Ганс Андерсен - Сказки и истории
— Уж я-то добуду королевскую дочь! — говорили и тот и другой.
И вот отец дал каждому по прекрасному коню: тому, что знал наизусть словарь и газеты, вороного, а тому, что обладал государственным умом и вышивал подтяжки, белого. Затем братья смазали себе уголки рта рыбьим жиром, чтобы рот быстрее и легче открывался, и собрались в путь. Все слуги высыпали на двор поглядеть, как молодые господа сядут на лошадей. Вдруг является третий брат, — всего-то их было трое, да третьего никто и не считал: далеко ему было до своих ученых братьев, и звали его попросту Ганс Чурбан.
— Куда это вы так разрядились? — спросил он.
— Едем ко двору «выговорить» себе королевну! Ты не слыхал разве, о чем барабанили по всей стране?
И ему рассказали, в чем дело.
— Эге! Так и я с вами! — сказал Ганс Чурбан.
Но братья только засмеялись и уехали.
— Отец, дай мне коня! — закричал Ганс Чурбан. — Меня страсть забрала охота жениться! Возьмет королевна меня — ладно, а не возьмет — я сам ее возьму!
— Пустомеля! — сказал отец. — Не дам я тебе коня. Ты и говорить-то не умеешь! Вот братья твои — те молодцы!
— Коли не даешь коня, я возьму козла! Он мой собственный и отлично довезет меня! — И Ганс Чурбан уселся на козла верхом, всадил ему в бока пятки и пустился вдоль по дороге. Эх ты, ну, как понесся!
— Знай наших! — закричал он и запел во все горло.
А братья ехали себе потихоньку, молча; им надо было хорошенько обдумать все красные словца, которые они собирались подпустить в разговоре с королевной, — тут ведь надо было держать ухо востро.
— Го-го! — закричал Ганс Чурбан. — Вот и я! Гляньте-ка, что я нашел на дороге!
И он показал дохлую ворону.
— Чурбан! — сказали те. — Куда ты ее тащишь?
— В подарок королевне!
— Вот, вот! — сказали они, расхохотались и уехали вперед.
— Го-го! Вот и я! Гляньте-ка, что я еще нашел! Такие штуки не каждый день валяются на дороге!
Братья опять обернулись посмотреть.
— Чурбан! — сказали они. — Ведь это старый деревянный башмак, да еще без верха! И его ты тоже подаришь королевне?
— И его подарю! — ответил Ганс Чурбан.
Братья засмеялись и уехали от него вперед.
— Го-го! Вот и я! — опять закричал Ганс Чурбан. — Нет, чем дальше, тем больше! Го-го!
— Ну-ка, что ты там еще нашел? — спросили братья.
— А, нет, не скажу! Вот обрадуется-то королевна!
— Тьфу! — плюнули братья. — Да ведь это грязь из канавы!
— И еще какая! — ответил Ганс Чурбан. — Первейший сорт, в руках не удержишь, так и течет!
И он набил себе грязью полный карман.
А братья пустились от него вскачь и опередили его на целый час. У городских ворот они запаслись, как и все женихи, очередными билетами и стали в ряд. В каждом ряду было по шести человек, и ставили их так близко друг к другу, что им и шевельнуться было нельзя. И хорошо, что так, не то они распороли бы друг другу спины за то только, что один стоял впереди другого.
Все остальные жители страны собрались около дворца. Многие заглядывали в самые окна, — любопытно было посмотреть, как королевна принимает женихов. Женихи входили в залу один за другим, и как кто войдет, так язык у него сейчас и отнимется!
— Не годится! — говорила королевна. — Вон его!
Вошел старший брат, тот, что знал наизусть весь словарь. Но, постояв в рядах, он позабыл решительно все, а тут еще полы скрипят, потолок зеркальный, так что видишь самого себя вверх ногами, у каждого окна по три писца, да еще один советник, и все записывают каждое слово разговора, чтобы тиснуть сейчас же в газету да продавать на углу по два скиллинга, — просто ужас. К тому же печку так натопили, что она раскалилась докрасна.
— Какая жара здесь! — сказал наконец жених.
— Да, отцу сегодня вздумалось жарить петушков! — сказала королевна.
Жених и рот разинул, такого разговора он не ожидал и не нашелся, что ответить, а ответить-то ему хотелось как-нибудь позабавнее.
— Э-э! — проговорил он.
— Не годится! — сказала королевна. — Вон!
Пришлось ему убраться восвояси. За ним явился к королевне другой брат.
— Ужасно жарко здесь! — начал он.
— Да, мы жарим сегодня петушков! — ответила королевна.
— Как, что, ка..? — пробормотал он, и все писцы написали: «как, что, ка..?»
— Не годится! — сказала королевна. — Вон!
Тут явился Ганс Чурбан. Он въехал на козле прямо в залу.
— Вот так жарища! — сказал он.
— Да, я жарю петушков! — ответила королевна.
— Вот удача! — сказал Ганс Чурбан. — Так и мне можно будет зажарить мою ворону?
— Можно! — сказала королевна. — А у тебя есть в чем жарить? У меня нет ни кастрюли, ни сковородки!
— У меня найдется! — сказал Ганс Чурбан. — Вот посудинка, да еще с ручкой!
И он вытащил из кармана старый деревянный башмак и положил в него ворону.
— Да это целый обед! — сказала королевна. — Но где ж нам взять подливку?
— А у меня в кармане! — ответил Ганс Чурбан. — У меня ее столько, что девать некуда, хоть бросай!
И он зачерпнул из кармана горсть грязи.
— Вот это я люблю! — сказала королевна. — Ты скор на ответы, за словом в карман не лазишь, тебя я и возьму в мужья! Но знаешь ли ты, что каждое наше слово записывается и завтра попадет в газеты? Видишь, у каждого окна стоят три писца, да еще один советник? А советник-то хуже всех — ничего не понимает!
Это все она наговорила, чтобы испугать Ганса. А писцы заржали и посадили на пол кляксы.
— Ишь, какие господа! — сказал Ганс Чурбан. — Вот я сейчас угощу его!
И он, не долго думая, выворотил карман и залепил советнику все лицо грязью.
— Вот это ловко! — сказала королевна. — Я бы этого не сумела сделать, но теперь выучусь!
Так и стал Ганс Чурбан королем, женился, надел корону и сел на трон. Мы узнали все это из газеты, которую издает муниципальный советник, а на нее не след полагаться.
ИЗ ОКНА БОГАДЕЛЬНИ
Перевод А. Ганзен
ротив зеленого вала, огибающего весь Копенгаген, стоит большое красное здание; в окнах его виднеются цветочные горшки с бальзаминами и мускусом. Обстановка в доме самая неказистая, бедная, да и бедные люди живут тут. Это женская богадельня.
Смотри, вот к окну подходит старая дева, обрывает у бальзамина засохшие листики и смотрит на зеленый вал, где резвятся ребятишки. О чем она думает? Прочти ее мысли — перед тобой развернется целая житейская драма.
Бедные малютки! Как они резвятся! Какие у них розовые щечки, славные веселые глазки, хоть ни чулок, ни башмаков! Они пляшут на зеленом валу, на том самом месте, которое, по преданию, прежде все обваливалось, так что образовывалась яма. В эту-то яму заманили игрушками и цветами невинное дитя и засыпали ее, пока дитя забавлялось. С тех пор вал перестал обваливаться и покрылся чудесным дерном. Ребятишки не знают об этом предании, а то они, пожалуй, услыхали бы плач ребенка под землей и роса на траве показалась бы им горючими слезами. Они не знают и истории про короля Дании[50] который, проезжая по валу в виду подступившего неприятеля, клялся не покидать столицы и «умереть в своем гнезде». Тогда на вал сбежались все горожане — и мужчины и женщины — и принялись лить кипяток на головы врагов, одетых в белое и потому незаметно подкравшихся по снегу к самому валу.
Весело ребятишкам!
Резвись, девочка! Скоро придет время… счастливое время, настанет день конфирмации, и ты придешь сюда рука об руку со сверстницами. На тебе белое платье; недешево обошлось оно твоей матери, хоть и перешито из старого! На плечах у тебя красная шаль, которая спускается чуть не до полу, — зато видно, какая она большая… слишком даже большая. Ты в восторге от своего наряда, и сердечко твое переполнено чувством благодарности к творцу. А как хорошо тут, на валу!.. Годы идут за годами; немало приходится пережить и тяжелых, мрачных дней, но молодость берет свое, и вот у тебя есть уже жених. Ты и сама не знаешь, как это случилось! Вы встречаетесь, ходите раннею весною на вал и гуляете тут, прислушиваясь к праздничному звону колоколов. Еще нет ни одной фиалки, но в Розенборгском саду одно дерево уже покрыто зелеными почками; перед ним вы останавливаетесь… Дерево каждый год покрывается свежей листвой; не то с сердцем человеческим: его заволакивают облака, куда темнее тех, что покрывают северное небо. Бедное дитя! Брачным ложем твоего жениха становится гроб, и ты остаешься старою девой!
Теперь ты смотришь из окна богадельни на игры детей и видишь, как повторяется твоя история!
Вот какая драма развертывается перед мысленным взором старой девы, которая смотрит на зеленый вал, где сияет солнышко, а краснощекие ребята без чулок и башмаков резвятся и ликуют, как птицы небесные.