Владислав Крапивин - Мальчик девочку искал
– А мамы опять нету, раным-рано ушла на рынок. Вува взял меня за руку и повел к Укропу одного… А тот: "Говори, зачем керосин? Для какого хулиганского дела?.."
– А ты?
– А я что… Я говорю: "Мама велела"… А он: "Как только она вернется с рынка, приведешь ее ко мне. Будем разбираться, зачем посылает малолетнего школьника за огнеопасным товаром. Если ты не наврал, она будет платить штраф. А если наврал… – говорит, – пора тебе познакомиться с госпожой баронессой"…
– И что теперь? – глупо спросил Авка. В душе его вырастала тихая паника.
– Я не знаю что… Мама придет, и тогда не знаю что… Я не боюсь, что попадет. То есть боюсь, но маленько. Но я не понимаю, что говорить про керосин-то… – Гуська совсем уже сырыми глазами глянул на Авку, которого он (это понятно сразу!) не выдаст никогда в жизни. Пускай его, Гуську, хоть на каторгу отправляют!
Вот она жизнь человеческая! Казалось бы, каникулы – гуляй и радуйся! – а тут с первого дня такой подарочек!
– Ничего тебе не надо знать, Гуська, – обреченно выдохнул Авка. – Иди домой, сиди там тихонько и не бойся…
Он сунул ноги в растоптанные башмаки, которые валялись на крыльце. В школу босиком – неприлично. И шагнул сразу с трех ступенек. Бывают случаи, когда нет у человека выбора. Хоть лопайся от страха, а надо идти. Потому что иначе будешь такой бзяка с отпадом, что лучше не жить на свете… Да и не в этом дело даже. Просто… не отдавать же несчастного Гусенка на съедение бессердечному Укропу и не менее бессердечной судьбе.
В школьных сводчатых коридорах было пусто и гулко. Никто не попался навстречу, даже сторож Вува. И Авка пошел прямо к директорскому кабинету. Он сообразил, что Укроп должен сейчас находиться там.
Авкины башмаки стучали по плитам уверенно, однако внутри у него сидело что-то похожее на замороженную тыкву средних размеров. Авка понимал, что останавливаться нельзя. Замрешь на секунду, и страх тут же лишит тебя последних сил.
Он крепко постучал в дверь с резными узорами в виде молодой тыквенной ботвы.
– Войдите, – сказал из-за двери знакомый укропий голос.
Авка потянул дверь и встал на пороге. Нагнул в школьном поклоне голову.
– Здравствуйте, господин Укроп.
– Следует говорить "господин классный наставник", хотя ты уже и не в моем классе, Август Головка.
– Извините. Я подумал, что вы теперь не просто наставник, а еще и заместитель директора, вот и…
Господин Укроп, тощий, в мундире со стоячим воротником, сел за столом прямее.
– Ты прав. Но тем более тебе следовало понимать, что нельзя появляться передо мной таким встрепанным и помятым. Судя по всему, ты сегодня не умывался и не причесывался.
– Я умывался и причесывался, господин заместитель директора, – безоглядно соврал Авка. – Но я очень спешил, поэтому опять растрепался…
– Что же послужило причиной твоей поспешности, Август Головка?
– Потому что Гуська не виноват!
– Что за Гуська? Излагай обстоятельства правильно составленными фразами.
– Ага… То есть я излагаю… Второклассник Густав Дых, которого вы сюда вызывали… из-за керосина… Он ни при чем, это все я…
Господин Укроп был достаточно опытный школьный работник, он сразу ухватил суть дела.
– Хочешь сказать, что это именно ты спровоцировал его поход за керосином?
– Я не спро… не ци… ну, просто очень надо было, я ему и велел…
– Почему же он не сообщил мне об этом чистосердечно?
– Ну, господин Ук… заместитель директора! Он же не мог наябедничать! Это же гугнига!
Укроп сморщился:
– Август Головка! Здесь не место для уличных словечек… Я понимаю, что этот несознательный второклассник Дых твой "хлястик". Так это у вас, кажется, называется? И твое стремление взять на себя ответственность за его необдуманный поступок достойно некоторой похвалы. Но объясни в этом случае, зачем керосин т е б е?
Это объяснить было труднее всего. Звенкин "портрет" как бы снова всплыл перед Авкой. "Не выдавай меня…" Глупая! Да если бы он и рассказал правду, разве Укроп поверил бы? "Твое упрямство и сочинительство, Август Головка, заслуживает дополнительного взыскания…"
Авка стал смотреть на свои растоптанные башмаки. С видом полностью раскаявшегося воспитанника.
– Господин заместитель директора… Я хотел пропитать керосином внутренность нескольких сухих тыкв. Чтобы получились бомбы с фейерверком. Чтобы пускать их из катапульты…
Господин Укроп на глазах похудел еще больше. Скорбно сообщил:
– Воистину нет предела хулиганской фантазии нынешних учеников…
– Господин заместитель директора, это я один придумал!
– А если бы ты устроил пожар? Ты мог сжечь нашу славную столицу!
– Но я же хотел взрывать бомбы на пустом берегу, там нечему гореть!
– А если бы ты поджег сам себя!
– У меня все равно ничего не получилось… Господин заместитель директора, я больше так не буду…
– Надеюсь. Думаю, что назначенное наказание послужит твоему исправлению… Конечно, ты уже окончил нашу школу, но еще числишься в ее списках, потому что свидетельство об окончании тебе пока не выдано, и я имею полное право поступать с тобой в соответствии со школьным уставом…
– Да, господин заместитель директора… – Замороженная тыква внутри Авки таяла. Дело близилось к развязке. Пускай она хоть какая, а все равно легче…
– Я полагаю, тебе будет полезно в течение двух недель с утра до обеда проводить время в школе, помогать господину Вуве подметать полы и чистить на всех дверях медные ручки…
"О-о-о! – тыква заледенела опять. – Две недели каникул в корзину с объедками!"
– Или… – в глазках Укропа мелькнули ехидные огоньки. – По-моему, за четыре года школьной жизни ты так и не познакомился с баронессой фон Рутенгартен. Есть возможность исправить эту оплошность… В общем, выбирай сам: господин Вува или госпожа баронесса.
Тяжелая тыква наглухо примерзла к желудку и кишкам. Морозный ужас разбежался от нее по всем жилкам. Только не баронесса! Авка уже открыл рот… Но… две недели неволи! С ума сойти… Да и к тому же, от судьбы не уйдешь. Не сейчас, так в гимназии. Не такой уж Авка примерный мальчик и отличник, чтобы ни разу не побывать у старой дамы. Рано или поздно это случается почти с каждым из мальчишек столицы. К тому же, вредный Укроп мог разболтать, что ученик Август Головка испугался баронессы. И быть тогда Авке бзякой-боякой…
– Не, – выдавил Авка. Не хочу я с ним, с Вувой…
– Вот как?
– От него воняет табаком, – сумрачно сообщил Авка, чтобы отрезать все пути.
– Ну что ж, ценю твою решимость, Август Головка, – тонко улыбнулся Укроп. – Надеюсь, баронесса пахнет приятнее…
Он достал из стола розовый листок со школьным штампом.
– Это ордер. После… беседы госпожа баронесса распишется на корешке, и ты принесешь его мне или, если меня не будет, отдашь господину Вуве. Можешь при этом зажать нос, хе-хе… Необходимую дозу воспитательного лекарства госпожа фон Рутенгартен определит сама, когда ты ей чистосердечно поведаешь о своей керосинной авантюре. Надеюсь, она будет снисходительна. Ступай. Тебе повезло, сегодня среда, приемный день у баронессы. И думаю, что, ввиду каникул, очереди к ней нет…
Авка пошел. По коридорам, по солнечной летней улице. На мягких от слабости ногах. Казалось, что все смотрят ему вслед – кто сочувственно, кто с насмешкой.
Самое время было разозлиться на Звенку, из-за которой весь этот ужас! И навсегда выкинуть ее из сердца! Но… Звенка снова маячила перед Авкой в воздухе, и на лице ее были жалость и страдание. И просьба о прощении… А стеклянная ласточка в нагрудном кармане виновато шевелилась, робко напоминала о себе. "Не раздавить бы, когда начнется… это…" – зябко подумал Авка. И решил, что будет во время "воспитательной беседы" держать птичку в кулаке – для пущей смелости и терпеливости.
Авка словно разделился на двух человек. Один – сумрачный и решительный, второй – отчаянный трус, который готов был (ик!) бежать на край света, куда-нибудь в самые глухие джунгли Диких областей. Но первый, сумрачный, был чуточку сильнее. По крайней мере, именно он командовал ногами, и ноги приближали Авку к дому баронессы.
Дом стоял на улице Чистильщиков. Он был похож на небольшой замок. Двухэтажный, под крутой черепичной крышей и с узкими, как бойницы, окнами. Сбоку была пристроена башня – глухая, граненая, словно огрызок великанского карандаша.
В башне баронесса фон Рутенгартен принимала посетителей.
Их, посетителей-то, хватало во все времена, хотя никто не стремился к баронессе по своей воле.
Баронесса считалась служащей ГВИПа – Главного Ведомства Императорской Педагогики – и носила звание советника первого разряда по делам воспитания. Такое высокое звание она получила очень давно, еще при отце нынешнего императора, добросердечном Титусе Мягкая Тыква.
Этот мудрый гуманный правитель затеял однажды в Тыквогонии большие реформы. Назначил престарелым жителям пенсии, отменил смертную казнь, закрыл две большие тюрьмы и вынес на всеобщее обсуждение закон о справедливом отношении к юным подданным его величества. По этому закону взрослым запрещалось в делах воспитания применять всякое рукоприкладство. Отныне – только доброта и умные педагогические беседы. Однако закон не получил одобрения. Возмутились родители, а также дедушки, бабушки, дядюшки и тетушки. Мол, что же это получается? Значит, никто не сможет собственному сорванцу надрать уши, дать подзатыльник или взгреть его хворостиной? До чего мы докатимся с такими порядками! Что будет с крепкими тыквогонскими семьями, которые, как известно, составляют основу общества!
