Виктор Виткович - Слово о земле Ай
— Не тревожься. Раз уж ты конем со мной поделился, плохого не жди!
Ай расчесывает Табан ияхе Тарпан-бузу гриву своим девичьим гребнем, прикалывает ему розу в челку.
Дворец Джангархана возле сидящего исполина. Исполин зевает. В джунгарском стане полрежнему шумно, людно, разгульно, пестро. Джангархан восседает на дворцовой террасе. Рядом старуха Мясекай. Перед ханом на корточках главный везир.
— Можешь идти, — говорит Джангархан. Пятясь задом, с бесчисленными поклонами, везир удаляется.
У пруда выстроились приближенные хана. Подходит везир. Теперь он до ушей налит спесью. Один из приближенных вопрошает:
— Какие повеления соизволил отдать наш владыка на нынешний день?
— Он повелел выдать войску тысячу барабанов из ханской казны, — важно говорит везир.
— Мудрое решение, — говорит приближенный.
Остальные приближенные согласно кивают.
— Он повелел еще истребить за сегодняшний день всех лягушек в пруду.
— Мудрое решение. Приближенные снова кивают.
— Но самое важное — он повелел изготовить к вечеру две затычки для ушей исполина.
— Мудрое решение, — говорит приближенный. — Но зачем Таш-пашу потребовались затычки?
— Янгызак изменил… — отвечает везир. Помолчал, смотрит, какое впечатление произвела эта весть. — И Джангархан решил послать Таш-паша, дабы покарать этого сладкоголосого нечестивца. Повелитель поклялся повесить Янгызака на его собственном языке!
Нестройными кучками едут по пустыне чджунгарские богатыри к месту, где должна начаться байга, — к горе Татывлы. На песке белеет лошадиный скелет. Мимо него вместе с другими богатырями проезжают Жургяк, Хултан-гол и Янгызак.
Подмигивая Хултан-голу, Жургяк говорит:
— Давай зарежем башкирского коня, брат Янгызак! Наедимся досыта конины…
— Что ты пристал к моему коню?
— Да ведь даровое мясо! Зря пропадает! Голову и сало я, так и быть, тебе отдам. А?
Янгызак усмехнулся:
— Твой Сары-куш не хуже. Режь его! Заодно и меня угостишь.
— Хуже, — не моргнув глазом, говорит Жургяк. — Мой Сары-куш хуже. Уж я-то в конине толк понимаю. Башкирский конь куда слаще на вкус. Давай, освежую его и разделаю вмиг!
— Да ты, я вижу, испугался, что твой конь от Табан ияхе Тарпан-буза отстанет, — насмешливо сказал Янгызак и, присвистнув, помчался быстрее.
— Смотри, Янгызак, — закричал ему вслед Жургяк. — Угодишь в могилу со своим башкирским конем!
Розовый куст. На нем сидит, подобно мрачной тени, ворона. Над юртой вьется дымок, слышен смех. Из двери весело выбегает Ай. Замерла. Смотрит в ужасе.
Ворона, нахохлившись, сидит на кусте.
— Алтын-дуга! — восклицает Ай.
Алтын-дуга выходит из юрты.
— Мне кажется, — говорит Ай тревожно, — мне чудится, что над Янгызаком нависла беда!
В ответ раздается зловещее карканье.
Джунгарские богатыри едут вразброд по полынной степи. Хултан-гол наклонился к Жургяку; змеиная улыбка играет на его губах.
— Я брата обгоню, — кивает он на едущего впереди Янгызака, — окликну его, заведу разговор. Тут его и кончай!
Жургяк неторопливо снимает с седла лук. Хултан-гол обгоняет Янгызака, останавливает коня, оборачивается и кричит:
— Янгызак!
Позади Жургяк поднимает лук, целится, а впереди виден остановившийся Хултан-гол. Он что-то говорит подъезжающему Янгызаку. Жургяк натягивает тетиву.
Янгызак улыбается. Хултан-гол говорит ему: «Если бы я тебя так не любил, брат…» Но тут Янгызак запел — и окаменел Хултан-гол с открытым ртом. Окаменел Жургяк, держа в руке натянутый лук.
Янгызак с песней отъехал в сторону, оглядывает братьев. Оборвал песню — и сразу прянула с лука Жургяка стрела, взвизгнула и влетела в открытый рот Хултан-гола. Он повалился навзничь с коня.
Жургяк остолбенело смотрит и тоже валится со своего скакуна. Он падает наземь, смеется безудержно, хрипло, свирепо. Корчится и стонет от смеха.
Съезжаются джунгары, молча смотрят на убитого. Жургяк, все еще в припадке хохота, катается по земле: «Ох!.. Ой!.. Ха-ха-ха!..» Встает и, утирая слезы, трясясь от смеха, взбирается на скакуна.
Подъезжает к Янгызаку:
— Дай я тебя обниму, брат Янгызак! Я метил в тебя, а он… он… — И опять закатился смехом, повалившись головой на холку коня.
Богатыри тронулись дальше.
— Нет, ты пойми! — восклицает Жургяк. — Я мог просто взять и выстрелить тебе в спину, а он… он… — И захохотал вновь.
Богатыри уезжают все дальше и дальше. Удаляется смех Жургяка. Среди высокой полыни лежит Хултан-гол со стрелой, торчащей изо рта.
Звуки труб возвещают начало байги. Раннее утро. Всадники, выстроившиеся цепью у подножия горы Татывлы, по знаку Жургяка, гикнули. Кони их понеслись птицами. Среди них Янгызак на Табан ияхе Тарпан-бузе. Всадники мчатся все дальше и дальше по холмистой равнине.
Алтын-дуга и Ай стоят у розового куста. Алтын-дуга говорит страстно:
— Зачем ты прячешь от меня свою любовь? Зачем тебе понадобилось, чтобы я бродил по пескам как безумный? Я — царь влюбленных, и сердце мое опутано локонами твоих волос! Не казни же меня своим равнодушием! Почему ты отстраняешься от моих поцелуев? Неужели ты хочешь обрадовать моих врагов?
Ай в ответ восклицает:
— О прекрасный, стройный, лунноликий, кудрявый! Ты — источник моей жизни, свет и радость моего сердца! Ты — свежий весенний воздух! Но я — только сухая ветвь! Как я могу зазеленеть, когда мои табынские подружки, их матери и отцы томятся в неволе у Джангархана? Освободи их, и каждый мой вздох будет лишь для тебя!
— Клянусь, — вскричал Алтын-дуга, — я их освобожу!..
Зазвучал топот копыт. Алтын-дуга и Ай поворачиваются, вглядываются. Меж песчаных барханов появляется всадник. Это Янгызак. Из юрты выходит отец красавицы Ай — Кусэр.
Табан ияхе Тарпан-буз подлетел к юрте, обежал вокруг нее и остановился как вкопанный.
— Спасибо, друг! — говорит Алтын-дуга Янгызаку.
Янгызак в изнеможении сползает с седла, встает на ноги пошатываясь! Облизывает языком пересохшие губы. Со лба его катятся ручьи пота.
— Что с тобой, сын мой? — спрашивает Кусэр.
— Да вот… — тяжело дыша, начинает Янгызак и умолкает, не в силах продолжать. Смущенно качает головой, отирает пот, протягивает руку к горлу, отстегивает застежку на вороте, говорит:
— Да вот…
— Янгызак, — взволнованно восклицает Ай, — что ты сделал сейчас?
— Я? Я приехал первым…
— Нет, сейчас, вот сейчас, что ты сделал?
Янгызак растерянно оглядывается:
— Не… не знаю.
— Ты отстегнул застежку на горле! — торжествующе говорит Ай. — Отстегнул, потому что тебе стало жарко. Теперь я знаю, как нам победить исполина!.
По пустыне идет исполин Таш-паш, шагая через десятки барханов. Из его ушей торчат концы двух огромных затычек.
Раздаются шаги, подобные грому.
Таш-паш подходит к Солнечному колодцу. Янгызак выступает вперед:
— Стой, Таш-паш!
Исполин не останавливается. Увидев Янгызака, он засмеялся:
— Ты тут, Янгызак? Ха-ха-ха!
Янгызак запел. Все окаменели. Но Таш-паш продолжает смеяться:
— Теперь ты от меня, Янгызак, никуда не уйдешь! Джангархан заткнул мне уши! Ха-ха-ха!
Нагибается, хватает вскрикнувшего Янгы-зака, поднимает его, сует себе за пазуху. Выпрямляется. Вдруг хлопает себя по лбу:
— Да, чуть не забыл!.. Красавицу…
Алтын-дуга одним движением сажает Ай в седло, вскакивает сам. Хлестнул Табан ияхе Тарпан-буза плетью. Заржал скакун, взвился, полетел по барханам. Таш-паш постоял, похлопал глазами и бросился вслед.
Всадники слились с конем, конь — с воздухом. Они мчатся так, будто вся земля — это беглянка, и они решили ее настичь во что бы то ни стало.
Подобно буре, проносится Табан ияхе Тарпан-буз на горизонте. Одним прыжком перемахнул через реку. За ним, с той же скоростью перешагнув через реку, бежит исполин.
Он все ближе и ближе. Вот уже почти настиг. Наклоняется, чтобы схватить. Прижались к коню Алтын-дуга и Ай, и скакун ускользает из-под рук исполина, мчится дальше. Таш-паш опять бросается в погоню. Все ближе, ближе… Однако теперь Табан ияхе Тарпан-буз и Таш-паш бегут тише и тише; конь и преследователь — оба устали.
Бежит Таш-паш. Ручьи пота заливают его лицо; на бегу он отирает его ладонью. Тяжело дышит. Дохнул — одинокое облако в небе закачалось, взвилось.
Несется скакун по барханам, за ним бежит исполин. Вот он протягивает руку к своему вороту. Алтын-дуга на скаку передает Ай лук и стрелу. Обливаясь потом, исполин на бегу начинает расстегивать застежку.
Вдали виднеются развалины города Булгара — того самого, житель которого некогда вылепил исполина и вдохнул в него жизнь.