С. Гроув - Золотое снадобье

– Я что угодно с одного прочтения запоминаю.

– Завидный у вас дар…

Угрызение отвела глаза:

– Это смотря что доведется прочесть. Есть вещи, которые хочется запомнить. А есть такие, что век бы их не видать.

София моргнула.

– Да, – сказала она. – Это уж точно.

– Значит, – вернулась к делу Угрызение, – вы ищете сведения по Авзентинии…

До Софии вдруг дошло, что эта молодая женщина, возможно, лучше других сумеет помочь ей найти краткий путь сквозь архивные дебри.

– Именно так. Вы о ней что-нибудь слышали? Быть может, видели где-нибудь? Не припоминаете?

– Нет. Не видела, – ответила Угрызение. И стремительно поднялась: – Мне думается, вам следует просмотреть указатели, касающиеся года, когда было написано ваше письмо. Восемьдесят второй год нашей эры.

И, не дожидаясь реакции Софии, покинула стол, чтобы тотчас исчезнуть среди стеллажей.

Впрочем, несколькими минутами позже Угрызение возвратилась, толкая перед собой библиотечную тележку:

– Я вам первые тридцать привезла.

И она стала перегружать тяжеленные фолианты на читальный стол.

София недоуменно нахмурилась:

– Первые тридцать… чего?

– Первые тридцать томов ссылок и указателей, касающихся восемьдесят второго года. – Угрызение чуть помедлила, выверенное бесстрастие на ее лице впервые окрасилось едва заметной смешинкой. – Вы же не думали, что указатели по каждому году ограничиваются всего одной книгой? Восемьдесят второй охватывается более чем тремя сотнями томов.

«Триста томов! – мысленно ахнула София. – Ужас какой! Да как мне их все за три дня пролистать?!»

3

На борту «Пустельги»

В эту десятую и последнюю ночь на борту «Пустельги» меня разбудили ужасные завывания. Я повернулась к Бронсону, желая его разбудить, но неожиданный толчок бросил нас друг на друга. Не без труда мы выбрались из койки и торопливо оделись. Корабль бешено раскачивался, слышались крики команды, но жуткий вой все заглушал. Мы сразу поняли, что угодили в самый центр сильнейшего шторма. За иллюминатором каюты царила чернильная темнота, прорезаемая лишь ярким серебром молний. В тот момент я со всей определенностью поняла, что подобная ночь ничем хорошим не кончится. А ведь с самого момента отплытия из Бостона я так скучала по Софии… И вот теперь мысль о том, как она мирно спит в своей кроватке, словно ножом пронзила мне сердце. Она – там, а мы здесь – посреди шторма, в самом сердце бескрайнего океана… Зачем? Что мы наделали?

И ничего нельзя было предпринять, разве что стойко встретить надвинувшуюся беду. Сквозь рев бури и грохот волн мы слышали крики, постепенно сменявшиеся воплями ужаса… Бронсон взял меня за руку.

– Любовь моя, – сказал он. – Что бы ни ждало нас там, за дверью, по крайней мере, мы не расстанемся!

– Да. – Я стиснула его руку, и в ответ он крепко сжал мою.

Потом он взял веревку, которой мы обычно увязывали чемоданы, и обвязался одним концом, а другой затянул на моей талии.

– Надо, – пояснил он, – чтобы руки у нас оставались свободны. Если придется плыть, поплывем вместе!

– Да, Бронсон, – повторила я. – Я люблю тебя, родной!

Он коснулся ладонью моей щеки:

– И я тебя люблю, Минна.

Сверкнула молния, и я увидела, что он улыбается. В следующий миг все снова погрузилось во тьму.

Я больше почувствовала, как он повернулся и взялся за ручку двери.

Тотчас же на нас словно обрушился водопад немыслимой высоты. Я мгновенно потеряла равновесие, стала заваливаться назад… натянувшаяся веревка помогла выпрямиться. Я осторожно вышла на палубу. По-прежнему ничего нельзя было рассмотреть, но я ощутила прикосновение к запястью: это Бронсон вышел из каюты.

Рука в руке, мы двинулись через главную палубу. Ужасающий вопль разорвал воздух, и, как мне показалось, с новой силой завыл ветер. Совершенно неожиданно корабль перестало раскачивать. Я тщетно вглядывалась во тьму, силясь в то же время найти опору на скользкой палубе и пытаясь сообразить, какая сила успокоила качку. Словно во исполнение моих пожеланий, очередная вспышка молнии разорвала небо, озарив несущиеся облака.

Сперва я даже не поняла, что именно предстало моим глазам. Корма судна плотно висела в нагромождении скал, обросших бурыми лентами морской капусты: «Пустельгу» словно бы сжали громадные каменные челюсти. Даже сквозь завывание бури моего слуха достиг голос капитана Гиббонса, кричавшего:

– Покинуть судно!

И при следующей молнии я увидела, как заметались темные фигуры. Они… да, они лезли со стороны скал, стиснувших «Пустельгу», и, услышав, как изменился вой, я наконец поняла, что производил его вовсе не ветер. Звук был скорее сродни завываниям животных: то ли собак, то ли вовсе диких зверей.

Тень, ближайшая к нам, двинулась в направлении капитана, являя при этом несомненно человеческие повадки. Растительность у него на голове разительно напоминала все ту же морскую капусту, но между висячими листьями проглядывало лицо. Белое, свирепое, с оскаленными зубами, травянистой бородой… Глаза мне показались остекленевшими. Новая молния – и я увидела, как существо выбросило вперед руки, издав звук, ошибочно принятый мною за подвывание ветра. Толстые стебли, составлявшие нижнюю часть тела, вздыбились, бросая своего удивительного хозяина вперед; белые руки – нет, скорее слегка зеленоватые и светящиеся изнутри – испустили что-то вроде растительной сети. Эта сеть скользкими петлями охватила ближайшего моряка и плашмя бросила его на палубу.

– Минна! Бежим на бак! – крикнул Бронсон, и мир снова погрузился во тьму.

Бронсон тянул меня вперед; я понимала, зачем мы пробираемся в носовую часть корабля. Там было возможно хотя бы броситься в волны, отдаваясь на милость бушующего океана.

Кажется, капитан и команда пришли к такому же выводу. Торопливо двигаясь на бак, мы слышали их голоса… Впрочем, там нас встретила сцена полнейшего хаоса. Темные силуэты прыгали через борт в воду. Кого-то захватывали сети и утаскивали прочь. Иные сошлись в смертельной борьбе с нападавшими. И надо всем этим – вопли, вой, крики… Не слышно только внятных приказов. В нескольких шагах от себя я заметила капитана Гиббонса. Он бешено размахивал клинком, отбиваясь от морской твари, пытавшейся сграбастать его. Мне хватило мгновения, чтобы понять, чем кончится схватка.

Из-за спины Гиббонса взлетела водорослевая сеть, его сбило с ног…

– Кэп!.. – закричал Бронсон и рванулся вперед.

Я волей-неволей последовала за ним, спотыкаясь, чуть не падая… Так и получилось, что оба мы свалились на Гиббонса. Он яростно бился… но, увы, успел обронить нож. Бронсон подхватил этот нож, прежде чем его унесло волнами, и принялся рубить сеть, всячески стараясь не зацепить Гиббонса. Я упала рядом с ним на колени, начала дергать цепкие стебли… увы, мои усилия оказались бесполезны, словно я силилась разнять самое воду.

Я понимала, что в запасе у нас всего несколько мгновений, после чего нас пленят незнакомцы. Но в это время нашего капитана, ревевшего подобно дикому вепрю, резким рывком уволокло прочь… Я же не успела и встать, как случилось вполне предсказуемое – нас накрыла скользкая сеть.

Бронсон испустил крик ярости и отчаяния и попытался распороть ее. Мне пришлось приблизить губы к его уху, чтобы быть услышанной:

– Нет, Бронсон! Не так! Не режь – тяни!

В первое мгновение он не понял, о чем я говорила. Однако потом увидел, как видела я, что ноги наши еще опирались на деревянную палубу, а совокупный наш вес мог, пожалуй, сдвинуть существо, державшее сеть.

– Давай!.. – крикнула я.

И мы сообща рванулись, пытаясь достичь ближайшего борта. Неожиданность сослужила нам верную службу. Водорослевое создание ослабило хватку и упустило сеть, а с нею и нас. Мы перевалились через фальшборт и спутанным комом рухнули в воду, покидая корабль.

На несколько мгновений вода заглушила все звуки… Холодные волны приняли нас, стиснули, навалились всей тяжестью. Тут что-то сорвало с нас сеть.

Я была слишком потрясена, чтобы бороться. Казалось, я повисла в пустоте, лишенная веса, и отстраненно, даже с оттенком любопытства подумала: а ведь, похоже, я сейчас сознание потеряю…

В этот миг вернулась моя врожденная склонность, которую я с самого детства пыталась изжить и, казалось, вполне победила. Тем не менее иногда она возвращалась, возвращалась непредсказуемо и необоримо, всякий раз застигая меня врасплох.

Я потеряла счет времени.

Я просто висела в толще воды. В черноте мелькали проблески оранжевого света, прекрасные, словно подводный мираж. Вместо того чтобы всеми силами рваться к поверхности, я принялась обдумывать видение… а может быть, воспоминание из предыдущего вечера.

Мы с Бронсоном сидели за столом с капитаном Гиббонсом и, по обычаю, сложившемуся за время плавания, разделяли с ним ужин. Я отведала тушеного мяса с гарниром, рот наполнился вкусом тыквы и сливочного масла. В каюте было тихо и уютно, вкусная пища радовала желудок… Тем не менее кое-что меня беспокоило, и я решилась об этом заговорить.