Звезды сделаны из нас - Ида Мартин
Не представляю, что я скажу Глебу при встрече, апломб исчез, будто его и не было.
«…Привет! Это я, Нелли. Ну, твоя знакомая из Интернета…»
А он лишь посмеется или вообще обо мне не вспомнит. А может, в прихожей меня встретит Олечка в пеньюаре на голое тело, и тогда я точно вцеплюсь ей в волосы. Или нет: я развернусь и молча уйду, а потом меня вырвет прямо на клумбу в его дворе.
– Тебе куда? – Ловлю в отражении зеркала у лобового стекла озадаченный взгляд Серёги, приглаживаю ладонями волосы и шарю по карманам в поисках черного карандаша. Называю район и улицу, которые пробила по номеру школы еще в начале сентября, Серёга послушно вбивает координаты в навигатор, тормозит у заправки и, захватив бумажник, отваливает.
Я тоже вылезаю наружу, сладко потягиваюсь, разминаю затекшие ноги, глубоко вдыхаю студеный, пахнущий гарью и мазутом воздух.
Перебираюсь на переднее сиденье, с помощью влажных салфеток привожу в порядок лицо и рисую на опухших веках густые черные стрелки – как бы там ни было, я должна предстать перед Глебом в привычном образе и непробиваемой броне.
Серёга возвращается с двумя стаканами дрянного кофе и бургерами в промасленной упаковке:
– Держи. Трескай. Завтрак – святое дело, нельзя его пропускать.
Не ожидала такой заботы и щедрости! Благодарю его от всего сердца, мы снова трогаемся и встраиваемся в поток. Потягивая адское пойло и закусывая горечь отравой из фастфуда, я вглядываюсь в утреннюю мглу.
Город давно проснулся: четырехполосная улица забита автомобилями, пространства и дома огромны, людей чересчур много, хаос вот-вот поглотит меня, но я пытаюсь с ним справиться: читаю названия улиц и проспектов, запоминаю их и дышу по системе.
Проблемы остались в сотнях километров отсюда, но, по мере приближения к красной точке на экране навигатора, меня все сильнее захлестывает страх. Или не вмещающаяся в груди радость.
Думаю, мой язык одеревенеет, и я не смогу сказать Глебу ни слова. А если он подойдет близко и улыбнется, я… свалюсь в обморок.
Но я здесь не в качестве обманутой и брошенной девушки. Я здесь как друг, приехавший в гости к лучшему другу, чтобы растормошить того и высказать все, что накипело.
– Малая, ты скажи Алине вот что, – Серёга нарушает стройный ход моих мыслей кашлем и тяжким вздохом: – Дурак я был, и этого никто не отменит. Морозился, мялся, не решался. Если бы не любил Алинку, точно бы не было сложностей, а с ней… вел себя ну точно как баран. Настюха оказалась настойчивее, а мужики тоже конформисты и не любят трудностей…
– Хочешь сказать, что парень, когда влюблен, ведет себя как баран? И может быть с другой только из соображений комфорта?
– Так и есть, – кивает он, барабаня пальцами по рулю. – Все в точку.
Протянув руку, я прибавляю звук на годном треке: даже странно, что бывший сестры – придурок и подонок – слушает такую качественную музыку. Телефон вываливается из кармана, я забрасываю его в бардачок, чтобы не разбить, и накрепко задумываюсь над словами Серёги.
А есть ли хоть маленький шанс, что Глеб тоже любит меня? Но я далеко, а Оля всегда рядом, и за нее не надо бороться даже с обстоятельствами…
– Мы на месте. Как просила. Подъеду сюда же к шести! – объявляет несостоявшийся зять, блеснув жемчужно-белой улыбкой, а я ловлю легкое головокружение.
Ужас в том, что я вдруг понимаю, чем он так зацепил Алину и что Боря как две капли воды на него похож. Поэтому я искренне собираюсь помочь придурку загладить свою вину перед ними.
– Серёг, извини за тачку! – еле слышно пищу я, и он подмигивает:
– Пустяки. Дело житейское, малая.
* * *
Бледно-голубое небо нависает над крышами многоэтажных человейников, по шоссе с грохотом и ревом проносятся машины, но, как только я выныриваю из арки, меня обступают привычные десятиэтажки, кривые деревья и песочницы во дворах. Тишина, заглушившая звуки шумной улицы, через миг распадается на приглушенные голоса, плеск воды и музыку, долетающую из открытых форточек.
Столица – огромный сияющий монстр, – прикинулась тут тихой провинцией, и ко мне возвращается полузабытое чувство уюта.
К тому же я действительно здесь уже была: гуляла таким же солнечным днем в компании Глеба – тогда еще самого загадочного, милого и доброго парня на свете.
Вот она – «Пятерочка», а чуть поодаль – школьный стадион и ЕГО дом.
Ноги подкашиваются. Я забегаю в магазин и хватаю на кассе шоколадку: не заявляться же в гости с пустыми руками…
Позвонить в домофон я уже не способна: паника вызывает ступор. В растерянности топчусь на пятачке возле скамеек, но, по счастливому совпадению, в подъезд входит бабушка с собачкой, и я просачиваюсь следом. Чтобы не вызвать подозрений, на лифте не еду – задерживаюсь у открытого окна второго этажа, смотрю вниз и собираюсь с мыслями. Итак, что я ему скажу?
Признаюсь, что люблю и мне больно? Что мой мир погрузился в хаос и никто, кроме Глеба, не может помочь? Напомню про прочную ленту и звезды, про несбывшиеся мечты и разговоры по душам?
В крайнем случае прикинусь восторженной провинциалкой, увяжусь с ним на дачу и испорчу отдых всей честной компании, раз уж мое призвание – везде и всюду лажать.
Я взбираюсь на пятый этаж, торможу у знакомой двери и, напустив на себя самый развязный вид, нажимаю на пуговицу звонка.
Дверь мгновенно распахивается, в проеме возникает женщина в длинной юбке, старомодном пиджаке и светлом платке, и до меня запоздало доходит, что с Глебом, вообще-то, проживает его верующая мать…
– Здравствуйте! А Глеб дома? – хрипло каркаю я, осознавая, как хреново, должно быть, выгляжу. Интересно, каким исчадием ада я ей представляюсь?
В ее глазах вспыхивает граничащий с безумием ужас.
– Его нет…
Ну конечно же. Поехал раньше – развести костер, нажечь углей и обустроить все удобства для своей Олечки. В груди вскипает досада и привычная, до одури надоевшая боль. Я собираюсь развернуться и уйти, но мама Глеба хватает меня за рукав косухи и, проявив недюжинную силу, втаскивает внутрь:
– А вы?..
– Нелли.
– Проходите! Не из-за вас ли он в последнее время сам не свой?
Глава 38. Глеб
Я взял верхнюю полку плацкарта. Вспомнил, как когда-то мы ездили с мамой и Мишкой в Крым. Но с тех пор длина полок и высота потолков существенно уменьшились, и, чтобы мои торчащие ноги не лезли проходящим мимо людям в лицо, я вынужден все время
