Автор Неизвестен - Сказки народов Бирмы
— Жители суши, населяющие эти леса и горы, питающиеся плодами полей и лесов, жители воды, населяющие пруды и озера, добывающие корм в воде, а также те, кто имеет крылья и летает, ― все сухопутные, водные и летающие по воздуху существа должны жить в мире, любить друг друга, не причинять никому зла. Так повелеваю я, хранитель этого пруда. Сейчас я услыхал о страшном преступлении. Огромный слон жестоко искалечил маленького и безобидного патана. Этот слон нарушил мое повеление всем жителям суши, воды и воздуха. По закону небес я сам рассужу это дело.
Когда нат-хранитель громогласно объявил об этом, его голос услыхали по всей округе живые существа, населяющие лес, горы, поля, воды и воздух. Все сошлись в положенном месте и стали ждать справедливого суда. Тогда хранитель пруда обратился к большому старому слону и спросил:
— О слон, правда ли, что ты прыгнул в пруд и раздавил маленького патана, мирно плававшего в воде?
— Истинная правда, владыка, ― ответил слон.
— Знаешь ли ты, что бедный патан лишился кишок?
— Знаю, владыка!
— Почему же ты сделан это, о слон?
— Справедливый владыка, мне было очень жарко, я изнемог от усталости, вот и улегся отдохнуть на кунжутном поле. Спокойно лежал и дремал. Вдруг раздался шум, и целая туча кунжутных зерен, словно их бросила человеческая рука, осыпала меня. Эти жесткие зерна набились мне в глаза. Было нестерпимо больно, и глазах кололо и щипало, я бросился к пруду. Бежал зажмурившись, так с разбегу и прыгнул в воду. Глаза-то у меня были закрыты, вот я и не заметил патана. А калечить его и в мыслях не было!
Хранитель пруда вызвал к себе кунжутные зерна и, когда они явились, спросил:
— О верна кунжута, зачем вы целой тучей налетела на слона, мирно отдыхавшего на вашем поле, и засорили ему глаза?
И кунжутные зерна ответили:
— Мы расскажем тебе истинную правду, владыка. Время расставания с материнским растением еще не наступило, и мы все спокойно сидели на своих местах. Вдруг огромная тыква скатилась с горы и с такой силой ударила по стеблю, что мы выпрыгнули из материнской утробы, хотя еще было очень рано. Выскочили и рассыпались в разные стороны, кто куда попал. А некоторые залетели слону прямо в глаза. Но мы этого вовсе не хотели. Нам бы еще сидеть да зреть!
Выслушав кунжутные зерна, хранитель пруда обратился к тыкве:
— Послушай, тыква, что за сила толкнула тебя с горы? И зачем ты ударила по стеблям кунжута так, что еще не созревшие зерна высыпались до срока?
— О справедливый владыка, ― сказала тыква, ― я мирно лежала на своем месте, грелась на солнце, тучнела и думать не думала о том, чтобы расставаться со своими сестрами. И тут нежданно-негаданно примчался молодой олень, запутался ногами в ползучих стеблях, а потом как рванется: сам упал, переломал все побеги, потоптал листья. Ну а я случайно оторвалась и полетела под гору. С треском скатилась, ударила по стеблям кунжута, вот зерна и высыпались. Да только я вовсе и не думала вредить кунжутным семенам!
Когда тыква закончила свою речь, хранитель пруда отпустил ее и подумал про себя, что дело это долгое и запутанное. Верно, только олень и знает, кто тут виноват. И хранитель пруда велел привести к нему молодого оленя.
— В здравом ли ты уме, олень, ― начал хранитель пруда, ― если решился в такую жару мчаться сломя голову да еще и не глядя под ноги? Зачем ты поломал побеги большой тыквы и сбросил ее с горы?
— О справедливый владыка, моей вины здесь нет! ― отвечал молодой олень. ― Я сладко спал под деревом уши, что на расстоянии одного зова отсюда. И вдруг обезьяна, сидевшая на верхнем суку, запустила в меня большим плодом. Я мигом проснулся от жестокой боли и бросился бежать. Хотел укрыться в горной пещере, да, на беду, запутался в побегах горной тыквы. И сам упал, и стебель поломал. А тыква оторвалась. Но только, владыка, не собирался я топтать и портить тыквенные побеги!
Тяжело вздохнул хранитель пруда и позвал обезьяну.
— Ну, что ты расскажешь? ― спросил он у обезьяны, думая про себя, что, верно, она во всем и виновата. ― Что за прихоть тебе была швырять плодами уши в молодого оленя?
— Позволь мне оправдаться, справедливый владыка! Я была очень голодна, вот в полезла на старое дерево уши. Плоды на нем сладкие и вкусные. Я лакомилась в свое удовольствие. И вдруг какая-то цикада как затрещит, да еще так громко! От неожиданности я выпустила из рук большущий плод уши. Сочный такой был, даже теперь мне еще жалко! Он и упал вниз. Да только у меня и в мыслях не было кидать его в оленя! Все вышло из-за этой цикады, о владыка!
Тут хранитель пруда наконец понял, кто виновник всего случившегося. Он позвал цикаду и, лишь только она явилась, приступил к допросу:
— Ответь, о цикада, отчего ты так громко затрещала в тот знойный полдень? Ведь из-за этого случилось столько неприятностей!
— О владыка! ― начала цикада. ― Ты справедливо заметил, что я запела слишком громко. К тому же и час для меня был неурочный. Поверь мне, не желала я никому ни зла, ни страдания. В томящую жару пахнул вдруг свежий ветер с гор, мне стало так сладко, что я не выдержала и пропела свою самую короткую и самую веселую песню! Только и всего!
Выслушав ответ цикады, хранитель пруда задумался. Он решил, что виноват в этом деле не горный ветерок, а все-таки цикада. И хранитель пруда сказал:
— Слушай меня, цикада! У тебя, как и у других, есть глаза, но ты не взглянула вокруг себя, не подумала о последствиях. Как и у остальных земных тварей, у тебя есть рот. Не смогла ты держать его закрытым, а затянула громкую песню. Ты не подумала о последствиях, а помнила лишь о своем желании повеселиться. Из-за тебя и случилось непоправимое. Больше всех пострадал ни в чем не повинный патан. Потому я решил так: выну из твоего живота кишки и вложу их несчастному патану! А ты, цикада, живи без кишок!
Так рассудил хранитель пруда, и все живые существа, обитающие на суше, в воде и в воздухе, выслушав решение, призвали его справедливым и возблагодарили мудрого владыку.
С тех пор цикада и осталась без кишок.
198. Мудрая Сунандари
Перевод Ю. Осипова
В незапамятные времена в одной стране правил король по имени Асакавинда. Был он груб в деяниях и жесток в помыслах; в гневе не ведал границ, гордость его была непомерна. Однажды король Асакавинда даже издал указ, запрещающий всякому, кто с ним встретится, смотреть в лицо государю. Вот каков был этот король.
Как-то раз министр Субаваразин по делам службы находился в королевском дворце и загляделся на свадебную процессию, что двигалась по северной дороге. Играли музыканты, молодежь пела и плясала, кругом было шумно. Субаваразин смотрел на процессию и ничего не замечал вокруг. Но вдруг он обернулся и неожиданно столкнулся лицом к лицу с самим королем. И не успел отвести взгляда.
Асакавинда пришел в великий гнев и принялся распекать министра. Долго он неистовствовал, а потом повелел:
— За то, что ты посмел пялить на меня глаза, будто ты ровня своему государю, завтра на рассвете мы с тобою посчитаемся! За свою неслыханную дерзость ты представишь мне тело свое, ибо оно не умеет склоняться в глубоком поклоне, руку свою, ибо она не привыкла приветствовать повелителя, и глаз свой, ибо не научен он быть опущенным долу!
Низко склонил голову министр, почтительно выслушал короля, и потом с печальным лицом и потускневшим взором отправился домой, думая про себя: «Завтра на рассвете пробьет мой последний час!»
Когда Субаваразин явился домой, его дочь Сунандари тотчас заметила перемену в отце, подивилась его печальному виду и спросила:
— Батюшка, отчего ты не весел?
А надо вам сказать, что дочь министра ― Сунандари была не только пригожа и нежна, но и премудра: ведь она уже побывала в стране, где правят отшельники-мудрецы, и у каждого из отшельников училась его знанию. Так к своим семнадцати годам Сунандари уже познала девять главных наук мира. Закончив учение, она возвратилась к отцу и теперь жила подле него.
Когда дочь обратилась к отцу с вопросом, он поведал ей обо всем, что с ним приключилось во дворце:
— Сегодня твой несчастный отец выглянул из дворца и увидал, как веселятся на свадьбе юноши и девушки. Долго я глядел, как они с музыкой, пением и плясками двигались по северной дороге. А потом, когда свадебная процессия скрылась из виду, я повернулся и вдруг встретился взглядом с государем. Лишь один миг я смотрел на него. Но государь сильно разгневался: как это, мол, слуга посмел поднять на него глаза! И он повелел, чтобы твой несчастный отец завтра, лишь рассветет, поднес ему свое собственное тело, свою руку и свой глаз. И это будет платой за содеянное. Ты, дочь моя, верно, понимаешь, что завтра ждет меня неминуемая гибель. И сегодняшней ночью нет мне покоя.
