Фрэнсис Бёрнетт - Маленькая принцесса
— Мой папочка умер! Папочка умер!
Один раз она остановилась перед Эмили, которая следила за ней, и вскрикнула:
— Ты слышишь, Эмили? Слышишь? Папочка умер! Он умер в Индии — за тысячи миль отсюда!
Когда она явилась в комнату мисс Минчин, лицо ее было мертвенно-бледным, а под глазами легли глубокие тени. Губы ее были плотно сжаты, словно она не хотела выдать своих страданий. Ничто в ней не напоминало девочку в розовом шелковом платье, которая порхала, словно бабочка, от одного подарка к другому в украшенной ветками остролиста классной. Вид у нее был странный и чуть ли не нелепый.
Она сама, без помощи Мариэтт, переоделась в старое черное платье. Оно было ей коротко и узко; ее стройные ножки торчали из-под короткой юбки и казались такими длинными и худыми. Она не нашла черной ленты, чтобы подвязать волосы; густые черные локоны вились вокруг лица, подчеркивая его бледность. В руке она сжимала Эмили.
— Положите куклу, — сказала мисс Минчин. — Зачем вы ее принесли?
— Нет, — отвечала Сара, — Я ее не положу. У меня больше никого нет. Мне ее папочка подарил.
Мисс Минчин всегда испытывала неловкость в присутствии Сары; так было и теперь. Сара ответила ей не грубо, но с холодной решимостью; мисс Минчин не знала, что на это сказать, — возможно, потому, что понимала: она поступает с Сарой жестоко и бессердечно.
— Теперь у вас не будет времени для кукол, — объявила мисс Минчин. — Вам придется научиться приносить пользу. Будете работать!
Сара пристально смотрела на мисс Минчин — и не произносила ни слова.
— Теперь все будет по-другому, — продолжала мисс Минчин. — Надеюсь, мисс Амелия вам все объяснила.
— Да, — отвечала Сара. — Мой папочка умер. Он не оставил мне денег. Я очень бедна.
— Вы нищая, — произнесла мисс Минчин, чувствуя, как гнев снова овладевает ею. — Как выясняется, у вас нет ни дома, ни родственников и никого, кто бы о вас позаботился.
Худенькое, бледное лицо на мгновение дрогнуло, но Сара опять не произнесла ни звука.
— Что вы так смотрите? — резко спросила мисс Минчин. — Неужто вы так глупы, что не можете меня понять? Я говорю, что вы совсем одна на свете, что у вас никого нет, кто мог бы вам помочь, — разве что я соглашусь оставить вас здесь из милости.
— Я понимаю, — отвечала Сара тихо, словно в горле у нее стоял комок. — Я понимаю.
— Эта кукла, — вскричала мисс Минчин, указывая на великолепную новую куклу, сидящую рядом, — эта нелепая кукла с этими глупыми роскошными нарядами — ведь это я за них заплатила!
Сара повернула голову.
— Последняя Кукла, — произнесла она. — Последняя Кукла…
Ее грустный голос звучал как-то сдавленно.
— Да уж, конечно, последняя! — отрезала мисс Минчин. — Но и она принадлежит не вам, а мне.
— Тогда, пожалуйста, возьмите ее, — сказала Сара. — Мне она не нужна.
Если б она испугалась, кричала и плакала, мисс Минчин, возможно, была бы к ней снисходительнее. Она любила распоряжаться и видеть свое превосходство, но, глядя на бледное лицо и сжатые губы Сары, слушая ее негромкий сдержанный голос, мисс Минчин чувствовала себя так, словно все ее превосходство не ставится ни во что.
— Перестаньте важничать, — сказала она. — Время для этого прошло. Вы больше не принцесса. Я отошлю ваш экипаж и пони — а горничную рассчитаю. Вы будете донашивать свои старые платья, те, что попроще, — нарядные больше не соответствуют вашему положению. Теперь вы такая же, как Бекки, — и должны сами зарабатывать себе на хлеб.
К удивлению мисс Минчин, в глазах Сары мелькнул слабый проблеск — то был проблеск надежды.
— Значит, я смогу работать? Если я смогу работать, тогда все остальное не так уж важно. Что я буду делать?
— Вы будете делать все, что вам прикажут, — отвечала мисс Минчин. — Вы неглупы и быстро освоитесь. Возможно, я позволю вам остаться здесь, если вы будете стараться. Вы хорошо говорите по-французски, будете учить малышей.
— Вы мне позволите? — воскликнула Сара. — Позвольте, пожалуйста. Я знаю, что смогу хорошо их учить. Я их люблю, и они меня тоже.
— Все это вздор, — возразила мисс Минчин. — Вам придется не только учить малышей. Будете у нас на посылках, и помогать не только в классе, но и на кухне. Если вы мне не угодите, я вас выгоню. А теперь идите.
С минуту Сара стояла, глядя на мисс Минчин. В голове у нее мелькали странные мысли. Потом она повернулась и направилась к двери.
— Стойте! — приказала мисс Минчин. — Разве вы не хотите меня поблагодарить?
Сара остановилась — странные мысли овладели ею.
— За что? — спросила она.
— За мою доброту, — отвечала мисс Минчин. — За то, что у вас будет дом.
Сара шагнула к ней. Ее худенькая грудь вздымалась.
— Вы не добры, — отвечала она с недетской страстью. — Вы совсем не добры. И то, что вы мне предлагаете, — не дом.
Мисс Минчин не успела ответить — Сара повернулась и выбежала из комнаты. Мисс Минчин, словно окаменев, с гневом поглядела ей вслед.
По лестнице Сара поднималась медленно и тяжело дыша; она крепко прижимала к себе Эмили.
«Как жаль, что она молчит, — думала Сара. — Если б она могла говорить… Если б она могла говорить…»
Она хотела уйти в свою комнату, лечь на тигровую шкуру, смотреть в огонь, прижавшись щекой к голове зверя, и думать, думать, думать… Но когда она поднялась на площадку, из ее комнаты вышла мисс Амелия и, закрыв за собой дверь, остановилась перед нею с неловким и взволнованным видом. Дело в том, что в глубине души она стыдилась того, что ей приказали сделать.
— Вам… вам нельзя туда, — сказала она.
— Нельзя? — воскликнула Сара и отступила на шаг.
— Это больше не ваша комната, — отвечала мисс Амелия и слегка покраснела.
Внезапно Сара поняла. Так вот о чем говорила мисс Минчин!
— Где же теперь моя комната? — спросила Сара, от души надеясь, что голос ее не дрожит.
— Вы будете спать с Бекки на чердаке.
Сара знала, где это. Бекки ей говорила. Она повернулась и пошла дальше по лестнице. Последний пролет был узким, его покрывали вытертые ковровые дорожки. Она чувствовала, что уходит далеко-далеко, оставляя позади тот мир, где жила другая девочка, которая, казалось, не имела с ней ничего общего. Она же поднималась вверх по лестнице в коротком и узком старом платьице — и была совсем другим существом.
Когда Сара поднялась наверх и открыла дверь на чердак, сердце у нее упало. Она затворила дверь и, прислонись к ней, огляделась.
Да, это был другой мир. Покатый потолок покрывала почерневшая от времени, местами облупившаяся побелка. Камин с заржавевшей решеткой, старая железная кровать, твердая, как камень, накрытая выцветшим покрывалом. Здесь стояло еще кое-что из старой мебели. В слуховое окно виднелся краешек мрачного серого неба, а под ним стояла старая скамеечка для ног, обитая потертой красной материей. Сара подошла к скамеечке и села. Она редко плакала. Не плакала она и теперь. Она взяла на колени Эмили и, обняв ее, прижалась к ней лицом; так и сидела, опустив темную головку, сидела беззвучно, неподвижно.
Внезапно в дверь тихо постучали. Это был такой тихий, такой робкий стук, что поначалу Сара его не расслышала. Она опомнилась, только когда кто-то робко толкнул дверь и в комнату заглянуло заплаканное лицо. Это была Бекки — Бекки, которая проплакала все это время, скрывая свои слезы и утирая глаза фартуком, данным ей для работы на кухне, отчего вид у нее был теперь более чем странный.
— Ах, мисс, — произнесла она негромко. — Можно мне… вы разрешите мне… войти?
Сара подняла голову и посмотрела на нее. Она попробовала улыбнуться — но безуспешно. Вдруг — под влиянием любви и скорби, которые светились в глазах плачущей Бекки, — Сарино лицо дрогнуло, став почти детским. Она протянула руку и всхлипнула.
— Ах, Бекки, — сказала она. — Я же тебе говорила, что мы совсем одинаковые… мы просто две девочки… две маленькие девочки. Видишь, как это верно. Между нами сейчас нет никакой разницы. Я больше уже не принцесса.
Бекки кинулась к Саре и, плача, опустилась рядом с ней на колени.
— Нет, мисс, вы принцесса! — вскричала она, задыхаясь. — Что бы ни случилось… что угодно… вы все равно будете принцессой… вас ничто не изменит… ничто…
ГЛАВА 8
На чердаке
Свою первую ночь на чердаке Сара запомнила на всю жизнь. Всю ночь она горевала — это было безудержное, недетское горе, о котором потом она никому никогда не рассказывала. Никто бы ее не понял. Возможно, было даже лучше, что непривычное окружение ее несколько отвлекло. Иначе поразившее ее горе совсем бы ее сломило: слишком оно было тяжко для детской души. Правда, в ту ночь она и не помышляла о себе — она думала лишь об отце.
— Папочка умер! — шептала она про себя. — Папочка умер!
Только впоследствии, много времени спустя, ей припомнилось, что постель у нее была такая жесткая, что, как она ни ворочалась, ей никак не удавалось улечься поудобнее; что на чердаке царила кромешная тьма, а ветер выл над головой, словно зверь. Позже она услыхала и другие звуки, которые еще пуще напугали ее. За стенами и плинтусами слышался какой-то шорох, возня и писк. Сара вспомнила слова Бекки. Это были мыши и крысы: они бегали, играли, дрались. Раз или два она даже слышала, как кто-то пробежал, стуча коготками, по комнате. Впоследствии она вспоминала, что, услышав эти звуки впервые, она вскочила и, трепеща от страха, забралась с головой под одеяло.
