Страсть на холсте твоего преступления - Mirin Grots

Глава 18

— Ты ждёшь моего разрешения? — тихо спросила я хриплым после поцелуя голосом. Большой палец его руки провёл линию по моей мокрой нижней губе. Он продолжал прижиматься к моему лбу, опаливая моё лицо горячим дыханием. Воздух в Италии был горячим, но не настолько. Низ моего живота приятно потянул от его кроткого жеста, и я готова была заплакать от желания снова оказаться зацелованной.

— Если ты откажешься, я закончу на этом, Тереза, но, если дашь мне согласие поцеловать тебя, я не смогу остановиться, — прошептал до боли возбуждающим голосом Харрис, и я со стоном вздохнула воздух. Обхватив его талию своими ногами, я придвинулась ближе, как бы обнимая его с двух сторон.

— Тогда не останавливайся, Харри, — промурлыкала я, заставив его зарычать от удовольствия и впиться в мои губы. Сила, с которой он целовал меня, словно поднимала меня над обыденностью. Его руки сжали мои бедра, впиваясь своим торсом в меня. Я застонала сквозь поцелуй, сжигая все стены, между нами, оставляя только искру.

— Желанна, Тереза. Ты была желанна мной так долго, что я начал разрушать себя от силы того, как хотел коснуться тебя, — грубо говорил он, кусая мои губы и сжимая тело так сильно, словно пропитываясь каждым прикосновением. Я не пугалась его напора, не боялась сломаться в его руках. В какой-то степени мне нравилось чувствовать страсть, между нами, электризуя воздух.

— В тебе — самое настоящее сокровище, — произнёс он и отступил от поцелуя. Я раскраснелась и запыхалась настолько, что сильными глотками хватала воздух, пытаясь надышаться. Глаза Харриса потемнели, смотря на взбудораженную меня. То, что произошло не могло не оставить след на мне. Харрис аккуратно провёл ладонью по моей шее, склонив голову и улыбаясь. Он кусал и долго целовал мою шею, на ней остались явные следы.

— Все так плохо? — спросила я, продолжая учащенно дышать. Его завораживающий взгляд на шее заставил прикусить губу, и я ахнула, ощутив, как болела нижняя губа от его поцелуя.

— Я думал, что убью тебя, — выдохнул он, продолжая смотреть на мою шею.

— Ты не убьёшь меня своими поцелуями, но вскоре сведёшь с ума, — улыбнулась я и увидела холод. Тот самый холод, который привычно видела на протяжении нескольких недель. Этот укол разочарования задел меня, и я опустила руки, но продолжила сидеть на фонтане, держа Харриса между своих ног.

— Скажешь, что все это было ошибкой и развернувшись, уйдёшь? — с горечью спросила я, обращая внимание на каждую деталь его поменявшихся эмоций. Смотрел с огнём в глазах и страстью, спрятав всё за маской безразличия.

— Боюсь, ты моё временное увлечение, Тереза. Я не привязываюсь, не обрамляю себя отношениями, которые тебе так нужны. Я не дам тебе тепла и ласки, какую ты потребуешь от меня, — наконец сказал он и поднял глаза к моим. Действительно, там лишь холод. Я отпихнула его от себя, чувствуя боль в сердце и желала ударить Харриса.

— А она даст? Илария? — спросила я.

— Илария ни что иное, как путь к миру между Италией и Ирландией. Ты же, не принесёшь никакой выгоды, — прежний Харрис вернулся, физически я ощущала тяжесть в груди, моё сердце сжималось. Я подняла голову, улыбаясь прямо ему в лицо.

— Закончим дело и попрощаемся, Харрис. Будь уверен, что мы больше никогда не столкнёмся, — я говорила уверенно, чтобы доказать свою позицию. Он сделал мне больно своими словами, а я не собираюсь сдавать позиции и строить наивные надежды на отношения с ним. Мы разные. Из разных миров.

Харрис отошёл от меня на шаг, я сразу же спрыгнула с фонтана, от чего мой каблук подвернулся, и я чуть не упала, ощущая его прикосновение. Он придержал меня за талию. Развернувшись к нему через плечо, я последний раз оглянула его холодное лицо.

— Я сама.

Остальную часть вечера я провела около камина, рассматривая картины и обращая внимание на посторонних людей. Итальянцы чтят тонкий вкус в искусстве, моде и культуре в целом. В разговоре они выставляют на показ свой уровень образованности и интеллекта. Мне сложно переводить сложные предложения, но саму суть их разговора я понимаю. Все они обсуждают политику в стране, суть висящих картин и благотворительные акции. Меня тошнит от их двуличия, некоторые из них настоящие преступники, отмывающие свои деньги, но стабильно раз в месяц они отдают крупные суммы денег малоимущим и больным семьям.

Меня коснулась холодная рука и я развернулась, желая ударить человека, но увидела белые волосы.

— Представлю тебя своей семье, Тереза. Отец в синем костюме, рядом с ним его братья, мои дяди: Лоренцо, Вито и Бран. Лоренцо засранец, эгоист и прямолинейный человек, поэтому будь добра, не реагируй на его острые слова, его отличительная черта — выводить людей из себя, чтобы получше узнать, — предупредил меня Эйвон и пригладив локоны выпавших волос назад, повёл меня в сторону столов. Компания стояла с бокалами, придерживая своих женщин в объятиях. Я удивилась тому, что женщины в их объятиях были блондинками. Они все были похожими друг на друга, все голубоглазые, что отличало их от настоящих итальянок.

— У моей матери три сестры и все они вышли замуж за братьев моего отца, — пояснил шёпотом блондин и я вскинула брови. Как такое возможно? Рядом с черноволосым мужчиной стояла совсем молодая девушка, казалось, она даже младше меня. Интересно, они вышли замуж по любви? Четверо мужчин были темноволосыми статными аристократами, в их крови лилась жгучая кровь. Я глянула на Эйвона, чьи крашенные белые волосы выделяли его из контраста семьи.

— Эйвон, что за юную прекрасную леди ты к нам привёл? — заговорил высокий мужчина и его пронзительный взгляд ударил по мне. Он осматривал меня с ног до головы, подолгу останавливаясь на глазах, стараясь держать контакт.

— Тереза Хендерсон, я подруга Харриса и Эйвона, — воскликнула я, протягивая свою руку, мужчина улыбнулся и поцеловал тыльную сторону. Девушка рядом с ним бросила на меня недоверчивый взгляд. О, милая, мне только что разбили сердце колкими словами, я совершенно не нацелена на твоего мужа.

— Это мой отец, Тереза, — Эйвон представил меня сморщенному итальянцу, который сильно горбился и выглядел измученно устало, но держал при себе грозный взгляд и мужество. В нём будто поселилась эпоха