Иван Багмут - Записки солдата
— Вахтер Петренко.
— Ага, вот и хорошо! Пойдем-ка на шоссе, посмотрим…
Они пошли, а я остался один. Прошло часа два. Пуголовица не возвращался, и я радовался. Ночь кончалась, и скоро начнется нерест — самка мечет икру только после того, как первый луч солнца согреет воду.
Вдруг снова шаги! Я вздрогнул: неужели воры? Да, это был Пуголовица. Он быстро схватил сачок и, когда самка подплыла к берегу, накрыл ее сеткой и вытащил из воды. Рыба билась, вырываясь из цепких рук негодяя. Наконец он заправил ей под жабры веревочку. Это был в самом деле великан! Пуголовице пришлось согнуть руку в локте, иначе хвост рыбы волочился бы по земле!
Меня охватила такая ненависть к мерзавцу, что я, пренебрегая опасностью, бросился к нему и во весь голос заорал:
— Караул! Караул!
В темноте мои глаза светились зелеными огоньками, а меня самого не было видно, и Пуголовица испугался. Вместо ругательства у него вырвалось:
— Свят! Свят! Свят!
Я завопил еще громче. Пуголовица бросился наутек. У меня родилось отчаянное решение: прыгнуть ему на голову и вцепиться когтями в эту отвратительную рожу. Я уже присел, готовясь к прыжку, но тут неподалеку раздался голос старшего охранника:
— Ау! Петренко! Что у тебя там? Давай быстро сюда!
Ну, попался, негодяй, обрадовался я. Теперь стало ясно: и усатый рыбак, и старший охранник следили за Пуголовицей.
Он заметался. Кинулся к пруду, потом назад, потом опять к пруду. Испуганно озираясь, он бегал взад-вперед, не зная, что делать. А голос старшего приближался:
— Петренко! Давай сюда!
Тогда Пуголовица расстегнул брезентовый плащ, надетый поверх ватника, и спрятал карпа за пазуху, а веревочку обвязал вокруг шеи.
Придумал, мерзавец! Как ни велик карп, а под плащом ничего не заметно. Пуголовица потихоньку отошел к другому пруду и оттуда подал голос.
Старший предложил осмотреть ближние от шоссе пруды. Я пошел за ними. Уже совсем рассвело. Старший не отходил от Пуголовицы ни на шаг, тот нервничал, а я злорадствовал, глядя на него, на его встревоженную тупую морду.
Наконец подошла машина, чтобы отвезти дежурных в общежитие, и Пуголовице пришлось ехать на ней домой. Я хохотал, представляя, как он станет раздеваться и все увидят у него на шее гигантскую рыбину.
Мы прибыли в поселок. Вахтеры слезли с машины и направились в общежитие, и только Пуголовица стоял посреди двора, озираясь.
Если он пойдет в уборную и выбросит рыбину там, я буду кричать, пока не сбегутся люди. Но Пуголовица свернул в лабораторию.
— Это еще интереснее, — сказал я себе и направился следом.
Лаборантка дернула бровями и любезно улыбнулась Пуголовице, как улыбалась всем, но при виде карпа изменилась в лице.
— Спрячьте на часок эту плотичку, — попробовал негодяй подсластить просьбу шуткой. — А я вас потом отблагодарю…
— Что вы?! — испуганно вскричала Рабурденко. — Это племенной карп! Как вы смели поднять на него руку?!
— Да, может, он уже выметал икру… — успокоил ее Пуголовица.
— Выметал или нет, а это недопустимо! — еще громче кричала лаборантка. — Это преступление!
— Тише, прошу вас, — прошептал Пуголовица, и Рабурденко тоже перешла на шепот.
— Я не разрешу таких антигосударственных действий в моей лаборатории, — прошептала она.
— Краденую рыбу брали, а теперь не хотите помочь.
— То совсем другое… То… просто так… А это племенной производитель.
— А по-моему, все одно: и то и другое краденое, — проговорил Пуголовица твердо, с едва заметной усмешкой палача, издевающегося над своей жертвой, и лаборантка прикусила язык.
«Абсолютно правильное утверждение!» — не мог я не согласиться с Пуголовицей и, вспомнив, что недавно лаборантка ударила меня дважды по спине веником, злорадно улыбнулся: «Ага, поняла, что взять рыбину из государственного садка просто так — значит, украсть у государства!»
— Пусть в холодильнике побудет, а вечером я заберу.
— А если узнают? — побледнела Рабурденко.
— Кто будет у вас искать? Заверните в бумагу и работайте себе спокойно. До вечера! — Он помахал ей рукой и вышел.
Горько вздыхая, лаборантка выполнила приказание вора и склонилась над микроскопом.
— Ага! Теперь ты поняла, до чего доводит людей беспринципность? Не дороговато ли тебе обойдутся карпики, которых ты когда-то взяла у Пуголовицы? — бросил я лаборантке и пошел работать. Надо было как можно скорее дописать письмо.
Лапка заболела сразу же, как только в ней оказался карандаш, но то, чему я был свидетелем, заставило забыть о боли. Я сел. До обеда ценою упорного труда написал полтора слова.
«Ой, как много еще осталось! Придется работать и после обеда!» — решил я и выбежал подышать свежим воздухом. Но не успел дойти до амбара, как зашумела автомашина и к конторе на своем «Москвиче» подъехал директор. Он нервным жестом открыл дверцу, и я мигом промчался в контору, откуда уже доносился его рассерженный крик:
— Немедленно вызвать всех ночных дежурных!
Серенький с таинственным видом сидел на пороге. Я, улыбаясь, спросил:
— Что за переполох?
— Не знаю, но причина есть!
— О, Грей, ты не лишен наблюдательности! — похвалил я его. — Но нельзя ли, сопоставив факты, сказать, что́ именно произошло?
Директор сел и, поджидая вахтеров, нервно постукивал пальцами по столу. Я понимал его состояние, потому что сам делаю то же, когда взвинчен, только бью не по столу лапкой, а по бокам хвостом.
Я ждал ответа от Серенького, но он прикинулся, будто не слышал вопроса.
Смеясь в душе, я продолжал разговор:
— Сопоставляя такие факты, как начавшийся ночью нерест карпов и вызов ночной вахты, можно сделать вывод…
Грей вдруг повеселел:
— …Что украли карпов!
— Да, — подтвердил я и продолжал: — Из того факта, что за дело взялся сам директор…
Но Грей — Серенький не мог сделать вывод. Он так смутился, что с него сошел даже таинственно-детективный вид.
— …Можно сделать вывод, что украден самый большой карп, — закончил я.
Тут пришли заспанные вахтеры, и Костя сообщил им, что украден карп-великан. Грей разинул рот и смотрел на меня как на чудо.
— Вы гениальны! — мяукнул он восторженно.
— Меньше спал бы, и ты стал бы таким, — заметил я и махнул лапкой, чтобы он не мешал слушать.
— Кто был ночью возле пруда номер один? — приступил к допросу директор.
— Я был в начале нереста, — проговорил усатый рыбак.
— Один?
— Нет, с Петренко.
— Во второй половине ночи я был там с Петренко, — подал голос старший охранник. — Все время ходили вокруг.
— Что значит «все время»?
— С ночи до самого рассвета.
— А если я докажу, что вы спали ночью?
Но все трое так искренне расхохотались, что Костя только вздохнул.
— Кто же украл карпа? — снова спросил он в растерянности.
— Ночью мы были с товарищами либо возле пруда номер один, либо поблизости, а когда рассвело, к пруду никто не подходил. Мы бы заметили — пруд на виду, — проговорил Пуголовица.
— Подлец! — крикнул я, не стерпев гнусной лжи. — Подлец! Подлец! Подлец!
— Кошек развелось, просто житья нет, — обернулся ко мне жулик. — Будет время, всех перевешаю.
— Палач! Палач! — крикнул я и вспрыгнул на подоконник, чтобы в случае чего выскочить в окно.
— А кто сажал карпа в пруд? — спросил Пуголовица, чтобы «помочь» директору.
— Я! — ответил тот зло.
— Надо за шоферами присматривать, — посоветовал Пуголовица.
Директор молчал, опустив голову, потом окинул каждого из присутствующих изучающим взглядом и… приказал быть бдительнее. А что ему оставалось делать? Я понял, мое письмо — единственный способ борьбы против жулика, и после обеда писал, пока Леночка не вернулась из детского сада.
Ужасная неожиданность
Ночью я поехал на пруд и стал на вахту. Когда совсем стемнело, Пуголовица пустил карпа в воду и привязал веревкой к двум колышкам.
Карп был неживой и всплыл, но вокруг было темно. Я решил не ждать Ракшу и пойти домой выспаться, чтобы завтра в полную силу взяться за писание.
Поручив Серенькому следить за Пуголовицей, я три дня не выходил на пруды. Только когда осталась последняя фраза, которую я решил закончить в следующие три дня, я позволил себе проветриться.
Боже! Как прекрасно стало вокруг! На берегах поднялась травка, в старых прудах зазеленела осока, камыш, лепеха, зазвенели птичьи голоса.
Вдруг я услышал страшное «бу-у… бу-у-у-у!». В воображении возникли джунгли и стадо слонов, трубящих, подняв хоботы. Но здесь же не было слонов!
— Водяной бугай объявился, — проговорил кто-то из рыбаков. — Мало браконьеров-людей, так еще и бугай!
