Многоножка - Вячеслав Береснев

«ДАША, ПРОСНИСЬ И ПРИЕЗЖАЙ»

Кое-как продрав глаза, Даша прочитала сообщения и сон как рукой сняло. Она слегка перепугалась и позвонила.

— Что с тобой? Где ты?

— Со мной всё нормально! Я хотел тебе показать то, что я сделал!..

— Ты знаешь, сколько времени сейчас?

— Ну, где-то два часа ночи, может быть? Прости, я знаю, поздно, но ты можешь вызвать такси или…

— Четыре утра, балбес, — Даша потёрла глаза. — Четыре. Утра.

— Что?! Уже четыре?! — переполошился Артур. — Вот те на…

— Так что ты показать хотел?

— Я хотел, чтобы ты увидела вживую! А то мало ли, сотрут или замажут! Пожалуйста!

— Ла-а-а-дно… Хорошо-о-о-о-о… — Даша рухнула обратно на одеяло, почти закрыв глаза.

— ДАША.

— А! Умфф. Ладно, — она широко зевнула. — Ну и… где ты сейчас?

Названное Артуром место было недалеко от её дома, так что обошлось без такси, и Даша дошла пешком. Она помнила залитый утренним светом город, который ещё не успел отогреться после ночи, ещё не наполнился людьми, ещё не очнулся от недолгого летнего сна. Наполненный тишиной и спокойствием, такой Ветродвинск внушал Даше умиротворение, которое для неё было так редко. В моменты, когда её ничто не гложело, она всегда задумывалась о том, как хорошо было бы навсегда остаться одной. К примеру, в таком предутреннем летнем городе, где вокруг совершенно никого нет, где никто не посмотрит косо, не обзовёт Дурьей, не возненавидит… В городе, в котором где-то сидит Артур Синицын и ждёт её, и даже нисколько не сомневается в том, что она придёт.

Шагая по пустой улице мимо детского сада, под раскидистым деревом ещё не успевшей зацвести рябины, Даша, оглядевшись по сторонам, закрыла глаза и, не останавливаясь, тихонько пропела на ходу:

— From now on

These eyes will not be blinded by the lights

From now on

What's waited till tomorrow starts tonight

Tonight…

Артур присел на поребрике, скрючившись, как задумчивый жук, и прижав ладони к щекам. Смотрел куда-то перед собой, а как только Даша его окликнула, подскочил и замахал ей.

— Сюда, сюда! Смотри!

Несколько баллончиков — видимо, истраченных, — валялись возле стены, на которой была крупная надпись большими угловатыми буквами:

СКРЫТЫЙ

СМЫСЛ

Буквы почти полностью скрыл серый квадрат, оставив только верхнюю часть слова «скрытый» и нижнюю часть слова «смысл». Только Даша заметила, что граффити, кажется, не завершено: крохотный прямоугольничек в самой середине, между словами, был не закрашен. Странно, подумалось ей. Артур вроде бы сидел и отдыхал. Мог ли он не заметить недоделанный участок, или почему-то оставил его специально?

— Круто, но… ты не докрасил, кажется, — сказала Даша. — Так и было задумано?

— Не совсем, — Артур выудил из кармана джинсов чёрный маркер и зубами дёрнул колпачок с громким чпоком. Наклонился к квадратику и вписал в него:

«Даша»

Затем закрыл маркер, сунул его обратно, потряс один из баллончиков и, зажав пальцами нос, ровным слоем нанёс последний штрих. Спустя несколько секунд маркерная надпись полностью скрылась под серым слоем.

Даша стояла, не двигаясь, пытаясь сообразить, что только что произошло. А Артур, как ни в чём ни бывало, выпрямился, кинул баллончики в кучу и снова отошёл, чтобы полюбоваться «скрытым смыслом» издалека.

— И зачем… ты это написал? — спросила Даша ровным голосом. Она действительно не понимала, какой в этом может быть… смысл.

Артур широко улыбнулся. Её почему-то бесило, когда он так делал, но бесило не до злости, а до какого-то эмоционального бессилия. Именно поэтому и бесило.

Бессило.

— Кто знает. Ну что думаешь во-о-обще?

— Очень круто. Много времени потратил?

— Начал где-то в час, когда машины ездить перестали. Но что-то не подумал, что так долго провожусь.

— Не боялся, что наедет кто-нибудь?

— Я же говорю, машин не было. Да и кто наедет, я на тротуаре…

«Я про другое, балбес… — подумала Даша. — Как же бесит… балбесит».

— Ладно, художник… Давай твой мусор убирать. Ты хоть с пакетами пришёл?

— А то как же! Я ж художник, а не вандал.

— Но что… это вообще значит, — Даша хмурила брови, когда они шли назад. — Если в этом есть смысл, зачем его скрывать? Ведь, если какой-то совершенно незнакомый человек посмотрит, он скажет, что ничего такого не видит. И подумает, что там вообще ничего нет.

— В этом и смысл. В загадке. Никто наверняка не знает, есть ли там что-нибудь. А мы с тобой знаем, что есть. В том и суть.

— И что же там есть? Моё имя, нашкрябанное маркером? Даже если какой-нибудь чудик с рентгеновским зрением как-то это разглядит, то он всё равно не поймёт, что за Даша. Это ведь могла быть какая угодно Даша.

Артур качнул головой.

— Неа. Это могла быть только ты.

На его слова Даша лишь тяжело вздохнула.

— Балбес.

* * *

Она не помнила, с какого именно момента стала ощущать разницу между ней и Артуром. Медленно растущую пропасть, которую ничем не заполнить, медленно ширящуюся трещину. Даша не давала этому никакого определения внутри своей головы, но ощущала это именно так. И долгое время отгоняла от себя тревожные мысли. Таким уж она была человеком, и предпочитала не думать о том, чего всё равно понять не сможет. Но в какой-то момент, проснувшись посреди ночи, Даша задала себе отчётливый вопрос.

В чём между нами разница?

О, несколько пунктов пришло на ум сразу же. Он скоро умрёт, а она, скорее всего, нет. Он парень, она девушка. Он настроен выжечь свою жизнь в последних годах или месяцах в стремительном искрящемся фейерверке — а она намерена спокойно прожить её, ни на что не распыляясь. Он умеет рисовать, а она не умеет. Он хочет жить, а она…

Даша смотрела в потолок.

«Я прагматик, а он мечтатель», — поставила она точку в мысленном перечислении различий. Казалось, они были различны во всём, в чём только можно.

Она лежала на кровати в своей комнате. На кухне горел свет, значит, мама ещё не вернулась. Даша всегда оставляла на кухне свет, когда ложилась спать: так создавалось ощущение, что она не одна дома, и становилось немного спокойнее.

Прижав к себе серого медвежонка, Даша перевернулась набок.

— Артур… — прошептала она в воздух, и тут же испугалась произнесённого имени, и спрятала лицо в медвежонка. Зачем она это сказала? Для чего?

«Я так много о нём думаю».

«Ну конечно. Он ведь мой друг. Он важен».

«А я важна для него?»

Трещина, казалось, достигла максимальных размеров.