С. Гроув - Золотое снадобье

– Да-да. Твердая поверхность. Мне надо знать, как делается деревянная карта!

Миссис Клэй присела к столу.

– Как делается деревянная карта… – эхом повторила она. – Дай подумаю…

И закрыла глаза.

Тео стоял рядом, стараясь успокоить дыхание.

– Пытаюсь представить, что они сделали бы, – сказала экономка и ненадолго открыла глаза. – Ты же понимаешь, сама-то я на занятия не ходила…

– Я знаю, – сказал Тео, сдерживая нетерпение. – Просто вспомните, что сумеете.

Она вновь прикрыла глаза.

– Не вода, не свет… совсем памяти не стало… – И вдруг ее ресницы взлетели, а лицо озарилось улыбкой торжества: – Ну конечно! Дым!..

– Конечно! Дым! – обрадовался Тео.

И заметался по кухне, хватая кастрюльку, обрывок упаковочной бумаги, спички. Чиркнул по коробку, поджег бумажку, бросил в кастрюлю. Когда пошел дым, Тео полностью окурил им линейку. Сперва ему показалось, будто та не очень-то изменилась. Потом на обратной стороне, рядом с датой, начала проявляться тонкая красная линия.

– Я знал! – заулыбался Тео. – Это карта памяти!

Миссис Клэй все недоумевала.

– Карта, но чего?

– Думаю, она содержит воспоминания тучегонителей, пришедших в Бостон, – сказал Тео. – Она расскажет, что с ними случилось!

34

Семь крыльев

Ходят даже слухи о небольшом «кармане» очень странной эпохи на юге страны, где якобы находят пристанище все утраты этого мира. Прибыв туда, путешественник оказывается в окружении всех пропавших ключей, забытых привязанностей, оставленных мечтаний, когда-либо существовавших на свете. Без сомнения, лишь сказители родом из Папских государств способны поверить в жизненность этаких бредней!

София утратила всякое понятие о времени. Как, собственно, и о том, где вообще находилась. Она так углубилась в воспоминания бисерной карты, что, казалось, целый год прожила в теле Кабезы де Кабры. Это его глазами она видела мир, засушливый и недобрый, печалилась вместе с ним об утратах, хваталась за тоненькую ниточку надежды… Восприятие самой Софии представало всего лишь далеким эхом: горечь неизведанного мира, упорно скупившегося на ответы, утрата родителей, новая боль от осознания постигшей их участи… и замешанная на этой боли слабенькая надежда, что они еще могут отыскаться живыми.

Ее ум странствовал совершенно свободно, словно внутри карты, горюя, надеясь и снова горюя… Когда она вынырнула на поверхность и снова оказалась в общей комнате гостиницы посреди Папских государств, ей казалось, будто она отсутствовала целую жизнь.

Путешествие сквозь память карты изменило ее. И дело заключалось не только в том, что она наконец выяснила участь родителей и в какой-то мере проследила их судьбу. Было и еще кое-что. Возможно, она слишком долго предавалась воспоминаниям Кабезы де Кабры. А может, чувства и переживания муртийского шерифа оказались для нее слишком сильными: они отметили ее, словно клеймо. Кабеза де Кабра был человеком, который утратил веру и пытался ее вернуть. София, очнувшаяся для реальности, поняла: ее вера также утрачена.

Не было никаких Судеб, взирающих с небес. София осознала это с полной и окончательной определенностью, так, будто в глубине души знала всегда, но предпочитала не признавать.

Расправа с ее родителями никак не «прозвучала» для мироздания. Осталась всего лишь ее потерей. Из тонких миров не протянется указующая рука, чтобы отвести ее к ним. То, что с ними случилось, было бессмысленно и жестоко. Они страдали, а другие люди стояли рядом и просто смотрели. Ни один не вмешался.

Подсказки ждать неоткуда. Рассчитывать приходилось лишь на себя.

Эррол спал в своем гамаке. София огляделась и поняла, что́ вернуло ее к настоящему: появление Златопрут. Вещая стояла на пороге, пристально глядя на Софию. Ее взгляд был полон участия.

– Что случилось?

Вместо ответа София выбралась из гамака и показала ей бисерную карту.

– Это элодейская карта, – тихо проговорила Златопрут.

Эррол проснулся и зашевелился на своем подвесном ложе.

– Да, – кивнула София. – И в этой – память одного человека, жившего в местечке неподалеку отсюда. – Собственный голос показался ей чужим: сухой, хриплый. – Его зовут Альвар Кабеза де Кабра, это местный уроженец, проделавший путь из Папских государств на берег Жуткого моря. Он утратил веру и пытался ее вернуть… Он был шерифом Муртии, это городишко такой. Туда уехали мои родители, когда я маленькая была. Они уехали друга из беды выручать, а сами… В общем, эта карта показывает, что с ними произошло.

Эррол как-то сразу оказался подле них. Он смотрел настороженно. Златопрут тоже неотрывно глядела на Софию.

– Покажи мне, – попросила она.

София расстелила карту на столе посреди комнаты.

– Карта охватывает один год. Какой именно, не сказано, но, наверно, восьмидесятый или восемьдесят первый. Отсчет начинается в апреле. Посмотри двенадцатое апреля в одиннадцать часов, потом девятое ноября, одиннадцатое января и семнадцатое марта – все три дня на рассвете.

Эррол глядел непонимающе, Златопрут же возложила пальцы на карту. Она сидела спокойно, лишь сосредоточение слегка морщило ее лоб.

– Это что она делает? – шепотом спросил Эррол, вконец сбитый с толку.

Отдав карту Вещей, София внезапно почувствовала сокрушительную усталость – ни дать ни взять скопом за все время, проведенное в мысленном путешествии.

– Читает, – пояснила она Эрролу. – Когда закончит, попроси ее тебе показать, она не откажет. А я что-то вырубаюсь.

Она проковыляла к своему гамаку и неуклюже забралась в него – чтобы заснуть едва ли не прежде, чем успела как следует вытянуть ноги.

Проснувшись, София поначалу ничего не могла сообразить. В пустой комнате было темно. Потом она вспомнила карту и невеселые открытия, сделанные внутри. Все тело заново пронизала боль. София вылезла из гамака, двигаясь точно во сне. Зашнуровала потасканные кожаные башмаки и пошла наружу – проведать спутников.

Они сидели при свечах в трапезной гостиницы и тихо разговаривали за столом. Хозяйка сидела у огня, кутаясь в шерстяную шаль, словно от холода спасалась. Эррол и Златопрут дружно обернулись навстречу Софии. Она же поняла с первого взгляда: в их отношениях что-то переменилось.

Девочка запустила руку в карман и посмотрела на часы. Только что сравнялось пять: оказывается, она проспала почти до рассвета. А если верить ощущениям, казалось, миновало несколько дней.

Да, ночью определенно что-то произошло. Теперь у Вещей и сокольничего имелась общая цель. Они смотрели на Софию если не как заговорщики, то уж всяко как люди, причастные одного знания. Оба выглядели бледными и очень серьезными… и вроде даже похожими, хотя каким образом? Эррол – пристальные синие глаза на лице, состоявшем из угловатых костей. Златопрут – задумчивый взгляд из-под безмятежного и чистого лба…

– Выспалась? – спросила Вещая.

– Да, спасибо, – кивнула София.

– Мы тут карту читали, – очень серьезно проговорила Златопрут. – Мы поняли, что случилось с твоими родителями.

София не мигая смотрела то на одного, то на другого.

– По всей вероятности, они стали лакримами.

– Да, – подтвердила Златопрут и покосилась на Эррола. – Это слово здесь не в ходу, но я его слышала еще в Пустошах.

– Если мы правильно поняли, – сказал сокольничий, – тот человек последовал за твоими родителями к Жуткому морю.

– Именно так, – кивнула девочка. – Оттуда-то мои друзья и привезли карту. Человек, записавший воспоминания, к тому времени уже умер. Он пользовался подсказками, обретенными в Авзентинии. А значит, последовал за лакримами… то есть за моими родителями… на ту сторону океана.

– Долгое путешествие, – сказала Златопрут. – Очень долгое. Ты, верно, знаешь, что скорбящие… лакримы, как вы их называете, иногда… скажем так… выцветают. Они теряют вещественность, остается лишь голос.

– Да, – ровным голосом ответила София. – Я о таком слышала.

– Потеря вещественности происходит в пути. Чем дальше они уходят от эпохи, в которой лишились лиц, тем дальше заходит развоплощение.

София поникла:

– Значит, все даже хуже, чем я себе представляла…

– Может, да, а может, и нет, – сказала Златопрут. Подумала и добавила: – Не хотелось бы смущать тебя ложной надеждой.

Она покосилась на Эррола. Сокольничий кивнул:

– Лучше уж ты выложи ей все как есть. И хорошее, и плохое.

Златопрут поманила Софию рукой:

– Подойди, сядь с нами.

София устало опустилась на деревянную табуретку. Златопрут накрыла ее руку своей, желая ободрить.

– Некоторые среди нас, элодейцев, одарены воистину дивной целительной силой… Молва распространяет их славу на весь наш народ, хотя это не так. Таких людей мы называем тучегонителями. Это ясновидящие, провидцы, великие толкователи… Подобных чудотворцев среди нас сейчас четверо, правда, троих никак не могут найти. Их я пыталась разыскать в Бостоне. Думаю, ты способна представить, насколько мой народ нуждается в них! Они могут одолеть любую болезнь, малую и великую. И они способны исцелять скорбящих. Возвращать им и облик, и разум.