Лев Кассиль - Кондуит и Швамбрания (Книга 1, Кондуит)
МИР ЖИВОТНЫХ
Чтобы внедрить в нас любовь к "малым сим" и облагородить наши души, приобретались различные представители мира животных. Кроме кошек и собак, были рыбы. Рыбы жили в аквариуме. Однажды заметили, что маленькие золотые рыбки стали исчезать одна за другой. Оказалось, что Оська выуживал их, клал в спичечные коробки и зарывал в песок. Ему очень нравился похоронный церемониал. Во дворе обнаружили целое кладбище рыб. Потом произошла неприятность с кошкой. Кошка отчаянно исполосовала Оськины руки. Дело в том, что Оська папиной зубной щеткой почистил кошке зубы... Совсем грустная история вышла с козленком. Это живое начинание постигла полная неудача. Козленка папа купил специально для нас. Козленок был маленький, черный, крутолобый, мелко завитой. Он походил на воротник, убежавший с папиной шубы. Папа принес его в гостиную. Тонкие ножки козленка разъезжались на линолеуме. - Вот, - сказал папа, - это вам. Смотрите ухаживайте за ним хорошенько. Козленок в ответ на это сказал "бе-е-е" и тотчас посыпал "кедровых орешков" на ковер. Потом он объел обои в кабинете и намочил на кресле. Папа, к счастью, спал в то время после обеда и ничего этого не видел. Мы немного повозились с веселым козленком. Вскоре он надоел нам, и мы забыли о своем курчавом товарище. Козленок куда-то исчез. Через час в пустой гостиной неожиданно раскатисто загремели аккорды пианино. Это нашедшийся козленок прыгнул с разбегу на клавиши. Папа от этого проснулся и заторопился в больницу на вечерний обход. Не зажигая света, он натянул в темноте брюки и, зевая, вышел в столовую. Мы с испугу разом сели оба на один стул. Мама всплеснула руками. Папа взглянул вниз и обмер... Одна из штанин доходила ему лишь до колен. Изжеванные, мокрые, измусоленные клочья висели на ноге... Вот куда исчезал козленок! В тот же вечер его отвезли обратно к хозяину.
ВОКРУГ НАС
Отец и мать работали с утра до вечера, а мы росли, положа руку на сердце, блистательными бездельниками. Нам было оборудовано классическое "золотое детство" - с идеалами, вычитанными из книжек "Золотой библиотеки". У нас была специальная гимнастическая комната, игрушечные поезда, автомобили и пароходы... Нас обучали языкам, музыке и рисованию. Мы знали наизусть сказки братьев Гримм, греческие мифы, русские былины. Но для меня все это померкло, когда я прочел некую книжку, называвшуюся, кажется, "Вокруг нас". В ней просто рассказывалось о том, как пекут хлеб, делают уксус, изготовляют кирпич, льют сталь, дубят кожу. Книжка эта раскрыла мне сложный и занимательный мир вещей и людей, их производящих. Соль на столе прошла через градирню, чугунок со щами - через доменную печь. Ботинки, блюдечки, ножницы, подоконники, паровозы, чай - все это, как оказалось, было изобретено, добыто, сработано огромным умелым трудом людей. Рассказ об овчине был не менее интересен, чем миф о золотом руне. Мне нестерпимо захотелось самому мастерить нужные вещи. Но старые книги и учителя, воодушевленно повествуя о коронованных героях, ничего не сообщали о людях, делающих вещи. И из нас растили или белоручек, беспомощных и никчемных, или надменную касту чистоплюев - людей "чистого умственного труда". Правда, иногда нам дарили кубики и кирпичики и предлагали создавать художественные подобия машин. Энергия искала выхода. Мы выкорчевывали пружины диванов, изучая истинное строение вещей, и получали оглушительные нагоняи. Мы даже завидовали некоему Фектистке, рябому ученику жестянщика. Фектистка презирал нас за наши короткие штаны. Правда, он был неграмотен, зато делал настоящие ведра, реальные совки, подлинные кружки, несомненные тазы и лоханки. Но как-то, купаясь, Фектистка показал нам на своем золотушном теле вполне реальные синяки, подлинные кровоподтеки - несомненные следы суровых наставлений хозяина. Жестянщик бил Фектистку. Он заставлял мальчика работать круглый день, кормил его всякой бросовой мерзостью и, дубася по худой Фектисткиной спине, вбивал в него кулаками скобяную премудрость...
УМСТВЕННОСТЬ И РУКОМЕСЛО
Мы перестали завидовать Фектистке. Мучительные догадки влезли в наши головы. Люди умственного труда подчинялись вещам и ничего не могли с ними поделать. А люди-мастера сами не имели вещей. Когда в нашей квартире засорялась уборная, замок буфета ущемлял ключ или надо было передвинуть пианино, Аннушку посылали вниз, в полуподвал, где жил рабочий железнодорожного депо, просить, чтоб "кто-нибудь" пришел. "Кто-нибудь" приходил, и вещи смирялись перед ним: пианино отступало в нужном направлении, канализация прокашливалась и замок отпускал ключ на волю. Мама говорила: "Золотые руки" - и пересчитывала в буфете серебряные ложки. Если же нижним жильцам требовалось прописать брательнику в деревню, они обращались к "их милости" наверх. И, глядя, как под диктовку строчатся "во первых строках" поклоны бесчисленным родственникам, умилялись вслух: - Вот она, умственность. А то что наше рукомесло? Чистый мрак без понятия. А в душе этажи тихонько презирали друг друга. - Подумаешь, искусство, - говорил уязвленный папа: - раковину в уборной починил... Ты вот мне сделай операцию ушной раковины! Или, скажем, трепанацию черепа. А внизу думали: "Ты вот полазил бы на карачках под паровозом, а то велика штука - перышком чиркать!" Между нашим и полуподвальным этажами поддерживались такие же отношения, какие были в известной сказке у слепого пешехода и его приятеля - зрячего, но безногого. Взаимная тягостная зависимость скрепляла их сомнительную дружбу. Слепой носил на себе товарища. Безногий, сидя на шее приятеля, обозревал окрестности, устанавливал курс и командовал. Однако все же люди из группы "неподходящее знакомство" сами умели делать вещи. Может быть, они могли бы научить и нас, но... из нас готовили "людей чистого умственного труда", и нам оставалось клеить из бесплатных приложений к журналам безжизненные модели вещей, картонные корабли, бумажные заводы, утешаясь, что на материке Большого Зуба все жители, от мала до велика, не только читают наизусть сказки, но и сами могут хотя бы переплести их...
БОГ И ОСЬКА
Оська был удивительным путаником. Он преждевременно научился читать и четырех лет запоминал все что угодно, от вывесок до медицинской энциклопедии. Все прочитанное он запоминал, но от этого в голове его царил кавардак: непонятные и новые слова невероятно перекувыркивались. Когда Оська говорил, все покатывались со смеху. Он путал помидоры с пирамидами. Вместо "летописцы" он говорил "пистолет-цы". Под выражением "сиволапый мужик" он разумел велосипедиста и говорил не сиволапый, а "велоси-пый мужчина". Однажды, прося маму намазать ему бутерброд, он сказал: - Мама, намажь мне брамапутер... - Боже мой, - сказала мама, - это какой-то вундеркинд! Через день Оська сказал: - Мама! А в конторе тоже есть вундеркинд: на нем стукают и печатают. Он перепутал "вундеркинд" и "ундервуд". Но у него были и свои верные понятия и взгляды. Как-то мама прочла ему знаменитый нравоучительный рассказ о юноше, который поленился нагнуться за подковой и должен был потом подбирать с дороги сливы, умышленно роняемые отцом. - Понял, в чем тут дело? - спросила мама. - Понял, - сказал Оська. - Это про то, что нельзя из пыли ягоды немытые есть... Всех людей Оська считал своими старыми знакомыми. Он вступал в разговоры со всеми на улице, сокрушая собеседников самыми непостижимыми вопросами. Однажды я оставил его одного играть в Народном саду. Оська нечаянно забросил мяч в клумбу. Он попробовал достать мячик, помял цветы и, увидя дощечку "Траву не мять", испугался. Тогда он решил обратиться к посторонней помощи. В глубине аллеи, спиной к Оське, сидела высокая черная дама. Из-под соломенной шляпы ниспадали на плечи длинные кудри. - Мой мяч упрыгнул, где "Цветы не рвать", - сказал Оська в спину даме. Дама обернулась, и Оська с ужасом заметил, что у нее была густая борода. И Оська забыл про мяч. - Тетя! - спросил он. - Тетя, а зачем на вас борода?
- Да разве я тетя? - ласковым баском сказала дама. - Да я ж священник. - Освещенник? - недоверчиво сказал Оська. - А юбка зачем? - И он представил себе, как неудобно, должно быть, в такой длинной юбке лазить на фонари, чтобы освещать улицы. - Сие не юбка, - отвечал поп, - а ряса зовется. Облачен согласно сану. Батюшка я, понял? - Сейчас, - сказал Оська, вспоминая что-то. - Вы батюшка, а есть еще матушка. В граммофоне есть такая музыка. Батюшки-матушки... - Ох ты, забавник! - засмеялся поп. - Некрещеный, что ли? Отец-то твой кто? Папа?.. Ах, доктор... Так, так... Понятно... Про бога-то знаешь? - Знаю, - отвечал Оська. - Бог - это на кухне у Аннушки висит... в углу. Христос Воскрес его фамилия... - Бог везде, - строго и наставительно сказал священник, - дома, и в поле, и в саду - везде. Вот мы сейчас с тобой толкуем, а господь бог нас слышит... Он ежечасно с нами. Оська посмотрел кругом, но бога не увидел. Оська решил, что поп играет с ним в какую-то новую игру. - А бог взаправду или как будто? - спросил он. - Ну поразмысли ты, - сказал поп. - Ну кто это все сделал? - спросил он, указывая на цветы. - Честное слово, правда, это не я! Так было, - испугался Оська, думая, что поп заметил помятые цветы. - Бог все это создал, - продолжал священник. А Оська подумал: "Ладно, пусть думает, что бог, - мне лучше". - И тебя самого бог произвел, - говорил поп. - Неправда! - сказал Оська. - Меня мама! - А маму кто? - Ее мама, бабушка! - А самую первую маму? - Сама вышла, - сказал Оська, с которым мы уже читали "Первую естественную историю", - понемножку из обезьянки. - Уф! - сказал вспотевший поп. - Безобразие, беззаконное воспитание, разврат младенчества! И он ушел, пыля рясой. Оська подробно передал мне весь свой диспут с попом. - Такой смешной весь! - вспоминал Оська. - Сам в юбке, а борода! Семья у нас была почти безбожная. Папа говорил, что бог вряд ли есть, а мама говорила, что бог - это природа, но может наказать. Бог возник когда-то из ночных причитаний няньки, потом он вошел в квартиру через неплотно закрытую дверь из кухни. Бог в нашем представлении состоял из лампадки, благовеста и аппетитного святого духа, который шел от свежих куличей. А иногда он представлял какую-то далекую и сердитую силу, которая гремела на небе и следила за тем, грешно или не грешно показывать язык маме. В книге "Моя первая священная история" была картинка: бог сидел на дыме и сотворял весь мир на первой странице. Но первая же книжка по естествознанию развеяла дым. Богу больше не на чем было сидеть.
