересные книги, в которых написано столько прекрасных рассказов… я хочу вернуться в страну, где есть учителя; хочу увидеть своих родителей, своего учителя, наш дом, свою собаку, капитана Манджиавенто! Даже моего бывшего хозяина, кузнеца Теодора! Я наказан, наказан чересчур жестоко за свои глупые, детские фантазии. Я хотел найти страну, где не надо учиться, где не знают, что такое книги, и убедился, что несчастнее, хуже такой страны нет в целом мире!.. Сжалься, добрая Фея! Теперь я окончательно, искренно раскаиваюсь во всех тех глупостях и гадостях, которые прежде делал. Я не хочу больше развлекать прыжками и гримасами лентяя Пепино… Хочу вернуться к себе на родину… хочу доказать моим старикам и всем, всем, что я сделался хорошим, что я перестал быть глупым мальчишкой… Феечка милая… сжалься! Прелестная Фея, добрая моя Фея.
И Чуффеттино плакал, плакал…
И вот опять до его слуха долетел нежный, нежный, мелодичный, как соловьиная песня, голос:
— Ты заслуживал бы, чтобы урок продолжался еще некоторое время, — ты был очень скверным, очень глупым мальчиком… Помнишь тот раз, когда ты ехал на лодке с капитаном Манджиавенто и говорил ему разный вздор, думая, что Фея Детей тебя не слышит… а я, между тем, слышала и решила тебя наказать.
