Юногвардейцы [сборник 1973, худ. Л. Гритчин] - Андрей Дмитриевич Жариков
— Много будешь знать, скоро состаришься, — присвистнул Виктор и, потрепав Володю за волосы, доверительно зашептал: — Дядя не дезертир. Он тут по особому заданию. Запомни: в балке, возле трех кустов, зарыты все колхозные машины. Трактора тоже там.
— Зачем запоминать-то?
— Ну, в случае чего… Может, дядю арестуют. — И на ухо еще тише Виктор сказал Володе: — О подпольщиках слыхал что-нибудь? А о партизанах? Вот это люди… А пока чок-молчок. А о балке запомни.
— В ба-лке, — протянул Володя и вспомнил девочку Олю, свою маленькую учительницу, для которой рвал когда-то цветы в том месте. — Ты не знаешь, тут в Васильевке живет Оля.
Виктор вздохнул, помолчал немного и ответил сухо:
— Фашисты сожгли… И ее, и мать, прямо в доме. Знамена они прятали… Таких людей сожгли, проклятые!
— Нет теперь Оли?
— Нет. Сидит теперь на пожарище пес, к головешкам никого не подпускает. Сбесился, что ли.
Комок слез подкатился к горлу, и Володя, не говоря ни слова, бросился к тому месту, где когда-то красовался дом с расписным крылечком, в котором жила Оля. Теперь там стояла закопченная печка с высокой трубой да валялись черные головешки.
Долго смотрел мальчишка на пожарище. И вдруг ему показалось, что там, где была труба, стоит сахарный столб, а на этом столбе Оля с тем самым венком, который он дарил ей на лужайке. Володя хотел подойти ближе, но из-под мраморного столба выскочил здоровенный пес, немножко похожий на Жучку, и грозно залаял.
Потом все завертелось и стало кружиться… Почему-то заиграла музыка, заговорили люди.
— А как он очутился? — услышал он дядин голос.
— Рассказал я ему про Олю, а он и побежал, — ответил Виктор. — Чудак.
— Обморок, — сказал дядя Толя. — Бывает.
Сильные руки подняли Володю с земли. Вертится небо, пахнет махоркой, скрипит дверь, и голова утопает в подушке.
Володя проболел до самой зимы. Все думали, что он не выживет, но мальчишка оказался живучим. Ребята тянули покататься на лыжах, но не было валенок. Только и дел было — сидеть у окна да вытачивать пику из куска ржавого железа. Напильник был староват, слабо брал металл, но помаленьку дело продвигалось.
Однажды в дом зашел незнакомый старик. Высокий, глаза добрые.
— Хозяин дома? — спросил он.
— Навоз в поле возит, — ответил Володя и принялся водить напильником по железу.
— А братишка где же?
— Угнали полицаи. Где-то окопы роет. Записку прислал. Кормят плохо, а бьют, как собак.
— Ничего, скоро кончится все это. Потерпи маленько.
— А вот пырну в пузо этой штукой, будут знать.
Стариц подошел ближе и покачал головой:
— С такой пикой против автомата не попрешь.
Голос старика казался знакомым, но Володя не мог вспомнить, где слышал его.
— А если шину проткнуть? — простодушно спросил мальчишка.
— Узнают — расстреляют, — ответил старик. — Да и мал ты еще заниматься такими делами. А за то, что ты ненавидишь их, злость имеешь, хвалю. Главное — сердцем не дрогнуть, не покориться.
Володя обиделся. Он давно уже не считал себя маленьким.
— А если убить немца? — ошарашил он старика новым вопросом. — Особливо офицера.
Старик удивленно вскинул свои лохматые брови, и Володя тогда вспомнил и узнал в нем уполномоченного, который когда-то дал ему денег на ботинки.
Но старик начал отнекиваться.
— Ты что-то путаешь, — сердито сказал он. — Я всю жизнь продаю зажигалки. Хочешь, и тебе подарю.
Зажигалка оказалась очень хорошей.
Уходя, старик сказал:
— Передай дяде, что был дед и просил деньги за проданные зажигалки.
Володя снова остался один. Вдруг за окном послышались крики. Фашисты гнали новую партию людей рыть окопы.
День и ночь гитлеровцы готовили оборонительные рубежи под Мелитополем. Работать заставляли всех: стариков, женщин, детей. Неподчинившимся — расстрел.
В толпе были и мать, и тетя Люба. Мать о чем-то спросила немецкого офицера, указывая рукой на дом. Фашист ударил ее плеткой. Другая женщина тоже что-то сказала. Офицер ударил и ее. Женщина упала. Солдаты начали избивать ее ногами.
Схватив недоделанную пику, Володя, не помня себя от гнева, выскочил во двор. О, как ненавидел он этих зеленых немецких солдат, злых, самодовольных, сытых, кровожадных. Хотелось подбежать к фашисту и пырнуть пикой в звериную противную морду.
— Ты куда? — услышал он за своей спиной резкий голос и, повернувшись, узнал старика, подарившего ему зажигалку. — Иди сейчас же домой. Пристрелят, как щенка… С умом это делается. Ясно?
Володя остановился как вкопанный. А старик, сгорбившись, заковылял по улице, опираясь на суковатую палку.
Вечером возвратился дядя Толя.
— Старик приходил, — сообщил ему Володя. — Просил деньги за проданные зажигалки.
— А он ничего не оставил? — поинтересовался дядя Толя.
— Ничего. Только зажигалку мне подарил. Во какая!
Дядя Толя вышел в сенцы и возвратился оттуда с бумажкой. Володя догадался, что эту записку в условленном месте оставил старик.
Однажды ночью раздался стук в окно. Володя поднял занавеску и услышал голос старика:
— Анатолий, спасайся… К тебе идут.
Дядя Толя не успел скрыться. Немцы забрали его и посадили в мелитопольскую тюрьму.
Разговорчивые псы
На лугу было так же много цветов, как и в то время, когда Володя был здесь с Олей. Все как прежде. Лишь кусты стали чуточку повыше да не слышно песен с поля.
— Зачем пришел сюда? — задиристо спросил курносый парнишка, поднимаясь из гущи ромашек навстречу Володе.
— Щавель рву, не видишь, что ли?
— А ну проваливай отсюда.
— А ты кто такой? — не трусил Володя.
— Мишка Костин, вот кто.
— А я Володька Валахов. Слыхал?
— Это твой дядя в тюрьме? И еще брат у тебя, Витька, которого немцы угнали. Да?
— А ты думал! Я и сам против фашистов. Понял?
— Давай вместе щавель рвать, — предложил Миша.
— Давай, — согласился Володя.
Щавеля было много. Через полчаса пазухи ребят отдувались.
— Щавель — это не еда, — заметил новый знакомый Володи. — Вот если бы колбаса была…
— Конечно, колбаса лучше, — согласился Володя. — Только где ее достанешь, она, как щавель, не растет на лугу.
— Я знаю где, — прошептал Миша, — у немцев.
Через минуту ребята уже разрабатывали план действий. Надумали так: когда солдаты будут разгружать машины и носить в склад ящики с колбасой и мешки с мукой, они подойдут и скажут: «Господин солдат, дозвольте помочь вам?» Если солдаты разрешат помогать, Володя спрячется среди ящиков, а немцу Миша скажет, что Володя убежал, мать позвала. А там дело простое: как только немцы закроют склад и Володя останется один, он начнет выбрасывать в окошечко колбасу. Часовой не заметит. Он стоит всегда у двери, а окошко
