Территория Холода - Наталия Ивановна Московских
Уши начинают отходить, будто вату из них вынимают медленно, по кусочку.
– Спасатель! Давай, пойдем отсюда!
Старшая, оказывается, уже несколько секунд трясет меня и пытается привести в чувства. Голос у нее дрожит то ли от холода, то ли от слез.
– Он… – выдыхаю я, – он просто забрал его… Директор, он же просто… исчез?
– Пойдем отсюда, – умоляюще тянет Старшая. – Почему ты не остался в комнате, как мы договаривались?
Поворачиваюсь к ней медленно и настороженно.
– Ты знала? – отрешенно спрашиваю я. – Знала, что здесь будет?
Она напряженно втягивает воздух. Ответа нет ни через секунду, ни через две, а для меня это означает только одно: она знала.
– Пожалуйста, пойдем, – шепчет она.
Высвобождаюсь из ее хватки и ошарашенно отступаю на шаг.
– Старшая, только не говори, что ты…
– Спасатель, прошу тебя, не делай поспешных выводов, – говорит она. Обычно она сказала бы это тоном наставника. Тоном Старшей. Но сейчас в ее голосе страх и поиски дополнительного времени, чтобы придумать выход.
– Холод убил человека, а ты знала, что так будет, и ничего не предприняла?! – Мой голос набирает силу с каждым словом.
На глазах Старшей выступают слезы.
– Нет, – она качает головой, – нет, все не так…
– А как?!
Старшая молчит. Меня начинает трясти, и холод корпуса тут ни при чем.
– Ты знала, черт возьми? – чеканю я. – И, если еще раз скажешь что-то кроме «да» или «нет», клянусь, я за себя не отвечаю!
Я уже знаю, какой ответ меня ждет, и все равно усиленно надеюсь услышать противоположный. Она медлит несколько секунд, голова ее виновато опускается, но я все равно могу расслышать едва уловимое «да».
Мне становится нечем дышать, туман застилает глаза, в ушах звон. Я отшатываюсь от Старшей, глубже заходя в опустевший могильник директорского кабинета.
– Спасатель, – хнычет Старшая, протягивая ко мне руку.
– Ты же убила его, понимаешь? – шепчу я, качая головой.
– Нет, ты ошибаешься…
– Как и Пуделя с Принцессой? Ты просто отдала их Холоду, хотя знала, что они исчезнут навсегда?
– Выслушай меня…
– Зачем?! – вскидываюсь. Мое состояние грозится обернуться чем-то вроде истерики, и я не уверен, что смогу этому помешать. – Ты опять будешь увиливать! Ты всегда это делаешь и выставляешь меня идиотом! Все то время, что я искал предателя, который подрывает нашу работу, им была ты!
– Нет, я…
Я собираюсь ее перебить, как она делала это со мной множество раз. Хочу сказать, что совершенно не знал человека, которого полюбил; назвать ее маньячкой и убийцей; нащупать хоть какой-то рычаг совести, чтобы убедиться, что для Старшей не все потеряно.
У меня и впрямь получается перебить ее, но делаю я это не так, как собирался. Мою ногу вдруг пронзает такая страшная боль, какой я в жизни не испытывал. Я вскрикиваю и падаю на пол. Призраки интерната будто чуют мое уязвимое положение и слетаются на меня незримой толпой. Потолок перед моими глазами идет трещинами, и из них звучат голоса, кромсающие мои уши своим назойливым шепотом.
Вернись.
Слышишь?
Мы будем здесь для тебя каждый день!
Мы никогда тебя не оставим.
Слышишь?
Ты нам нужен.
Кажется, я кричу в тщетной попытке вырваться из припадка, в который угодил… хотя я в этом не уверен.
Паутину трещин закрывает лицо Старшей, нависшее надо мной. Горячий удар кусает щеку, но это ничто в сравнении с той нечеловеческой болью, которая терзает мне правую ногу до колена. Я извиваюсь, стараясь сбежать от нее, но она бежит быстрее, у нее получается настигнуть меня на секунду раньше, чем я вырываюсь из ее хищных челюстей.
– Ты Спасатель из тридцать шестой! Повтори это! Пожалуйста, повтори! Останься со мной, я тебя умоляю! Не слушай их, не уходи с ними, ты мне нужен!
Ты нам нужен.
– Я тебя не брошу!
Мы постоянно будем здесь.
– Спасатель!
Сынок…
Сынок? Что-то во мне начинает трепетать от незнакомой силы. И тогда Старшая, отчаянно всхлипнув, вдруг кричит:
– Назови свое имя! Кто ты вне интерната! Вспомни!
Меня подбрасывает, выгибая мне спину, будто всех духов разом высасывает в паутину трещин, обратно в потолок.
Несколько минут в кабинете директора висит звенящая тишина. Моя голова покоится на коленях Старшей, ногу больше не терзает боль, голосов нет. Старшая смотрит вверх, я ощущаю дрожь, бьющую ее тело, и понимаю, что она беззвучно плачет.
– Старшая… – хрипло обращаюсь я. – Что это было? Ты говорила про мое… имя? Просила его вспомнить?
– Да, – с трудом выдавливает она.
– А почему я его не…
Старшая опускает голову, взгляд ее полон горя и боли, которая и не снилась моей ноге.
– А ты правда еще не понял? – звеня от напряжения, спрашивает она. – Не понял, что это за место?
В ее страдальческой гримасе – ответ на все мучившие меня вопросы, но теперь я совсем не уверен, что готов его услышать. А услышать придется.
Глава 40. Исповедь Старшей
СПАСАТЕЛЬ
Старшей все же удается уговорить меня покинуть корпус администрации. Мы выходим оттуда молча и не решаемся браться за руки, как если бы это прикосновение было взрывоопасным.
Я чувствую себя сидящим на пороховой бочке, мне плохо и страшно. Малодушно хочется, чтобы сейчас кто-то меня успокоил, сказал, что все будет хорошо, развеял рой мыслей, слетевшихся на мои переживания. Но единственный, кто сейчас рядом, это Старшая, а она отрешенно молчит, лениво идя к нашей поляне. Ее вид навевает мысли о смертниках, приближающихся к месту казни.
Я пока не решаюсь задавать ей вопросы.
Я даже не уверен, что хочу их задавать, но отчего-то чувствую, что выбора у меня нет. Если отказаться узнавать правду, будет невозможно перестать об этом думать. Вопросы будут накапливаться, подступать к коже, как болезненный гнойник, и они не оставят меня в покое, пока я не получу ответы.
Что-то внутри меня хочет сопротивляться и нарочно замедляет шаг. Оно не желает, чтобы этой ночью мне открывалась страшная правда, природу которой я до сих пор не осознаю.
Пусть подступает! Пусть как гнойник! – капризничает оно. – Давай об этом забудем хоть на денек! Поспим, проснемся и попробуем сделать вид, что ничего не было! Здесь же так просто забыть обо всем! И мы сможем, если очень захочется. Ну, пожалуйста! А иначе у нас отберут
