Альберт Иванов - Волшебный кувшин Хомы и Суслика

Альберт Иванов

Волшебный кувшин Хомы и Суслика

Как Хома следы собирал

Бежал как-то хомяк Хома по своим делам и наткнулся на Лисий след. Там, среди травы, глинистая плешинка была, и на ней тот след отпечатался. Левой задней лапы — как определил Хома.

Только что дождь прошёл. А в чёткой вмятине на мягкой глине воды не было. Совсем свежий след. И хорошо видно, куда Лиса свои стопы направила. Вернее, стопу. В ту же сторону, куда и Хома бежал.

«Нетушки», — привычно сказал себе Хома. И хотел уже было повернуть обратно.

А Лиса — вот она! Тень её остроносая вдруг сзади на него упала. До чего же хитра рыжая: любит петлять, следы запутывать!

Замер Хома, ни с места. Куда теперь от неё денешься? Поздно.

Но со страху что только не придумаешь! И Хома быстро принялся всякими соломинками и прутиками Лисий с лед, огораживать. Да усердно так, заботливо.

А сам краем глаза на её зловещую тень поглядывает.

Застыла тень. Видать, заинтересовалась Лиса: чем это Хома-хомяк так старательно занимается? Что он тут с её следом делает? Неспроста, наверно.

— Ты чего? — наконец не выдержала Лиса.

Повернул Хома голову и вздрогнул. И хотя он собирался понарошку вздрогнуть, будто бы и не знал, что за ним Лиса стоит, — но вышло по-настоящему. Да и как тут не вздрогнуть, увидев Лису прямо за собой.

— Ох, напугала! — соврал Хома.

А соврал он не о том, что она его напугала, а о том, что вроде её не боится. Неожиданно, мол, застала.

— Красивый след! — отступил Хома немного назад, как бы любуясь отпечатком Лисьей лапы. — Правда?

— Да у меня таких следов… — начала было Лиса и спохватилась: — И без тебя знаю, что красивый! Ты мне голову не дури. Зачем мой след огораживаешь?

— Видишь ли, — скромно потупился Хома, — я — собиратель.

— Я тоже собирательница — хомяков, — осклабилась Лиса. — А ты собиратель чего?

— Ну, я-то лисиц не собираю, — криво улыбнулся Хома, — а всего-навсего разные следы, — застенчиво сказал он.

— Что? — опешила она. — Следы?.. А оградка эта зачем? Может, колдуешь? Мой след хоронишь? — забеспокоилась она.

— Скажешь тоже! — оскорблённо заметил Хома. — Оградка, чтобы никто не наступил ненароком. — И двинулся было прочь. — Пойду погуляю, подожду, пока высохнет.

— Нет, погоди, — остановила его Лиса. — Ты что, вправду всякие следы собираешь? — недоверчиво спросила она.

— Не всякие, — гордо ответил Хома. — Только красивые и чёткие. Твои, Волка, Зайца…

— Медведя, — подсказала, усмехнувшись, Лиса.

— Медведя — нет. Они в нору не пролазят, — пожаловался Хома.

— И много у тебя моих следов? — как бы небрежно спросила Лиса.

— Хватает, — сдержанно сказал Хома. — Но только трёх твоих лап: двух передних и правой задней. Наконец-то на отпечаток четвёртой лапы наткнулся. Теперь полный набор! — вновь полюбовался он на её след. — Ты хоть понимаешь, как мне повезло?!

— И давно ты этим занимаешься? — Она и верила, и не верила.

— Давно. Каких только у меня следов нет! — расхвастался Хома, положение обязывало — трудное. — Утренние и вечерние, быстрые и неторопливые, грустные и счастливые, земляные и глиняные.

— А песчаные следы у тебя есть? — прервала его хитрая Лиса.

— Песчаных нету, — удачно избежал он подвоха. — До норы донести не могу. Осыпаются.

— Ну, а быстрые следы — какие они? — не унималась она.

Но его не проведёшь.

— Быстрые — поменьше, чем медленные. Когда бежишь, не на всю лапу наступаешь.

— А счастливые следы?

— Особые, — лишь на миг замялся Хома. — Ты бываешь счастливой?

— Редко, — призналась Лиса. — Когда сыта.

— Неправда, — строго сказал собиратель следов Хома. — Я однажды видел — идёшь ты, улыбаешься, счастли-и-вая и голодная.

— Голодная и счастливая? — возмутилась Лиса.

— Из деревни шла, курицу в зубах несла, — сообщил Хома.

— Тогда конечно, — заулыбалась Лиса.

— А следы-то остались. Вот я и взял один — замечательный такой, с присохшим куриным пёрышком. Гордость моей коллекции! — похвалился он. — Не веришь?

— Теперь верю, — полыцённо кивнула она. — Меня не обманешь.

— Куда там! И как ты могла подумать?

— А чьи следы лучше — мои или Волка? — капризно спросила она.

— У него, понятно, внушительней, но грубее, зато твои — изящнее, — не разочаровал её Хома.

Он сорвал лопушок и бережно надел его на соломинки, словно крышу, над Лисьим следом.

— Пусть подсохнет.

— Зря, — поспешно заметила Лиса. — Солнышко лучше подсушит.

— И то правда, — убрал Хома лопушок. — Я гляжу, ты в нашем деле разбираешься.

— Да уж не глупее тебя, — погладила себя по голове Лиса.

— Пусть этот след здесь побудет, — деловито сказал Хома. — Идём ко мне, другие твои покажу.

А затем озабоченно:

— Нет, покарауль его здесь, а то ещё украдут!

— Кто?

— Мало ли кто! Вдруг Суслик начнёт следы собирать? Он мне давно завидует. Я лучше остальные твои следы сюда принесу.

— Ладно, — согласилась Лиса. — Неси.

— Если донесу, — хихикнул Хома и осёкся.

Лиса подозрительно посмотрела не него.

— Тяжёлые, — нашёлся Хома. — Целых три!

— Гляди у меня! Смотри, чтобы не сломались по дороге, — напутствовала его Лиса.

Хома убежал. А она осталась свой след охранять.

Долго она тут простояла.

И след её давно высох, а Хомы всё нет и нет. Как говорится, и след простыл. Его след.

Лиса и по сей день верит, что он — собиратель следов.

«Вероятно, не смог тогда донести, — полагает она, — и боялся на глаза показаться».

Вероятно, поэтому Лиса с тех пор то и дело оставляет возле его норы много следов. Всех четырёх лап!

Как Хома и Суслик волкодава от Волка уберегли

Иногда случается то, чего не ждёшь. И наоборот — что ожидаешь, то и бывает. Или не бывает. А чаше всего ничего не ожидаешь — и ничего не случается.

С Хомой всё это в один и тот же день произошло. Подряд. И ещё сверх того!

И даже не с Хомой, а с Хомой и Сусликом. В одиночку бы Хома такого испытания не выдержал. Слишком сильное потрясение!

Но начнём по порядку.

Нарвали однажды Хома и Суслик орехов в орешнике. И домой пошли. Осторожно, конечно. Всё время надо начеку быть. Всюду опасность подстерегает: то Лиса, то Волк, то Коршун.

Идут Хома и Суслик. Оглядываются, прислушиваются.

Тут и случилось то, чего они не ожидали.

Слышат — кто-то в кустах скулит. Странно так, тоненько. На Зайца-толстуна не похоже. На старину Ежа — и подавно.

А упрямый Суслик, храбрясь, всё-таки сказал:

— Не Ёж ли поёт?

— Он давно вышел из этого возраста! — отрезал Хома.

— Я и говорю, в детство впал.

— А что если это Лиса притворяется?

— Мог бы и успокоить, — задрожал Суслик.

— Того, кто плачет? — чутко прислушивался Хома.

— Меня! — в сердцах сказал лучший друг.

Почему они сразу не убежали? Потому! Поспешишь, Лису насмешишь. Уже учёные. В роще, на лугу или в поле — везде надо всё с оглядкою делать. Сразу побежишь, сразу и сцапают!

— Нет, не притворяется, — напрягая слух, задумчиво определил Хома.

— Кто? — затаил дыхание Суслик.

— Никто! Никто так притворяться не может, — продолжал вслушиваться Хома.

— А как — так? — тихо спросил Суслик.

— Так искренне, — ответил Хома.

Он смело подошёл к кустам и раздвинул ветки.

На траве лежал толстый тёмно-серый собачий щенок. Лежал и поскуливал.

— Вот не ожидал! — поразился Хома.

Суслик с опаской заглянул через его плечо:

— Чего это он?

— Наверно, потерялся.

— Ты чей? — спросил щенка Суслик.

Тот не ответил, прекратил скулить и приветливо постучал хвостом по земле.

— Вежливый, — приятно удивился Суслик.

— Радуется, малыш.

— Какой он тебе малыш? — по привычке возразил Суслик. — Он вдвое больше тебя!

— Всё равно маленький.

— Где твоя мамочка? — растроганно засюсюкал Суслик.

— Где-где! — передразнил Хома. — Говорю же, маленький. Он ещё разговаривать не умеет.

— А прислушивается!

— Ну, кое-что он уже понимает, не маленький, — согласился Хома.

Щенок, склонив голову набок, внимательно шевелил ушами.

— Глянь на его глаза. Умные, карие! — восхитился Хома.

— А разве карие — умные? Вот не знал.

— Не знал… У меня какие? Карие!

— Раз у тебя глаза тоже карие, думай, что с ним делать. Оставлять его тут нельзя, — когда надо Суслик бывал очень умным.

— Отведём его поближе к деревне. А там он сам дорогу найдёт, — решил Хома.

— А у тебя и впрямь глаза карие, — пригляделся к нему Суслик. — Раньше я что-то не замечал.