Владимир Одноралов - За грибным царем
"Дитятко ты мое неудачное, иди, что ль, к старухе-шептунье (счас-то таких нет, перевоспитали их всех), пусть она тебе чего посоветует". (Ну, жалеет ее мать-то, свое дитё с ума не сбросишь.)
Девушка пошла, а та ее прям в лоб и огорошила:
"Тебе, девка, к грибному царю надо". (Вот тут про грибного царя начинается.)
Та:
"Да што ты!"
"Нет, иди, другого пути нету. Выйдешь рано и так иди, чтоб солнце все время за спиной было".
Ну, наладилась она к грибному царю. А идти все лесом, солнце-то еле видать. (Ох, ребяты, я бы к этому царю ни за чем не пошла!)
Идет. Тут ей комар под глаз уселся. Да сильный такой комар. Наша умелица размахнулась - да и хлясь себя по глазу, чуть не вышибла. Не рассчитала, значит. А комар снялся, подлетел к уху и поет:
"Вот спасибо, красавица, что только пугнула, я тебе за это добро сделаю..." (Да, красавица, а глаз-то заплыл аж.)
Ну, идет дальше. Глядит - сидит синичка на веточке и так жалостно плачет. Просит:
"Помогай, девушка, чем можешь". (В сказках-то звери и говорят, и плачут.)
А той вроде и жалко, хочет помочь, а какой из нее фелшер-акушер? Ну, взяла птичку, да так неловко, прямо за больную ножку, - вправила! (Ну, случайно, значит, от неловкости.) Птичка в воздухе пляшет, радуется:
"Ох спасибо, красавица! Я тебе за это добро сделаю".
Ну и девушка приободрилась. Мол, ты гляди, и у меня кой-чего получается. Идет дальше. А тут - страсть какая! Сидит медведь и лапами колоду с диким медом рвет.
"Эй, - говорит, - девушка! Помогай-ка, очень уж меду надо".
А той и страшно, тут и я бы неумехой стала.
"Ох, батюшка-медведь, - отвечает, - я ведь девушка такая-сякая, никакая, не умею ничего".
"Давай, - говорит, - помогай, а то рассержусь. Пчел не бойся, пчел я в речке потопил". (Пчел! Она-то его боится.)
Ну, подошла, сунула это руки в щель, чтобы тянуть, а медведь возьми да отпусти, да зажал ей руки-то. Ка-ак она визгнет благим матом, медведь с перепугу ка-ак рванет колоду - и порвал.
"Ну, - говорит, - не умеешь. Только "ух" крикнула - и дело подалось. Спасибо, красавица, я тебе добро сделаю. (Он-то думает, что это она колоду порвала, а это он сам.)
Идет девушка дальше. А лес пошел темный, высокий, солнце за тучку ушло, не видать, куда идти. А она слышит, звенит кто-то. Это ее комар подлетел.
"Ни-че-о, - пищит, - я солнышко спиной чую. Пошли, поведу".
Видно-то комара плохо, хоть он и сильный, а звенит звонко, и идет наша девушка, как за колокольчиком. Довел он ее до страшного бурелома.
"Вот, - говорит, - пришли. За этим буреломом грибной царь и живет".
Ну, девушке нашей хошь вой, хошь на колени падай. Бурелом-то - стена! Только слышит - лес затрещал. Ай, это медведь идет со всем семейством.
"Счас, - говорит, - мы его бригадным подрядом живо растащим".
Растащили, и она, как по коридору, проходит на поляну. А хорошо на поляне - как на нашем сенокосе. Солнышко опять светит, бабочки порхают, ягода всякая спеет. А посредине большой пенек стоит. Ба-альшой, вот как эта русская печка. А на пеньке гриб сидит. Пузатый, сердитый, вроде груздя. Только весь как из золота. Сидит и синенькие глазки из-под шляпы пучит. А в шляпе (ну, как у груздя бывает) чистая водица зеркальцем стоит.
Она встала. Стояла, стояла, отошла немного и говорит: так, мол, и так, ваше государственно величие (кто его знат, как царей-то величают), такая у меня беда.
А он глаза пучит, губами шевелит, и все. Полянка веселая, а ей уж опять страшно. Она опять: так, мол, и так, такая забота, невозможно мне такой-сякой, никакой на свете жить.
А он губами шлеп-шлеп - и все. Совсем девушка растерялась. Домой, что ли, идти? Тут синичка подлетает:
"Чо ж ты стоишь, дуреха! Ты нагнись. Он уж кричит тебе, а ты не слышишь. Голос-то у грибов тихий, кто их когда сверху роста слыхал?"
А грибной царь и правда рассерчал, раскраснелся, вот-вот затопает ногами да и прогонит. Нагнулась она поскорее и сразу все и услыхала.
"Тебя, дуру, замуж надо!" - Это он ей кричит.
"Да ведь... не берут, не сватают".
"Во-от. Ты возьми меня да неси в деревню. Да так неси, чтоб ни капли вот этой моей воды не пролить. Придешь - уж темно будет. И смотри: над чьей избой месяц стоит, напротив той избы этой водой умойся, а меня через плечо брось. Да гляди, пока нести будешь, не ругнись на меня, я все ж ни царь".
"Какое ругаться", - девушка думает. А пошла назад, намучилась, бедная! Под ноги коряги попадаются, комары да мухи язвят, а царь этот и за пальцы щиплет, и вырывается, то душно ему, то щекотно. То, наоборот, чесаться начнет. Того и гляди, прольет воду (это он ее все испытывает). Прям вся душа у девушки изорвалась, будто полгода она домой шла. Но стерпела, не заругалась и воду не пролила. Ну, замуж захочешь - и не такое стерпишь.
Вошла в деревню, а месяц над самым справным двором стоит. Она встала напротив избы, умылась из гриба да и бросила его через плечо. Он и пропал, а ничего не случилось: как была, так вроде и осталась.
А на следующий день из того двора к ним сватья пришла вместе с женихом. Жених сидит красный, на лавке ерзает, себя не поймет. "Да што это, - думает, - ровно меня сюда на веревке притянули".
А девушка царя своего грибного вспомнила да улыбнулась, ну и так у ней это хорошо вышло, жених аж рот разинул. Жена-то, мол, невеста то есть, улыбчивая какая! Одно это в жизни помочь большая! А как стали жить, и дело у ней ладится. Возьмется за что - ну, хлеб, например, печь, - вспомнит, как грибного царя несла, воду пролить боялась, трудно-то как было, печально-то как, а хлеб испечь - только постараться, да и ругнуться случай чего можно, куда легче...
Вот вся сказка, - закончила хозяйка. - Так что грибной царь, он вот какой. А знаете, почему этой девушке удалось все? Она-то все про себя сознавала. Сознательная была, хотела исправиться. А иная нынешняя закончит институт - и нос в небо! Мол, я теперь все превзошла, теперь меня только на божницу сажать, а и картошки в мундирах толком не сготовит. Такой, никакой, грибной царь не помощник. Надо сначала себя оглядеть...
XIII
После этой сказки и пошло: "Иду грибного царя искать". Иду то есть не совсем за грибами, а разведать новые места, ну и так, найти чего почуднее. Из таких вот походов я принес рог лося-трехлетки, приносил также травки: чистотел, душицу, зверобой, девясил и удивительные по форме и расцветке окатыши из Елшанки и ее ручьев. Ну и грибы, конечно, чем-то удивительные. Например, ежовик коралловидный - действительная редкость.
В темном лесу лежит и преет черное от влаги бревно. А из-под бревна выбивается белоснежная пена. Точно так пена выбивается из-под бревна, упавшего в речку. Но тут-то, на суше, откуда пена? А вблизи точно видно, что это - похожий на коралловый вырост гриб. И еще больше напоминает он сказочные растения, нарисованные морозом на стекле. В разгар лета он влажный и прохладный на ощупь, а в конце сентября в его белоснежной бахроме, наверное, теплее, чем на мокром пеньке или опавшем листе, и поэтому в гриб забиваются все окрестные козявки, желающие подольше пожить. Этот гриб тоже съедобен, во что ни один елшанский житель, исключая Эльзу, не поверит. Но у него какой-то травянистый вкус, и, главное, он занесен в Красную книгу. Словом, гриб целиком для любования и каких-то специальных целей природы. Ну, вот букашки в нем прячутся - тоже цель.
И многие грибники отвернутся, отпрыгнут даже от страшенного на вид гриба - печеночника. В самом деле: из трещины в пне вываливается языком кусок сырого мяса. Вроде бы свежего. И на поверхности этого мяса янтарные капельки сукровицы. Страшно, конечно. Но я как-то забрел в лес, который, видно, сам восстанавливался после рубки - в нем было много пней. А на этих пнях полно печеночников. Взять их на пробу мне помог убедительнейший журнал "Наука и жизнь". Мы с Сережей не без опаски, с прибаутками насчет отравления пожарили их и съели. И свидетельствуем: это гриб стоящий. Когда его режешь ломтиками, то и на срезе он будто слегка оттаявшее свежее мясо. Ужаривается мало, а вкус немного с кислинкой, будто вы его лимоном покропили. Жаль, попадается он не часто. И если в разгар лета - на пеньках, оставшихся в чаще нового леса, то осенью - на пеньках, обогретых солнцем.
А третий поразивший меня гриб я нашел, собирая поздние опята. Это уже после первых заморозков, когда листва с утра еще позванивает, а к обеду опять липнет к сапогам. Я нашел эти грибы утром. Их было штук пять, растущих наклонно веером из одного места. Веретенообразные ножки словно из пористого пенопласта: когда режешь, даже похрустывают так же. Сверху и снизу ножка закруглена и ничем не связана ни с лохмотьями вольвы у основания, ни со шляпкой - комком темно-оливковой краски, растекшейся и загустевшей. А запах всем, наверное, знакомый. Это запах дешевой косметики с примесью пота. По причине запаха я и не взял их в корзину - отравил бы ими все опята. А к полудню снова подошел к грибам и увидел, для чего запах. Оливковые шляпки жадно пожирали мухи всех сортов и размеров. От каких-то бледненьких, вроде дрозофилл, до сверкающих стальной синью мясных мух. Поучительный гриб для девушек, пристрастных к косметике. Но мне он интересен, как еще одна (из миллиардов) хитроумная выдумка природы. Мухи, пожирая шляпку, добираются до спор и, наверное, бывают облеплены ими с ног до головы - шляпка-то еще и липкая к тому же, - ну а собирает их, уберегшихся от морозов, сильный, по всей вырубке слышный запах. И какой, скажите, сюрреалист мог бы выдумать такое? Ведь что еще интересно: поры его белоснежной пенопластовой ножки дают геометрически безупречный рисунок, как ажурная вязь Эйфелевой башни, и внутри он полый. Словом, не ножка, а инженерная конструкция.
