Исповедь Обреченной - Соня Грин
4 апреля
10:25
Его нету уже четыре дня.
Все такое серое…
Сегодня я снова была у кардиолога.
Он не знал, почему ухудшение пошло так резко, ведь обычно пациенты с таким диагнозом живут годами и даже десятилетиями. А я всего лишь за несколько недель уже почти не могу обходиться без дополнительного воздуха – ну русская рулетка, никак иначе!
Я спросила у него, лечится ли это.
И седой дяденька в полменя ростом ответил, что да – пересадкой легких, но сказал, что в моем случае это невозможно, и привел биллион причин почему. Потому что сердце мое слабое, потому что сейчас острая нехватка донорских органов и так далее – короче, как можно мягче заметил, что я просто инкурабельна, и тратить легкие на такое подобие жизни, как я, себе дороже обойдется, ведь я все равно «ну это, того, того самое, и, возможно, очень скоро».
Он стал успокаивать меня, что как-нибудь мы найдем выход из этой ситуации, и что пока что мне нужно держаться на этом свете, но я-то знаю, что это обозначает: скоро я умру. При такой прогрессии заболевания обычно долго не живут, не больше одного-два года.
Он дал мне свой номер, по которому я могу позвонить, если вдруг кислородный баллон не поможет. Если вдруг сердце снова начнет отказывать… Каждый раз я вытаскивала счастливый билет, но вытащу ли еще раз в этот…
Потом я позвонил Киру и все ему рассказала. Не умолчала и про диагноз, и даже про то, что нашла работу в парке. Он приехал ко мне часа через полтора, и мы сразу кинулись друг другу в объятия и разревелись… Ревели долго – пока слезы не кончились… Он сказал, что теперь будет сам отвозить и привозить меня туда, если я захочу. И это было обидней всего, потому что он сказал: «Луиза, я буду делать это», а не «Луиза, хватит ныть». Даже он стал относиться ко мне, как к больной…
Кажется, только сейчас я начала понимать, что этот титул будет таскаться за мной постоянно, даже тогда, когда я иду в парк к Марку…
6 апреля
15:35
Я звонила ему вчера и оставила голосовое сообщение, но он так и не ответил.
В парке я не была с тех пор, как мы расстались.
Снег уже почти растаял, что большая редкость здесь… Обычно он начинает таять в начале мая, а тут… Почти на месяц раньше…
За окном такая весенняя погода, птички поют, солнце светит. Я кое-как вытащила себя на улицу и погуляла. Не долго – а с канюлей все равно долго не пробудешь, но достаточно, чтобы почувствовать себя снова живой, а не гниющим покойником.
Потом пришла домой и уселась перед зеркалом, вынув канюлю. Решила посчитать, сколько смогу обойтись без дополнительного воздуха. Результат убил – всего лишь десять минут и тридцать секунд, а потом мне становится все труднее и труднее дышать, пока я не понимаю, что дышать уже невозможно…
Всего десять гребаных минут счастливой жизни…
7 апреля
17:49
Сегодня я была в парке.
Вообще-то, хотела оставить это до завтра, но очень соскучилась по запаху красок и милым мордашкам детишек.
Марка не было, но зато вместо него меня встретил его дяденька. Увидев, какое приспособление тянется за мной, как хвост, он не на шутку перепугался и потребовал доложить все, что случилось. И я рассказала, что у меня есть небольшие (очень небольшие, вы что) проблемы с легкими, и мне становится лучше, и скоро я буду исправно посещать работу – и это, конечно, была чушь собачья, потому что каждый день мне становилось только хуже и хуже. Да кто знает, чем бы обернулась вся эта сцена, если бы я ему прямо в лоб заехала: «извините, я скоро сдохну»! Кто знает его, это старческое сердце! Он инфаркт подхватит, а я виновата буду!
Вообще-то, он дядька классный. Шутит, как и Марк, постоянно, и имеет свои ослепительно-белые зубы. В свои-то года! И мне прямо жалко его так стало, когда он взял меня за руку и привел к себе в охранную будку.
Пока я возилась с баллоном, он успел поставить чай. С мятой и смородиной – мой любимый…
Мы пили чай в абсолютной тишине, и я сидела и пыталась забыть о тупой боли в груди, как будто на самом деле я и не больна вообще. Мало-помалу, но мы стали разговаривать. Сначала на нейтральные темы, а потом дело дошло и до Марка…
Все то, что он сказал мне дальше, ввело меня в такой ступор, что я поперхнулась чаем и он у меня полился из ноздрей – вот уж неловкость так неловкость.
Ну так вот. У него долго болела спина, он сделал обследования – и врачи выявили у него саркому, пожалуй, самую агрессивную опухоль из всех существующих. Кажется, я стала понимать, почему в последний день нашей встречи он был таким агрессивным и замкнутым…
Саркому нашли на второй стадии и сразу предложили делать химиотерапию, и он согласился. А это причина, по которой он отсутствует всю неделю…
Я почему-то сразу вспомнила тетушку, ее лучезарную улыбку в момент, когда к ней накатывала волна адской боли. Она стискивала своими кулачками простыню так, что костяшки ее белели, но она все равно продолжала улыбаться…
Я предложила финансовую помощь. Не много, конечно, потому что я и сама в деньгах не утопала, но у Кира попросить могла. Сначала дяденька – мистер Браун, – отказывался брать ничтожные пять тысяч, но я буквально насильно всучила ему их.
Так мы и сидели… Молчали, пили чай, заедали черствыми печеньями и смотрели в небольшое окно в будке, где уже вовсю поливал непроглядный питерский ливень.
8 апреля
11:34
Так волнуюсь – что сказать Марку, когда увижу его?
Предложить финансовую помощь?
Рассказать о тетушке? Да ну, бред какой-то. На фиг она ему сдалась-то? Как будто бы у него и так проблем мало, кроме того, что слушать девку с трубочками в носу, которая рассказывает о своей покойной тетке.
Подбодрить? Навязчивый вопрос в голове: как?
Рассказать анекдот?
Ох… Все так запутано…
13:02
Перво-наперво я решила одеть толстовку с огромной надписью Imagine dragons, и, хотя она старая, как мир, я решила, что Марку она понравится, ведь он так
