Команда сорванцов: Музей восковых фигур. Бал газовщиков - Филип Пулман
Сердце у Грома так и подпрыгнуло от страха. Папины шаги в коридоре замерли, потом повернули туда. Щелкнула ручка. Громкий официальный голос сказал:
– Фредерик Уильям Добни?
– Он самый, – любезно ответил папа.
– Фредерик Уильям Добни, я арестовываю вас по обвинению в…
– НЕТ!!!
Гром распахнул кухонную дверь и выскочил в холл.
В дверях возвышался толстый полисмен; за ним маячил другой, тонкий. Рядом стоял совершенно растерянный папа.
Тонкий ловко схватил Грома, не дав ему кинуться к отцу – вырваться не получилось, уж очень тот оказался сильный. Сколько Гром ни бился, а держали его крепко.
– Па! Па!!! – отчаянно завопил он, но толстый тем временем уже успел защелкнуть на папе наручники.
– Дайте мне поговорить с моим мальчиком! – взмолился мистер Добни, но поскольку ему никто не позволил, он перешел на крик. – Пустите! Пустите меня поговорить с ребенком! Нельзя же вот так уводить человека – что будет с моим сыном?! Сэм! Сэмми!!! Ты только не…
Дальше Гром не расслышал: толстый полисмен уже затолкал папу в закрытый фургон. Возница хлестнул лошадь, и мальчику оставалось только смотреть в беспомощном ужасе, как полицейский экипаж трясется по брусчатой мостовой прочь, увозя внутри его папу.
Сразу же вслед за этим сзади раздался гром дюжины пар башмаков и могучий ирландский голос проревел:
– Это ж какого дьявола вы мне тут парня сграбастали, а?! Что он тебе сделал, орясина?! А ну, отпустите его сей же минут, а не то я твой шлем с башки-то сковырну да рыло твое обратное им начищу!!!
Миссис Малоун надвигалась на оторопевшего полисмена как стихийное бедствие, коварно принявшее облик человека. Вокруг шевелюры у нее, казалось, трещали молнии. Служитель закона набрал воздуху в грудь и уже даже рот раскрыл, чтобы выступить в свою защиту, но тут Гром вывернулся, наконец, из его хватки, одним прыжком соскочил с крыльца на тротуар и дал стрекача.
Глава третья. Пора действовать
– Гром?
В люк просунулась рыжая голова Брайди. Она еще раз тихонько позвала его по имени и подняла выше фонарь со свечой внутри.
– А, вон ты где…
Гром лежал, свернувшись в калачик, в самом дальнем углу. Глаза его были закрыты.
Брайди вылезла на чердак и прикрыла за собой крышку люка.
– Эй! Вставай. Смотри, я твой пирог принесла. У тебя, небось, уже живот с голодухи подвело.
Поставив фонарь на перевернутый ящик из-под апельсинов, она развернула замызганную тряпицу, в которой хранился пирог.
Гром упорно притворялся, что спит, и заодно осиновым листом трясся от холода. Вот ведь бедный ублюдок, ласково подумала Брайди и пихнула мальчишку носком ботинка.
– Эй! Ку-ку! Это всего лишь я. Полиция вся свалила. Просыпайся, старый дурак.
Гром зевнул и тщательно разыграл пантомиму, будто он только что проснулся. Даже очки сначала нашарил и на нос их насадил и лишь потом открыл глаза.
– Ух ты. Здорово, Брайди…
– Я пирог тебе принесла.
– Это папе на ужин!
– Они ему там дадут, чего пожевать, будь спок. Жри давай, а то я сама съем.
– Ну, давай хоть поделим.
Своим перочинным ножом Брайди разрезала пирог пополам – ну, уж как вышло – и больший кусок протянула Грому.
– За что они его замели? – с полным ртом поинтересовалась она.
– Изготовление поддельных денежных знаков, – ответил Гром, но как-то совсем невнятно; голос у него порядком дрожал, так что она его толком не расслышала – зато быстро додумала, о чем речь.
– Ты про это фальшивое монетство? Так они думают, это его работа? Святый боже! Какой бред! – она так расхохоталась, что внизу беспокойно переступил с ноги на ногу Джаспер.
Гром ничего ей на это не ответил. Он сидел, глядя в пол, и хладнокровно жевал свой пирог.
– Слушай, Гром, – Брайди потрясла его за плечо. – Они все равно выпустят твоего па, как только выяснят, что он ничего такого не делал. Это же ошибка! Никакой твой старик не фальшивомонетчик. В любом случае, здесь тебе оставаться нельзя. Вот отпустят они его, придет он домой, а тебя-то и след простыл – и огонь погас, и на столе шаром покати, а?
Теперь уже Гром пожал плечами. И такой он сейчас был отчаявшийся и несчастный, что до Брайди вдруг дошло, почему он сбежал из дому.
– Так, – сказала она, подумав с минуту. – Соломы на себя нагреби, да побольше – хотя бы не замерзнешь. Фонарь я тебе не оставлю – ты и в лучшие-то времена криворукий, а сейчас так и вообще все тут спалишь. Вон тебе старый Диппи для компании – лучше всякой овчарки, помяни мое слово. На него любой убивец разок глянет и тут же ноги сделает. А ты со своим пол-пирогом в животе до завтрака с голодухи точно не помрешь. Короче, давай спи, я тебе с утрева бидон молока принесу.
– Ты ведь никому не скажешь, что я здесь? – пробормотал Гром.
– Ты про ма? Ей – точно нет. Она бы тебя отседова за ухо выволокла и к нам наверх притащила, и глазом моргнуть не успеешь – оно тебе надо? А вот Бенни и остальным – скажу. Теперь это дело банды.
Следующее утро выдалось холодное и сырое.
Банде, по идее, полагалось сидеть сейчас в школе, но большинство ее членов считало школьное начальство чем-то вроде… ну, не то чтобы прямо врагом, а так, противником по игре (очень тупым на голову) и при малейшей возможности от занятий отлынивало.
Брайди перехватила Бенни по дороге из ателье его отца – услыхав, что произошло, он предсказуемо впал в бешенство. Ей даже пришлось хорошенько ему вмазать; только после этого главарь успокоился и смог нормально слушать.
– А ну, прекрати орать! Естественно, мужик ни в чем не повинен, и фальшаки раздает кто-то другой, но Гром-то думает, что это его па! Усек?
Бенни заткнулся мгновенно.
Они как раз стояли на углу Кроквилл-уок и Хоптон-стрит – самая граница владений банды с Нижнего Марша. На другой стороне дороги вдоль школьного забора тащились Громила Уоткинс и двое его парней. Они прокричали оттуда какую-то очередную грубость, но Бенни их даже не услышал – так он был поражен этой мыслью.
– Гром – чего?!
– Я его так поняла. Что фальшивый монетчик может быть мистер Добни. Дошло, наконец? У него в подвале вроде как есть все, что для этого нужно, и он разбирается в
