Лабиринт мертвеца - Евгений Всеволодович Рудашевский
Условились лечь пораньше, но провозились допоздна. Настя и Глеб сидели с айфонами, с кем-то переписывались. Гаммер читал свою «Кровь джунглей», иногда хватался за бумажку, выписывал набор букв и пробовал расшифровать его прежде, чем это сделают герои романа. Расшифровав, радовался и пытался объяснить мне, в чём суть квадрата Виженера и как им пользоваться, если знаешь кодовое слово. Потом я созвонилась с Калининградом и на громкой связи поговорила со всем домом – поняла, до чего соскучилась по родителям, бабушке, дедушке и Рагайне, хотя с ней, конечно, поговорить не могла.
Тамара Кузьминична так и лежала у себя в комнате, смотрела телевизор, о наших планах на завтрашний день не спрашивала, лишь уточнила, к какому часу приготовить обед. Жаль, ведь я сочинила для неё правдоподобную легенду о задании от учителя истории.
Мы наскоро поужинали всем, что нашли в холодильнике, а искать пришлось осторожно – чуть ли не половина продуктов была куплена по скидке и успела просрочиться. Я нарезала бутербродов с обветренным российским сыром и вспомнила «Тени тевтонов» Алексея Иванова – одного из любимых авторов папы. Он вообще любил Ивановых. У него на нижнем чердаке стояли книжки этого Алексея, нашего калининградского Юрия, какого-то историка Сергея и поэта Вячеслава, хотя Вячеслав всё-таки был Ивановым. Наверное, если хорошенько поискать, можно было найти на папиных полках и других Ивановых, а в феврале мы с ним и мамой ходили на презентацию «Теней тевтонов» в кафедральном соборе, и папа остался доволен, только вот саму книгу, кажется, до сих пор не прочитал. Я тогда занималась «Лордом Джимом» и «Тени тевтонов» лишь пролистала. Мистические битвы с размахиванием мечом сатаны меня не заинтересовали, но исторические фрагменты про тевтонский Мариенбург и послевоенный Балтийск мне понравились, а главное, меня впечатлило, как один пленник сбежал из казематов Мариенбурга, и этот фрагмент я сейчас пересказала всем на кухне.
– Побег подготовил пекарь. Он разобрал стену каземата, пока там никого не было, и восстановил кладку, только обычный известковый раствор заменил тестом!
– Как? – не понял Гаммер.
– Легко! Замесил хлебное тесто с песком и промазал им кирпичи. От печного жара тесто затвердело, превратилось в сухарь, и со стороны было совсем не заметно, что это никакой не раствор! Пленник выскреб его, вынул кирпичи и выбрался из каземата!
– Так это приключения? – заинтересовался Гаммер.
– Ну… в каком-то смысле. Там под землёй бегают нацисты-вервольфовцы, а в небе летают злющие демоницы-суккубы.
– О! – обрадовался Гаммер, и я не сомневалась, что в Калининграде он первым делом отправится в библиотеку за Ивановым.
– Вот бы с нашим кирпичом так же!
– Думаешь, Смирнов лично замесил тесто для стены благотворителей? – улыбнулась Настя.
– Не обязательно. Если девятый кирпич – часть квеста, часть лабиринта, то почему бы не сделать его… ну, выдвигающимся или там вынимающимся. Надавил – и он сам выскальзывает тебе в руки.
– Вряд ли, – заметил Глеб. – Иначе кто-нибудь давно обнаружил бы тайник.
На выездном заседании детективного отдела «Почтовой станции Ратсхоф» мы утвердили наш план, и он был предельно прост. Утром добраться до маяка. Хорошо бы часам к восьми: Николай с рыбаками уплывут в залив, а сам посёлок ещё будет спать – едва ли заливинцы на майских праздниках вставали рано. Договорились идти пешком. Никакого такси. Чтобы не привлекать лишнего внимания. Осмотреться, убедиться, что поблизости никого нет, и действовать стремительно. Перемахнуть через первую изгородь. Набросить покрывало или что-нибудь вроде того на колючую проволоку второй изгороди и перемахнуть через неё. Отбежать к беседке, затаиться, убедиться, что наше проникновение осталось незамеченным, и молниеносно достичь дома. Чтобы не толкаться в проходе, мы придумали разделиться на пары: мы с Гаммером ринемся к дверному проёму под башней, а Глеб с Настей нырнут в проём оконный. Пять-шесть минут – и мы внутри. Ещё минут десять на то, чтобы тихонько раздробить раствор, вынуть кирпич, изучить тайник. Мы рассчитывали провести операцию минут за двадцать пять, пешком вернуться в Полесск и сразу же уехать в Калининград.
– Никто и глазом не успеет моргнуть! – заключил Гаммер.
Гаммер с Глебом вернулись в комнату Стёпки, где им предстояло ночевать, и достали из-под шифоньера коробку с инструментами – выбрали те, что могли нам пригодиться. Мы же с Настей тихонько стащили из платяного шкафа старенькое покрывало и затолкали его мне в рюкзачок.
Я постелила себе матрас на полу. Кушетку отдала Насте. Предупредила её, что Тамара Кузьминична храпит. Настя в ответ пошутила, что нужно записать тикток с пролетающим над Тамарой Кузьминичной самолётиком, а когда та ночью огласила комнату своим иерихонским храпом, Настя спрятала голову под подушку, зажала уши руками и застонала от отчаяния. В итоге она ушла спать к Глебу и Гаммеру, я же, довольная, перебралась на кушетку, и ночь пролетела незаметно – к храпу Тамары Кузьминичны я привыкла с детства.
К половине седьмого утра мы вышли на Калининградскую улицу. Могли бы срезать по Авиационной, но Гаммер попросил нас изобразить туристов и предположил, что туристы предпочтут утречком прогуляться по берегу Деймы, а не шастать по грязным закоулкам города. Авиационная была не такой уж грязной и нравилась мне больше Калининградской, потому что на ней стояли опрятные старенькие домики, цвели каштаны и липы, но Глеб поддержал Гаммера, и мы сделали крюк через центр Полесска.
Настя быстро вошла в роль. Чуть ли не каждую минуту устраивала нам фотосессию, умоляла Глеба улыбнуться, Гаммера поправить ворот свитера, а меня приобнять Гаммера. Снимала нас на фоне Ленина, на фоне старинного разводного моста. Я же громко рассказывала, как за десятки километров отсюда Дейма выходит из Преголи. В четырнадцатом веке она вообще-то была самостоятельной рекой, но её искусственно соединили с Преголей, и теперь сама Преголя впадает в Калининградский залив, а Дейма – в Куршский. Гаммер сказал, что мы переигрываем – с Настиными фото-сессиями и с моими экскурсиями не доберёмся до Заливина и к вечеру В отличие от Гаммера, учительница географии меня похвалила бы, но всё же Гаммер был прав. Мы свернули на Заводскую и дальше не слишком усердствовали, изображая туристов.
Лужи подсохли, и мы беззаботно шагали по тротуару вдоль бесконечно длинного гофрированного забора, за которым прятались цеха Калининградского мясоперерабатывающего завода – дедушка Валя любил их дачную тушёнку. Несмотря на праздничные дни, завод бухтел
