Территория Холода - Наталия Ивановна Московских
– Уходи, Сухарь. Когда услышишь мою подсказку, она будет очень характерной. Ты не ошибешься.
Не дожидаюсь его реакции, поворачиваюсь к нему спиной и возобновляю путь в сторону Казармы. Некоторое время Сухарь не двигается, а потом делает несколько неуверенных шагов. По звуку я понимаю, что они удаляются, закрываю глаза и иду вслепую. Надеюсь, что слезы успеют высохнуть к тому моменту, как я дойду до Казармы.
***
Самый устрашающий корпус интерната мрачен, каким ему и полагается быть. У выдвинутой челюсти крыльца стоит одинокая фигура в камуфляже и пускает вверх призрачные облачка дыма. Обычно Майор замечает меня задолго до того, как я приближусь, но в этот раз то ли слишком занят своими мыслями, то ли я окончательно его достал, и обращать на меня внимание он не хочет.
Справедливо, если так. Я заслужил.
Подхожу к нему, борясь с желанием опустить голову, как для покаяния.
Он наконец поворачивается ко мне, и я даже на расстоянии в несколько шагов чувствую, как от него веет депрессией. Впрочем, до нее удается добраться, только если всматриваться глубоко. На первый взгляд ее совсем не видно.
– Удивительно потеплело на улице, не правда ли? – спрашиваю, не дожидаясь от него приветствия.
– Ты серьезно пришел поговорить о погоде, малыш? – Он приподнимает бровь с деланным скепсисом. – Я, по идее, не должен поощрять твои ночные гулянья по территории. – Он хочет сказать что-то еще, но не говорит, и я догадываюсь, что упущенная реплика связана с погибшим директором.
– Можете не пытаться выжимать из себя светскую беседу. Я знаю, что здесь происходит, – сообщаю без предисловий. Мой голос звучит мягко, но видимо, слух Майора замылился моими извечными претензиями к нему, поэтому он принимает оборонительную позу. Боль его потери исчезает из вида и прячется за нерушимую броню, которую он так привык выставлять напоказ.
– Даже интересно послушать, в какой теории заговора ты пришел обвинить меня на этот раз, – хмурится он.
Я делаю к нему еще шаг и качаю головой.
– Простите меня, майор, – обращаюсь к нему. Кажется, первый раз называю его кличку при нем самом. Раньше я использовал обезличенное «вы». Впрочем, я назвал его даже не совсем по кличке. Скорее всего, это его настоящее звание или нечто, очень близкое к тому. По крайней мере, я вкладываю в свое обращение именно такой смысл. Он это чувствует и вздрагивает, а я решаю продолжить, пока он не перехватил инициативу: – Вы столько стерпели от меня. Упреки, обвинения… я вас в чем только ни подозревал. Представляю, каково вам было все это сносить, учитывая, что вы делали на самом деле. – Опускаю голову и выдерживаю небольшую паузу. – Простите. Я был идиотом и ничего не знал. Вел себя с вами как последняя свинья. Не знаю, как выразить, насколько мне на самом деле жаль. Я представить не мог, что это за место и что такое Холод, но мое незнание меня не оправдывает. Я виноват перед вами.
Замолкаю, не зная, что еще могу ему сказать, и поднимаю глаза.
Клянусь, что никогда не видел лицо Майора таким шокированным.
– Никаких теорий заговора, – киваю для подтверждения своих слов. – Я действительно пришел извиниться. Не смог бы уйти, не сделав этого.
Майор выдыхает, тушит сигарету и убирает окурок в карман. Лицо у него ошеломленное, но секунду спустя он уже берет себя в руки.
– Так ты теперь в курсе, – неуверенно говорит он. – Как ты узнал?
– Вынудил Старшую рассказать. Обстоятельства так сложились. – Мнусь и зачем-то добавляю: – Я… видел смерть директора. Он ушел… достойно, если вам это важно. Простите, что говорю об этом. Знаю, он был вашим другом. И знаю, что вы его помните.
Майор поднимает глаза к небу, и я замечаю, как едва различимо подрагивает его нижняя губа. Затем он глубоко вздыхает и кивает.
– Спасибо. Да, мне это важно. – Он печально обводит взглядом территорию. – Старшая не говорила, что ты теперь в курсе положения дел. Она давненько не заходила.
Киваю.
– Из-за меня. Я предложил ей проснуться, – прикрываю глаза и морщусь, вспоминая тот разговор.
Майор вздыхает, и я слышу сочувствие, даже не видя его выражения лица.
– Старшая – дитя этого места, – печально усмехается он. – Она не захочет уходить. Скорее, уломает тебя остаться тут вместе с ней. Она ведь пыталась, да?
Опять киваю. Майор закуривает еще одну сигарету.
– Ты первый такой, – зачем-то сообщает он. – Старшая – одиночка, она никого к себе близко старается не подпускать. Кроме меня, разве что, но я сам ее вынудил.
– Она говорила.
– Ты осуждаешь ее за трусость? – спрашивает Майор.
Вопрос-испытание. Он ждет от меня «да», чтобы поучительно попросить меня вызнать ее историю попадания в кому. Ухмыляюсь, понимая, что при всех своих достойных мотивах Майор – все-таки манипулятор. Впрочем, теперь меня это уже не так бесит.
– Я знаю ее историю, если вы об этом, – говорю. – И осудить Старшую я не могу: слишком хорошо понимаю ее страхи.
– Но все равно хочешь, чтобы она согласилась очнуться?
– Вы ей разве не желаете того же?
Майор отводит взгляд.
– Эгоистично я хотел бы, чтобы она осталась, – говорит он, и я вижу: не врет. – Но и удерживать никогда бы не стал.
– А сами вы почему отказываетесь проснуться? По той же причине, что и она?
Майор хмурится.
– Почти, но не совсем. Старшая хочет жить здесь полноценной жизнью, точнее, с полноценным телом, а я… – Он делает паузу, взгляд обращается внутрь себя, к каким-то светлым, но болезненным воспоминаниям. – А я просто хочу остаться героем. В той комплектации, в которой я очнусь, я им быть не смогу.
По мне, причина одна и та же, но я в кои-то веки решаю не доказывать ему свою точку зрения.
– А ты, я так понимаю, решил твердо? – спрашивает Майор.
– Да.
– Помнишь, что с тобой случилось и куда ты вернешься?
– Нет.
– Смелый, – улыбается он.
– Не согласен, – возражаю я. – Может, если б знал, предпочел бы остаться, как вы и Старшая. Меня тоже ждет возвращение в неполной, как вы сказали, комплектации. Но почему-то меня это не пугает.
– Я же говорю, смелый, – кивает Майор. – Но можешь спорить, если тебе от этого легче. Значит, сюда ты пришел попрощаться?
– Вроде того. И извиниться. Извиниться – в первую очередь.
Майор протягивает мне руку, и я пожимаю ее.
– Мне не за что тебя прощать, – искренне говорит он. – Ты хороший парень.
– Вы, как выяснилось, тоже, – улыбаюсь я.
– Удачи тебе,
