Энрико Новелли - Чуффеттино
Однажды вечером капитан сказал Чуффеттино, что так как он в течение всех последних десяти дней вел себя хорошо, то, в виде награды за такое поведение, он с этих пор будет ужинать вместе с ним в его каюте. Можете судить, как обрадовался наш мальчик! Он больше уже не мог смотреть на копченые селедки, — так они ему надоели! В довершение удовольствия капитан с этого же дня разрешил Чуффеттино и спать в его каюте, так как он считал, что душный воздух трюма мог быть мальчику вреден. Все шло хорошо. Чуффеттино творил чудеса и в течение следующих пяти дней получил от капитана Манджиавенто всего только 12 тумаков за 12 шалостей.
Подумайте, какой успех: за 5 дней всего-навсего 12 тумаков! И это еще не все! Представьте себе, что наш герой начал снова… писать! Это кажется совсем уж невероятным фактом — не правда ли? А, между тем, это так. Капитан подарил ему маленькую тетрадь, карандаш и перочинный, с двумя лезвеями, ножик из настоящего никеля, того самого металла, который чем дольше в употреблении, тем больше блестит. И вот, на радости Чуффеттино стал записывать в своей записной книжке все, что ему приходило в голову. Писал он неровным, дрожащим детским почерком. Вот некоторые выдержки из этой тетрадки: «Севодня с утра море опять спокойно но матросы надеютца что погода переменитца им стало скушно ничево не делать Севодня я видел повара он угостил миня одним бисквитом я его опнял, поцалавал и сказал что хотел бы получать ето кажды день».
Эти несколько строчек были, очевидно, написаны без особого уважения к грамматике, по Чуффеттино этим нисколько не смущался. По его определению грамматика существовала только для того, чтобы с ее помощью учителям было бы удобнее мучить детей.
Что касается Мелампо, который был без сомнения самым счастливым существом изо всех живущих на этом корабле, то он толстел и молодел с каждым днем. Единственно только зубы все еще не хотели прорезываться, но благородный пес не терял надежды и на это.
Шли счастливые дни, недели, и капитан уже думал о близком возвращении, как вдруг произошло несчастье. Однажды с вечера встал густой туман над морем. Капитан встревожился, матросы призадумались, и недаром: на рассвете следующего дня корабль наткнулся на что-то твердое, вероятно на подводную скалу. Показалась течь и, как ни бились матросы, ясно становилось, что корабль погиб.
Общее уныние овладело всеми, с судном сжились и оставлять его на произвол волн было жалко, и жутко было пуститься в этой мгле по морю, не зная куда.
Но иного выхода не было, спустили шлюпки одну за другой, и вскоре все матросы оставили корабль. После всех сошел с судна капитан Манджиавенто вместе с Чуффеттино и Мелампо.
Бросив последний взгляд на гибнущее судно, капитан сильно взмахнул веслами, и вскоре лодка вышла из полосы тумана и быстро пошла вперед.
Подгоняемая свежим ветром, со своим белоснежным парусом, делавшим ее похожей на причудливую морскую птицу, лодка быстро неслась вперед, то поднимаясь, то опускаясь на слегка покрытых пеной лазурных волнах.
Часы проходили за часами. В лодке дарило уныние. Капитан жалел о своем литературном труде, оставленном на корабле, Мелампо — о вкусном супе, Чуффеттино — о своей удобной кровати в каюте капитана. Все трое в течение целого дня ничего другого не делали, как только усердно, взапуски зевали, при чем Чуффеттино перещеголял своих товарищей, зевнув тысячу двести раз… Представьте себе, как устали от такой работы его скулы!..
К вечеру нашим друзьям стало легче. Жар свалил, солнце, немилосердно обжигавшее в течение дня их головы и спины, теперь освещало своими последними пурпуровыми лучами сине-лазурные волны; повеял прохладный вечерний ветерок… Все вздохнули с облегчением.
— Далеко еще, господин капитан? — спросил Чуффеттино, кончая обгладывать кость от ветчинного окорока, над которой он работал в течение целого часа. — По правде сказать, я здорово соскучился, — прибавил он мрачно.
— Что ж, если уж так соскучился, выйди из лодки и иди, куда тебе вздумается… И как ты, правда, можешь спрашивать, далеко ли еще нам ехать, если я даже не знаю, куда мы собственно плывем?
— Приятная служба моряка — нечего сказать.
— Не хуже и не лучше многих других.
— Работай до устали, да еще и рискуй каждую минуту отправиться в рыбье царство! И все это в сущности для чего?
— Замолчи, мальчуган, не говори глупостей. На свете всякий, кто работает, приносит пользу обществу и сознание это служит наградой за труд. Что бы было с промышленностью, с торговлей без моряков.
— Нет, знаете ли, все-таки, кем лучше всего быть на свете?
— Кем?
— Богатым барином. У меня, по крайней мере, большие к этому задатки.
— Умные речи! Нечего сказать! А я-то надеялся, что в тебе, наконец, проснулось желание работать.
Чуффеттино смутился, но возразил:
— Мне совсем не хочется работать.
Капитан Манджиавенто грустно вздохнул.
— Мне остается только пожалеть, — сказал он, — что твои слова не могут быть услышаны Феей Детей!.. Как хорошо было бы, если бы она их услышала! Знаешь, каким образом она бы тебя наказала? Исполнив твое желание.
— Но Фея Детей далеко, — грустно сказал мальчик, — чересчур далеко… Она не услышит…
— Кто знает!?. — прошептал в эту минуту чей-то нежный, нежный голос у самого уха мальчика. Он быстро обернулся, взглянул сначала на Мелампо, который спокойно дремал на дне лодки, потом на капитана, который весело смеялся, глядя на его изумленное лицо, и с раздражением спросил:
— Это вы сказали сейчас, господин капитан: «Кто знает»?
— Я?! И не думал, — все продолжая смеяться, ответил капитан.
— Но в таком случае… — Чуффеттино готов был по своему обыкновению разозлиться, но в эту минуту ему вдруг неудержимо захотелось спать.
Он лег на скамейку, закрыл глаза и моментально заснул.
На следующий день наших путешественников застигла страшная буря. Небо сделалось вдруг совсем черным, и на поверхности моря, накануне гладкой, как зеркало, стали вздыматься огромные водяные зеленые горы, окаймленные белой пеною. Бедную лодку подбрасывало, как щепку. Она попробовала было бороться с волнами, но тщетно. Мачта ее сломалась, парус унесло ветром, она потеряла сначала весла, потом руль, и наши друзья остались совершенно беспомощными во власти разъяренной стихни. Внезапно около самой их лодки разверзлась страшная бездна. Она была конусообразной формы, и во́ды, крутясь в бешеном вихре, все глубже и глубже устремлялись в эту гигантскую, черную, как ночь, воронку. Еще мгновение — стремительное течение подхватило лодку и началось страшное погружение в бездну…
Мелампо жалобно выл, Чуффеттино громко плакал, капитан кусал свои кулаки… Всякая надежда исчезла. Неожиданно лодка ударилась о подводную скалу, раздался зловещий треск, и в следующее за этим мгновенье все исчезло в бездне…
Глава шестнадцатая, в которой Чуффеттино пользуется всеми благами жизни в „Царстве Лентяев“
На утро следующего дня Чуффеттино оказался лежащим на берегу какого-то острова. Берег был очень круг, и, взобравшись на него, Чуффеттино еле переводил дух от усталости. Но вся эта усталость мигом слетела с него, когда он увидел лежащим в некотором расстоянии от берега город изумительной красоты. Точно бесчисленные гигантские бриллианты и изумруды сверкали в лучах утреннего солнца золотые купола его дворцов и минаретов, и весь он тонул в темной зелени своих рощ и садов. Редкое по красоте зрелище. От восторга Чуффеттино принялся прыгать, как обезьяна. И с громкими возгласами: «Какой дивный город! Какая красота!» — бросился бежать по широкой дороге, которая вела к городским воротам. Он бежал, что есть духу, опустив голову и не глядя перед собою, и едва не натолкнулся на телегу, запряженную парой ленивых волов, медленно двигавшуюся ему навстречу. Сидевший на возу сена человек рассмеялся тихим, беззвучным смехом, потом зевнул и сонным голосом спросил Чуффеттино.
— Куда ты торопишься, глупый малыш? Как тебе не совестно так быстро бежать? Ты мог бы размозжить свою голову, ударившись о дышло.
Чуффеттино оглядел сначала говорившего с ним полусонного возницу, потом закрывавших глаза ленивых волов и звонким голосом крикнул:
— Мне нечего стыдиться, что я бежал, а вот вам нужно было бы лучше править своими волами. А если вы не выспались, то оставались бы дома.
Возница с недовольным видом зажал уши и проговорил посла небольшого зевка:
— Ой! как ты кричишь!.. Нельзя ли потише… Ты говоришь, что я не выспался? Но я только что встал… А вот ты, должно быть, не знаешь еще, что в нашей стране бегать запрещено. Ты, очевидно, не здешний?
— Да, я не здешний… Но все равно, мой папа никогда мне не говорил, что существуют страны, где запрещается бегать…
— Ты находишься сейчас в «Царстве Лентяев», малютка, и нужно, чтобы ты знал законы страны. Жаль, что твой папа…
