Туве Янссон - Муми-тролль и шляпа Чародея
— Давайте оставим его здесь на какое-то время, — предложил Снифф.
— Никогда в жизни, — взволнованно отозвался Муми-тролль.
И они садом направились к дому. Вдруг Снорк остановился в сказал:
— Мы заблудились.
— Чушь, — отозвался Муми-тролль. — Вон же наш дровяной сарай, а вон там — мостик.
— Да, но дом-то где же? — спросил Снорк.
Странно и очень даже странно. Муми-дома на месте не было. Совершенно очевидно: его на месте не было! Они положили Мамелюка на золотистый песочек перед крылечком. Вообще-то, по правде сказать, и крыльца-то не было. А вместо него…
Но сперва надо объяснить, что произошло в Муми-долине, пока они в море вели охоту на Мамелюка.
Как уже было сказано, Муми-мама отправилась в свою спальню, чтобы немножечко подремать под шум дождя. Но перед этим она машинально скомкала вместе с мусором какие-то крестоцветные Хемуля и всё это уронила в чародейскую шляпу. Ах, лучше бы в этот день она вовсе не бралась за уборку! Потому что, когда весь дом был погружён в послеобеденный сон, хемулевы крестоцветные начали разрастаться самым волшебным образом. Извиваясь, выползли они из шляпы Чародея и поползли по полу. А дальше их побеги стали карабкаться по стенам, полезли на гардины, обвились вокруг шнурков от печных вьюшек, пролезали во всякие щёлки, в форточки и замочные скважины. Во влажном воздухе расцветали цветы и созревали фрукты с несказанной быстротой. За густой листвой не было видно крыльца; вьющиеся стебли ползли из-под стола и оплетая ножки, тянулись вверх, а другие свешивались с люстры, точно змеи. С тихим шелестом разнообразные растения всё заполняли и заполняли Муми-дом. Иногда раздавался негромкий хлопок — это распускался какой-нибудь гигантский цветок или шлёпался на ковёр мгновенно созревший плод. Но Муми-мама думала, что это просто шумит дождь. Она повернулась на другой бок и продолжала спать.
В соседней комнате находился Муми-папа. Он писал свои мемуары. Ничего интересного не произошло с тех пор, как он построил лодочную пристань. Писать было не о чем, поэтому папа решил поведать потомкам о своём раннем детстве. Его так растрогали его собственные воспоминания, что он готов был заплакать. Он всегда был необыкновенным, одарённым ребёнком, которого никто не понимал. Но когда он подрос, всё равно он оставался непонятым. Всю жизнь ему приходилось во всех отношениях очень непросто. Муми-папа всё писал и писал и думал о том, как все будут раскаиваться, когда прочтут его мемуары. Это его утешило.
— Так им всем и надо, — пробормотал он.
И в этот же самый миг на бумагу шлёпнулась спелая слива и устроила огромную синюю кляксу.
— Клянусь моим хвостом! — воскликнул он. — Видно, они возвратились домой!
Но стоило ему обернуться, как он увидел странный куст, обсыпанный жёлтыми плодами. Он подскочил от удивления, задел головой какую-то ветку, и на его письменный стол градом посыпались синие сливы. Под потолком густо переплелись ветки невидимого растения, которое продолжало расти. Его побеги медленно тянулись к окошку.
— Слышишь! Проснись! — крикнул он. — Иди скорей сюда!
Муми-мама рывком села на постели. В великом удивлении оглядывала она свою комнату, полную маленьких белых цветочков. Они свисали с потолка на тоненьких стебельках, на которых белые соцветия чередовались с изящными розетками из листьев.
— Ой, как красиво! — воскликнула Муми-мама. — Это, должно быть, Муми-тролль устроил, чтобы меня порадовать.
И, осторожно раздвинув тонкий полог из цветов, она встала с постели.
— Эй! — раздался голос Муми-папы. — Открой! Я не могу выйти отсюда!
Муми-мама попробовала отворить дверь его кабинета, но у неё ничего не получилось. Вьющиеся растения прочно забаррикадировали вход своими мощными стеблями. Тогда Муми-мама выбила стекло в двери, ведущей на крыльцо, и, приложив немало усилий, выбралась через отверстие. На крыльце разрослась огромная смоковница, а гостиная вообще превратилась в сплошные джунгли.
— Ну и ну! — сказала Муми-мама. — Это, конечно, опять чародейская шляпа!
Она присела, обмахиваясь пальмовым листом, как веером. В это время из ванной, превратившейся в папоротниковые заросли, вынырнул Ондатр и проговорил жалобно:
— Вот они последствия собирания гербариев! Мне этот ваш Хемуль никогда не нравился!
А лианы проросли сквозь печную трубу, заплели всю крышу и вообще накрыли весь дом зелёным плотным ковром.
А перед домом на дожде стоял Муми-тролль и с изумлением глядел на незнакомый зелёный холм, на котором с неслыханной быстротой распускались цветы и разнообразные плоды стремительно созревали прямо на глазах, меняя свой зелёный цвет на жёлтый, а жёлтый — на красный.
— Во всяком случае, дом стоял именно тут, — сказал Снифф.
— Да он там, внутри, — печально заметил Муми-тролль. — Только никто не может туда войти и никто не может оттуда выйти. И никогда не сможет. Никогда…
Снусмумрик подошел поближе к зелёному холму, принюхиваясь и приглядываясь. Ни окон, ни дверей не было видно. Сплошной зелёный ковёр из неведомой растительности. Он ухватился было за какой-то стебель и дёрнул его. Упругий, точно резиновый, этот стебель и не думал выдёргиваться. Он спружинил и сорвал шляпу с головы Снусмумрика.
— Опять чародейство, — сказал Снусмумрик. — В конце-то концов это уже начинает утомлять.
Тем временем Снифф обошёл вокруг заросшей зелёными ветками веранды.
— Подвальное окошко! — закричал он не своим голосом. — Оно открыто!
Муми-тролль мгновенно примчался и поглядел сквозь неплотно прикрытое окно.
— Лезем через него! — скомандовал он решительно. — Скорее, пока оно не успело зарасти!
Один за одним они спрыгнули в темноту подвала.
— Эй, вы! — окликнул их Хемуль, бывший последним. — Я же в него не пролезу!
— Ну так оставайся снаружи и постереги Мамелюка, — отозвался Снорк. — И засуши в свой гербарий весь дом!
И пока оставленный мокнуть под дождём Хемуль ворчал и ругался, они добрались до лесенки, которая вела из подвала в дом.
— Нам повезло, — сказал Муми-тролль, — дверца не закрыта, что говорит о том, как порой полезно быть разиней.
— Это я забыл её закрыть, — сказал Снифф поспешно. — Так что вся честь принадлежит мне.
И тут их глазам предстала великолепная картина: на толстом суку сидел Ондатр и ел груши.
— А мама где? — спросил Муми-тролль.
— Она пытается вырубить папу из его комнаты, — горестно покачал головой Ондатр. — Я надеюсь, что ондатровый «тот свет» окажется спокойным местечком. Я чувствую, что мне скоро придёт конец.
Все примолкли, прислушиваясь. Могучие удары топора сотрясали окружавшую их листву. Раздался оглушительный треск а за ним радостный возглас. Муми-папа вышел на свободу!
— Мама! Папа! — крикнул Муми-тролль, продираясь сквозь заросли. — Что вы тут натворили, пока я плавал по морю?
— Ах, сыночек, — отозвалась Муми-мама. — Мы опять наколбасили с этой шляпой Чародея! Ну, иди же сюда! Тут, в гардеробе, такой замечательный куст ежевики!
Ну и удивительный же это был денёк! Затеялась игра в первобытный лес. Муми-тролль был Тарзаном, а фрёкен Снорк — Джейн. Снифф получил роль сына Тарзана, Снусмумрик изображал обезьянку Читу. А Снорк ползал в траве, вставив себе устрашающие зубы из апельсиновых корок, и делал вид, что он враг.
— Тарзан голоден, — сказал Муми-тролль. — Тарзан кушать.
— Что это он сказал? — спросил Снифф.
— Он сказал, что он будет есть, — пояснила фрёкен Снорк. — Он англичанин и поэтому говорит непонятно.
Наверху, на платяном шкафу, Тарзан издал громкий первобытный клич, призывая Джейн и всех своих диких друзей.
— По крайней мере, уж хуже, чем это, ничего не может быть, — пробормотал Ондатр.
Он снова спрятался в папоротниковом лесу, обернув голову платком, чтобы хоть в ушах-то ничего не выросло.
— А теперь я украду Джейн! — закричал Снорк и, обвив её хвостом, уволок фрёкен Снорк под стол в гостиной.
Когда Тарзан вернулся домой, он понял, что произошло. Он совершил головокружительный прыжок вниз и ринулся спасать Джейн.
— Это надо же! — сказала Муми-мама. — Но, мне думается, все сегодня здорово повеселились.
— По-видимому, так, — сказал Муми-папа. — Сорви-ка мне, пожалуйста, бананчик.
На этот манер все развлекались до самого вечера. И никто из них не тревожился, что вход в подвал может зарасти, — и увы! — все думать забыли о несчастном Хемуле. А он всё сидел и сидел под дождём, в прилипшей к нему мокрой одежде, и караулил Мамелюка. Иногда он съедал яблоко, порой начинал считать тычинки какого-нибудь диковинного цветка, но чаще всего он просто тяжко вздыхал.
Наконец, дождик утих, стали сгущаться сумерки. И в тот самый момент, как закатилось солнце, случилось нечто с зелёным холмом, заключавшим в себе Муми-дом. Зелень начала вянуть так же стремительно, как она росла. Плоды сморщились и осыпались на землю. Цветы завяли, и их лепестки свернулись в трубочки. Дом снова наполнился шорохом и треском. Хемуль какое-то время понаблюдал за происходящим, потом подошёл и дёрнул за ближайшую к нему ветку. Она тут же отвалилась, и была она сухая, как прут. И тут Хемулю пришла в голову счастливая мысль. Он нагрёб огромную кучу из сухих листьев и хвороста, сходил в дровяной сарай за спичками и прямо на садовой дорожке запалил костёр. Очень довольный, Хемуль сел возле огня и просушил свою одежду. Вскоре его посетила ещё одна счастливая мысль. С превосходящей хемульские возможности силой ухватил он Мамелюка за хвост и поместил этот хвост на горячие угли догорающего костра. Для Хемуля не было на свете ничего вкуснее жареной рыбы.
