Лев Кассиль - Кондуит и Швамбрания (Книга 1, Кондуит)
ДНИ СКЛЕЕНЫ СИНДЕТИКОНОМ
Два дня весь дом работал над костюмом. Груды искромсанного картона и бумаги лежали на столе в "бариновой кухне", как называла Марфуша отцовский кабинет. Все были перепачканы краской и гуммиарабиком. Тюбики синдетикона источали липучие паутинные нити. Витя ходил, распорядительно задрав нос, и с него капали пот и тушь. Папа безуспешно отдирал от пиджака аргентинскую марку, а мама обучала Марфушу манерам и нескольким английским фразам. Мы же с Осей превратились в сиамских близнецов, нечаянно сев на обмазанную синдетиконом ленту. Лента прилипла к штанам. Мы крепко приклеились друг к другу. Вечером, перед маскарадом, надушенную и завитую Марфушу нарядили в совсем уже готовый костюм. Это был громадный почтовый конверт, совершенно готовый к отправлению. Полуаршинные марки были наклеены по углам. На каждую из них пошла добрая сотня Марфушиных марок. Рисунок и цвет марок искусно подобрал Витя. По маркам прошли жирные колеи невероятных штемпелей. Адрес был выведен изящным рондо:
ЗАКАЗНОЕ СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС Улица капитана Гаттераса, дом с террасой, направо ПОЛЯРНАЯ ЗЕМСКАЯ УПРАВА Его превосходительству северному сиятельству НАЧАЛЬНИКУ ЗЕМСКОМУ Г-НУ ЭМСКОМУ Обратный адрес: Лондон, Сити. На углу спросите.
Марфушу запечатали в конверт. На голову напялили другой конверт, понятно, - во много раз меньший. По углам тоже пестрели марки. На колпаке-конверте было написано: Не узнать вам анонима, Все догадки ваши мимо! И никто вас не уважит, Ничего вам не расскажет. Мани, Тони, Зои, Эммы Все сегодня будут немы. Туфли Марфуши были также сплошь заклеены марками. Конверты очень шли к Марфуше. - Ты такая красивая, Марфуша! - сказал ей Оська. - Ты прямо как тетя на картинке "Мойте голову пиксафоном". Даже красивше. Белая шелковая маска с серебряной бахромой закрыла Марфушино лицо. Почетным почтальоном был избран Витя. В городе его никто не знал, да и к тому же он наклеил черные усы и надел черную мамину шляпу со страусовым пером. Искусственные усы и естественный нос придавали ему вид зловещий и романтический... Не то испанский гранд, не то румынский шарманщик.
АНОНИМКА
Витя лихо подкатывает со своим ценным пакетом к клубу. За освещенными окнами ухает барабан. Музыка завязла в открытой форточке. Витя галантно высаживает Марфушу и снимает с нее шубу. Он раскланивается с неподражаемой учтивостью. - Труакар вуазем нотр дам де Пари абракадабра! - говорит он и закручивает примерзшие усы. Гардеробщики с уважением смотрят на них. С широкой лестницы струится свет, музыка и веселый праздничный гул. Наверху Марфушу сразу окружают и вперебой читают адрес. На минуту хохот заглушает музыку. Но вдруг смех смолкает. Марфуша видит, как в овальные отверстия ее маски вплывает растерянная физиономия земского. Земский читает и краснеет. Но ноги Марфуши, маленькие ножки, оклеенные марками, прельщают земского. - Гм, - говорит земский, - дорогая анонимочка... разрешите на вальс? - Ол райт, - говорит анонимочка. - Спик инг-лиш1? Земский смущен. Инглиш он ни бе ни ме. Богач Адольф Эдуардович Штарк пытается помочь ему. Кое-как они объясняют ей жестами: начальник приглашает ее на вальс. Музыка рявкает. Музыканты раздувают щеки. Кажется, что и стены залы раздуваются от ударов барабана. Музыка выжимает сердце, как мокрый платок. Земский угощает Марфушу мороженым. Штарк тает вместе с мороженым. Земский целует руку анонимке. Дамы ревнуют. По залу ползут догадки и серпантин. Сыплется конфетти. Сыплются на Марфушину тарелочку жетоны - голоса за приз. - Музыка, стой! - гремит земский начальник. И, разогнавшись, оркестр стихает сразу, как граммофон, у которого кончился завод. - Господа, - кричит земский, - наибольшее количество жетонов собрала маска "Письмо". Ей присуждается первый приз - золотые часы! Ура прелестной анонимке, ура!!! Вскроем письмо! Зал шумит. Над головой лопаются бомбы конфетти. Кто-то шепчет Марфуше: - Молодчина, Марфа-посадница, ай молодчина! Дуй дальше! Митя стоит среди товарищей-гимназистов. Гимназисты хихикают. Митя подходит к земскому. Он говорит: - Знаете, я, кажется, узнал, кто эта анонимка... Это - известная... Впрочем, что я делаю! Я же обещал молчать! - Умоляю, молодой человек, - шепчет земский, - плюньте на обещание. Скажите! Хотите мороженого? - Нет, не просите, - говорит, злорадствуя, Митя и поедает мороженое. - Вскроем письмо, господа! - кричит земский. И вдруг в зале появляется носатый незнакомец с длинными усами. - Каррамба кракатоа мелинсфунд, пепермент доминант септ аккорд олеонафт2! - рычит незнакомец на своем тарабарском языке, берет Марфушу за руку и быстро уводит ее к лестнице.
Земский кидается за ним. Маски, домино, арлекины, гусары, цветочные корзины, пиковые дамы, бабочки, испанки, бояре - весь пестрый маскарадный сброд устремляется к лестнице. Устрашающие нос и усы Вити сдерживают любопытство гостей. Гимназисты как бы нечаянно оттесняют публику. Марфуша запахивается в шубу, сани трогаются. Витя вскочил на ходу. Они несутся по сонным улицам. У Марфуши смыкаются веки. Фонари, как медузы, шевелят золотые нити. Золушка возвращается на кухню. Ночью на пустом сундуке тихо щелкают на своих маленьких счетах новые часики. Счастливая и уставшая, спит Марфуша. Разорванный конверт - шелуха сказочного вечера - пустует у кровати. У порога несут почетный караул четыре пары грязных штиблет. Утром их надо вычистить.
ЗОЛУШКА РАЗОБЛАЧЕНА
В газете "Саратовский вестник" в столбце покров-ской хроники было напечатано: "В среду в клубе Коммерческого собрания состоялся грандиозный бал-маскарад. Было много интересных костюмов. Наибольший успех имела маска "Анонимное письмо". Костюм был прекрасно выполнен в форме почтового конверта с настоящими марками, штемпелями и остроумным адресом. Вполне справедливо присутствующие присудили костюму первый приз, который и был выдан земским начальником г. Разудановым в виде золотых часов. Несмотря на настойчивые просьбы гостей, маска отказалась открыться и была увезена с маскарада неизвестным лицом. Предполагают, что это была приезжая актриса". А через два дня, когда город еще томился в догадках, отца вызвали к замигренившей супруге земского. После осмотра пациентки отец пил с земским чай. Разуданов корил папу: - Что же это вы, батенька, на маскарад не заглянули? Много потеряли, ей-богу. Там такая масочка была, доложу вам, ну-ну... Немножко, правда, меня прокатили, но зато что за ножки! А руки! Порода, батенька мой, порода! Вероятно, иностранка... Из головы не идет! - Ну, что вы, - скромно сказал папа, - ничего особенного - это наша горничная Марфуша. - Ка-ак? - откинулся земский, побагровев, и лицо его вытянулось, так как пухлые губы потянулись вниз, а глаза полезли наверх. Отец, уже не сдержавшись, так загрохотал во все горло, что излеченная было им мигрень у супруги земского снова вернулась на место.
ТУФЕЛЬКА САНДРИЛЬОНЫ
На этом, собственно, кончается рассказ о последней Золушке. Паж не принес Марфуше на кухню туфельку. Однако след знаменитой туфельки Сандрильоны отыскался на страницах кондуитного журнала. Голуби-сизяки, вытащившие для Марфуши из горшка золы золотую крупинку, поплатились. Через несколько дней на парадном крыльце земского начальника был обнаружен резиновый, чудовищных размеров бот. Бот был накрепко привинчен шурупами к ступенькам крыльца. В то же утро на заборах были кем-то прикреплены следующие "приказы":
"Приказ
Приказываю всему женскому населению г. По-кровска явиться в кратчайший срок к земскому начальнику для примерки на правую ногу туфельки, утерянной анонимной посетительницей маскарада в Коммерческом собрании. Та, которой туфелька придется впору, будет немедленно назначена земской начальницей. Земский начальник обязуется вечно быть под каблуком этой туфли. Земский начальник Разуданов". Рассказывают, что утром, пока полиция еще не сняла бот с крыльца, приезжала хуторянка - услышав о приказе, решила попытать счастья, но нога не полезла. - Трошки маловат, - с досадой сказала баба и плюнула в бот. А Мите и еще троим товарищам "за неуместное, порочащее учебное заведение, дерзкое озорство и недостойное поведение в публичном месте" был объявлен выговор и сбавлены отметки в поведении. Таков эпилог, отличающий историю Покровской Сандрильоны от старой сказки о Золушке.
ГОЛУБИНАЯ КНИГА
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ
Вступительный экзамен я сдавал весной. Дмитрий Алексеевич, домашний учитель, пришел рано утром и заставил меня повторить "коренные слова на ять". Папа перед отъездом в больницу положил свою большую руку мне на макушку, откинул мою голову назад и спросил: - Ну, как котелок? Варит? С мамой мы пошли в гимназию. По дороге мама, волнуясь и заботливо оглядывая меня, все говорила: - Глазное, не волнуйся! Говори громче и не торопись. Прежде чем отвечать, подумай как следует. Дмитрий Алексеевич шел рядом и спрашивал таблицу умножения вразбивку и подряд. До "девятью девять" и до гимназии мы дошли одновременно. День был полон грамматики. На собирательном базаре сыпались прилагательные, междометия и числительные. На амбарной ветке, проходившей неподалеку от гимназии, неодушевленный паровоз старался сбить меня с толку. Он кричал и двигался, как одушевленный. Перед самыми дверьми Дмитрий Алексеевич сделался очень строгим, хотя сквозь пенсне видны были его добрейшие, чудесные глаза. - Ну, теперь руки по швам! - сказал он и внезапно спросил: - А ну, быстро: гимназия - какая часть речи? - Имя существительное, нарицательное, неодушевленное! - отчеканил я. - А гимназист? - Одушевленное... В это время из двери гимназии выходил огромного роста детина в гимназической форме. Он мрачно и презрительно оглядел мой матросский костюмчик и так же мрачно сказал: - Ошибаешься, юноша! Брешешь. Гимназист - существо неодушевленное. Я, потрясенный рыком и ростом этого ученого мужа, почувствовал себя совсем сбитым с панталыку. В коридоре гимназии было холодно от волнения. Потом была перекличка. Стол, накрытый зеленым сукном. Диктант: "Купи поросенка за грошш, да посади его в рожж, так будет он хорошш!" Сердце стучало на весь класс. В дверь класса глядели мамы. Мамы волновались, беспокойно вглядывались в склонившиеся над партами лица: поставят в слове "рожь" мягкий знак или нет? Я поставил. Но зато от волнения забыл поставить мягкий знак в собственной фамилии, Потом была письменная по арифметике и устные экзамены. На экзамене по русскому языку я делал разбор предложения: подлежащее, сказуемое и всякое такое. Подошел священник, протянул мне какую-то книгу на церковнославянском языке. Учитель русского языка, кудрявый, русый и бородатый, неуверенно сказал: - Батюшка! А ведь это им не требуется, кажется?.. Вообще иных вероисповеданий... И он почему-то очень смутился, как будто сказал что-то нехорошее. Я тоже покраснел. - Тем паче необходимо, - строго сказал батюшка. - Вот возьми и прочти. Прочти. Я прочел и перевел какую-то страницу. Через несколько дней уже было известно, что меня приняли в гимназию.
