Алексей Пантелеев - Ленька Пантелеев
Волков тоже подошел к ящикам и стоял, заложив руки в карманы, усмехаясь и покачивая головой.
- Господи... что же делать? - пробормотал Ленька, вытаскивая из ящика заткнутую пробкой бутылочную головку.
- А что делать, - сказал, оглянувшись, Волков. - Смывайся - и все. Это чье пиво?
- Хозяйское.
- Ну вот. Что ж тут раздумывать?
Он толкнул Леньку локтем.
- Давай сматывайся!..
Ленька еще раз посмотрел на двери трактира и юркнул вслед за Волковым в толпу.
Сзади кто-то кричал:
- Эй, ты, курносый! Куда? Набедокурил, а сам удочки сматывать?!
- Давай, давай, не останавливайся! - подгонял Леньку Волков.
Работая локтями, он выбрался из толпы, свернул в какие-то ворота, провел Леньку через какие-то проходные дворы, мимо каких-то лабазов и овощных складов и вывел его на Международный{237}. Тут оба мальчика остановились и перевели дух. Волков рассмеялся.
- Вот так встреча! А? - сказал он.
- Ужасно, - пробормотал Ленька, вытирая вспотевший лоб.
- Ничего... Говорят, знаешь, - посуду бить к счастью. Ты с какой это стати, дурак, лошадкой заделался?
- Так уж вышло, - объяснил Ленька. - Другой габоты не было.
- "Габоты"! - передразнил его Волков. - Рано ты, братец, работать начал.
Он достал из кармана голубую нарядную коробку "Зефир № 6", подцепил грязным ногтем толстую с золотыми буквами на мундштуке папиросу, важно, как взрослый, постучал мундштуком по коробке, подул зачем-то в мундштук и, сунув папиросу в маленькие белые зубы, с фасоном раскурил ее. Потом, спохватившись, снова вытащил пачку, протянул Леньке:
- Куришь?
Ленька поблагодарил и неловко взял папиросу. Прикуривая, он исподлобья смотрел на Волкова и чувствовал, как в нем просыпается старое, детское отношение к этому мальчику: Волков ему и нравился и отталкивал от себя. Как и раньше, в присутствии Волкова Ленька робел и ругал себя за эту робость.
- Что ж мы стоим? - сказал Волков. Они остановились у витрины, на треснувшем и продырявленном пулями стекле которой белыми буквами было написано:
КАФЭ
"УЮТНЫЙ УГОЛОК"
- Пиво пьешь? - спросил Волков.
- Нет, - смутился Ленька. - А ты?
- Иногда позволяю себе такое баловство. А вообще не люблю. Горькое...
- Я тоже не люблю, - сказал Ленька, хотя до сих пор ему приходилось пить только слабенькое безалкогольное пиво "Экспресс".
- Ну, все равно, зайдем, какао возьмем или еще чего-нибудь.
Ленька замялся.
- У меня, понимаешь, денег нет, - сказал он, краснея.
- Не беспокойся, дружок...
Волков с усмешкой похлопал себя по нагрудному карману.
...Они вошли в кафе, уселись в углу за маленьким круглым столиком. Подошла барышня в клетчатом переднике.
- Что вы хотите, мальчики?
- Дайте меню, - важно сказал Волков.
Он долго, с видом знатока, изучал карточку, наконец заказал бутылку пива, стакан какао, пару пирожных и бутерброд с сыром.
- Ну, вот, - сказал он, потирая руки, когда официантка пошла выполнять заказ. - Я рад, ты знаешь, что тебя встретил.
- Я тоже, - из вежливости сказал Ленька.
- Ты что - все время в Петрограде жил?
- Нет, мы уезжали...
Почему-то Леньке не захотелось рассказывать Волкову обо всем, что с ним случилось за эти годы.
- А ты? - поспешил спросить он.
- О милый мой! Знал бы ты... Мне столько пришлось перенести за это время, что никакому Майн Риду и Жюль Верну и во сне не снилось.
- Папа и мама твои живы?
- Мама жива, а папа...
Волков помрачнел. Тонкие брови его сдвинулись к переносице.
- Не знаю, - сказал он, оглянувшись. - Может быть, и жив еще... Во всяком случае, мама панихид по нем еще не служит.
Левушка принесла на подносе пиво, пирожные, дымящееся какао.
Волков с фасоном опрокинул над стопкой бутылку, отхлебнул пену.
- Угощайся, пожалуйста, - сказал он, покосившись на стакан с какао.
Ленька глотнул горячего сладкого напитка и опьянел, почувствовал, как по всему его телу разлилась приятная истомная теплота.
- Пирожное бери, - сказал Волков.
- Спасибо, - сказал Ленька, нацеливаясь на кремовую трубочку. - И ты тоже бери.
- Ладно. Успеется. Я сначала бутерброд съем.
- Не ладно, а хорошо, - поправил Ленька.
Оба засмеялись.
- Ты учишься? - спросил Ленька.
- Да как тебе сказать? В прошлом году учился. А в этом... скорее, что нет.
- Что значит: скорее?
- Дела, милый мой, не всегда позволяют посещать уроки.
Ленька не стал спрашивать, какие дела мешают Волкову посещать уроки. Это он и без расспросов хорошо понимал. Он пил какао, с постыдной жадностью ел сладкую, тающую во рту кремовую трубочку и смотрел на Волкова, который, морщась, потягивал темное мартовское пиво и лениво отковыривал от бутерброда кусочки сыра.
"Счастливый, - говорил в Леньке какой-то темный, глухой, завистливый голос. И другой - насмешливый, презрительный и даже немного горделивый голос тотчас откликался: - Вор... жулик... мразь... конченый человек!" Он ругал и Волкова и себя за то, что согласился зайти в кафе. Но уйти, не допив какао и не доев пирожного, он не мог. А кроме того, он был и благодарен Волкову: ведь тот спас его от беды, выручил его.
А Волков от пива уже слегка охмелел. Не доев бутерброда, он потянулся к пирожному.
- Эх, кутить, так кутить, - сказал он. - Возьму-ка и я, пожалуй, какао.
Он постучал ножом по тарелке.
- Мадемуазель!
- Что прикажете, мосье? - с насмешливой важностью проговорила официантка, подходя к столику.
- Дайте нам еще какао... Два!
- Я больше не буду, - сказал Ленька.
- Будешь!.. Два! - повторил Волков, показывая официантке два грязных пальца.
Барышня отошла от столика и тотчас вернулась.
- Может быть, молодые люди, рассчитаетесь?
- Ага! - расхохотался Волков. - Не верите? Думаете, жулики?
Он выхватил из кармана бумажник. Ленька увидел в руках у товарища миллионы и почему-то испугался. Он не пил пива, но почувствовал, что голова у него закружилась.
Официантка взяла деньги и ушла.
- Я пойду, - сказал Ленька, поднимаясь.
- Куда?
- Мне надо. Поздно уже. Меня мама ждет.
- Мама? Жива? - удивился Волков.
- Да. Жива.
- Не пущу! - сказал Волков, схватив Леньку за подол рубашки.
Ленька оттолкнул его руку.
- Мне надо идти, - спокойно сказал он.
На лице Волкова мелькнула трусливая улыбка.
- Леша, присядь на минутку.
Ленька сел на краешек стула.
- Леша, - сказал Волков. - Ты не огорчайся. Я знаю, - ты огорчен. Плюнь на свои бутылки...
Он покосился в сторону буфета и шепотом сказал:
- Я тебе дело найду.
И, значительно посмотрев на Леньку, он ударил кулаком по столу:
- Клянусь!
- Хорошо, - покорно ответил Ленька.
- Леша! - Волков обнял его за плечи. - Я тебя люблю... Ведь я тебя всегда любил. Дай я тебя поцелую...
Ленька не успел отстраниться, как Волков привстал, покачнулся и чмокнул его в щеку.
- И вообще... - Голос у Волкова задрожал. - Вообще... не забывай, что мы с тобой - осколки прошлого.
- Не знаю, - усмехнулся Ленька. - Я себя осколком не считаю.
- Да! Мы с тобой двое остались. Двое! Понимаешь? - Волков для наглядности опять показал два немытых пальца. - Где все? А? Никого нет... всех размело... Чижика помнишь?
- Помню, - сказал Ленька, отодвигая стул и поднимаясь. - Прощай.
Волков схватил его за рукав.
- Нет, Леша... Стой!
"Вот черт полосатый, - подумал Ленька. - Выпил на копейку, а бузит на миллион".
- Ну, что? - сказал он сердито.
- Во-первых, почему - прощай? Не прощай, а до свиданья. Правда? Ведь мы с тобой встретимся еще? А?
- Ну, до свиданья, - сказал Ленька.
- Придешь ко мне?
- Приду.
- Адрес помнишь?
- А вы что - разве еще на старой квартире живете?
- Да, на Екатерингофском, угол Крюкова... Имеем одну роскошную полутемную комнату в четыре квадратных сажени...
Волков привстал и протянул Леньке руку. Хмель как будто оставил его или он перестал притворяться.
- Заходи, Леша, правда, - сказал он, заглядывая Леньке в глаза. - Мама очень рада будет. И я тоже. Честное слово!..
- Ладно, - сказал Ленька, напяливая кепку и направляясь к дверям.
- Так я тебя жду, Леша! Не забудь!..
- Ладно, жди, - сказал Ленька, не оглядываясь.
"Черт... аристократ... гадина", - думал он, выходя на улицу. Он был уверен и давал себе клятву, что никогда больше не встретится с этим человеком.
...На улице уже темнело. Накрапывал дождь. На Международном реденькой цепочкой зажигались неяркие фонари. Расхлябанный трамвай, сбегая с Обуховского моста, высекал под своей дугой фиолетовую искру.
И тут, очутившись под дождем на улице, Ленька вдруг вспомнил все, что случилось с ним в этот день, и на душе его стало муторно. Он почувствовал себя маленьким, ему захотелось поскорей к маме. Как хорошо, что она существует на свете! Забиться ей под крылышко, положить голову ей на грудь, ни о чем не думать, ни о чем не заботиться...
Впереди по тротуару шли две девушки, лет по шестнадцати, плохо одетые. Девушки о чем-то оживленно спорили. Обгоняя их, Ленька услышал, как одна из них запальчиво сказала другой:
