Галина Смирнова - Максимка, Толик и каляки-маляки
– Смотри, бабушка!
На вершине кустарника, припорошённого снегом, они вдруг увидели маленькую корзиночку, сплетённую из тонких, тонких веточек и стеблей трав, она была удивительно плотной и крепкой, а по размеру… в ней могло поместиться, например, одно куриное яйцо. Какие птички здесь жили?
– Это опустевшее гнездо, Юля. Весной две маленькие птички свили здесь гнездо, вернее, гнёздышко, видишь, какое оно маленькое.
– А потом?
– Потом? Кто же знает, что было потом, были здесь птенчики или нет. Сейчас мы видим только опустевшее гнездо… среди зимы.
– Можно мне потрогать гнёздышко?
Бабушка подняла Юлю, и та аккуратно дотронулась до гнезда.
– Ты видишь, как прочно прикрепили птички гнездо, это просто удивительно, насколько прочно!
– Бабуля, а птички вернутся в своё гнездо?
– Мы, внучка, придём сюда весной и посмотрим, ладно? А до весны… до весны всего-то три месяца осталось.
Бабушка с внучкой отправились домой, а позади, на самой окраине заснеженного парка, среди тонких, переплетённых между собой ветвей кустарника осталось маленькое опустевшее гнездо.
Вернутся ли сюда его обитатели? Кто же знает…
Рыбка
– Бабуля-я, смотри, рыбка губками шевелит, – трёхлетний Тёма смотрел удивлённо-заинтересованно на рыбу в большой, клетчатой сумке.
С этой сумкой, лежащей на земле, стоял на базаре мужчина средних лет, загорелый, крепкий, одетый в военную униформу – защитного цвета брюки и ветровку.
– Это карп, Тёма, он скоро уснёт, как и другие рыбки в сумке, видишь, как много дядя наловил.
– Можно потрогаю, бабушка-а?
– Можно, можно. Верно, это карп, – добродушно ответил продавец.
Тёма осторожно дотронулся до туловища, головы рыбы, хотел было сунуть пальчик ей в рот…
– Вот это нельзя, Тёма. Постой и просто посмотри на рыбку.
В распахнутой, огромной сумке с одной стороны аккуратно лежали судаки, большие, серебристые, вытянутой формы, рядом несколько карпов, ещё живых, шевелящих губами, тут же лещи с толстой спинкой, а рядом много подлещиков. Около продавца устойчиво стоял и чувствовался уже издали запах свежей, только что пойманной рыбы.
– Вот это улов! – восхищённо сказала бабушка, – сами поймали?
– А то кто же, – с гордостью ответил мужчина, – вчера весь день да сегодня утром рыбачил.
– Наверное, с лодки?
– Конечно, судака на берегу не поймаешь, тем более таких.
– Сколько же весит вот этот судачок, – бабушка показала на самого большого.
– Три с половиной килограмма, остальные – два и больше, – продавец раздвинул рыбу в сумке, – видите, пять судаков поймал, берите на уху.
– У вас и лещи большие, красивые, уху можно и с лещами сварить, а судачка лучше на заливное.
– Вот и покупайте!
Тёма сел на корточки и во все глаза смотрел на рыбу, никогда он не видел её столько и такую разную.
– Бабуля-я, купи эту рыбку, – внук указал на карпа, – я его в тазик с водой пущу, можно?
– Мы судака лучше купим, завесьте нам этого – самого большого, на сколько потянет?
– Три шестьсот, округлим – три с половиной килограмма. Завернуть?
– Спасибо, – расплатившись, бабушка положила рыбу в сумку.
– Так что вы будете делать с ней, хозяюшка, как готовить?
– Из половины судака заливное сделаю, а из другой половины котлетки, внучок любит.
– А я вот уху делаю отличную, приходите через недельку, в это же время, за рыбой, может, жериха поймаю, принесу, и об ухе поговорим, поделимся опытом.
– Уха – это хорошо, договорились, приду.
– Бабуля-я, уха́ это что? У меня Ухи есть, вот, – малыш показал на свои уши.
– Не Ухи у тебя, а два Уха. Есть уха́ – это суп такой из рыбы, а есть два Уха, вот они, – бабушка дотронулась до ушей внука, – понял?
– Да, Ухи-Ухи-Ухи, – Тёма засмеялся, побежал вперёд, наткнулся на валяющуюся на земле пустую, пластиковую бутылку, начал пинать её ногой, подбрасывая вверх и хохоча, – Ухи-Ухи-Ухи…
– А кто озорничает, мы того «за ушко да на солнышко», – бабушка пыталась быть строгой.
– Бабуля-я, ты мне про солнышко будешь читать? И про крокодила.
– А ты не помнишь разве: «Горе, горе, крокодил солнце в небе проглотил…»
– «Наступила темнота, не ходи за ворота, кто… кто…» – забыл.
– «Кто на улицу попал, заблудился и пропал, плачет серый воробей, выйди, солнышко, скорей,» – напомнила бабушка.
И дальше, дальше… Пока ехали домой, вспомнили и «Краденое солнце», и «Муху-цокотуху».
Вечером пошли купаться на Волгу – Тёма, бабушка, дедушка и их собака Юлька.
Тёмочка бегал по мелководью, поднимая тысячи брызг, за которыми азартно охотилась Юлька, пытаясь схватить ртом сверкающие капли воды.
Волны плескались о песчаный берег, переливались серебристым блеском, Юлька гонялась за ними, стараясь удержать, а Тёма за ней и за волнами, Юлька лает, Тёма хохочет.
Вот Юлька увидела то ли подбитую, то ли больную рыбу, плавающую кругами по поверхности воды.
И всё – всех сразу забыла, никого не слышит, ничего не видит, началась рыбалка.
Наконец, она ухватила зубами рыбу за верхний плавник, плывёт к берегу, кладёт гордо у ног – добыча!
– Молодец, Юля, – хвалит дедушка, а потом, чтобы она только не видела, отпускает эту, видимо, раненую рыбу обратно в реку.
Купались долго, вода ласковая, тёплая, нагрелась за солнечный, летний день, дно песчаное, нежное.
Когда наплавались, сели все на берегу Волги.
Ярко-красное, закатное солнце исчезало за кромкой леса, освещая и небо, и реку во все оттенки и цвета радуги.
– Бабуля-я, смотри, солнышко падает. Нет его? Нет, – развёл ручками, удивлённые глаза спрашивают, как же так?
– Солнце уходит только на ночь, отдохнёт и завтра снова будет светить всем нам, такая у него работа, у солнышка.
Рассказы для детей постарше
Одуванчик и ландыш
Любимый цветок?
Не отвечу сразу.
Вначале скажу ландыш,
нет изысканнее – форма, цвет, аромат – аристократ среди цветов, принц!
Если сорвешь три нежные веточки, домой нужно везти в золотой карете и ставить в хрустальную вазу, как на трон, а самой скромно устроиться внизу и зачарованно смотреть на совершенство.
Принц живёт в сказочном, зелёном дворце из веток, листьев и деревьев, в лесной прохладе и тиши, и его изящные, белые фонарики сразу не встретишь, нужно искать.
Потом скажу одуванчик.
Маленькое солнце с золотыми лепестками-лучиками, жизнерадостный, неприхотливый, терпеливый и добродушный, он бежит, торопится по дорожкам, тропинкам, он тянется к людям и пахнет душистым мёдом, и всюду его приветливые, как улыбка рассвета, цветы.
Однажды весной я собрала одуванчики, сделала варенье, и получился одуванчиковый мёд, янтарный, густой и ароматный.
В магазин за бубликами.
Утром мама сказала, обращаясь ко мне:
– Коля, сходишь после завтрака в магазин за хлебом – купишь буханку чёрного, два батона и…
– И бублики! – перебил я её.
– Да, и четыре, нет, лучше шесть бубликов. Только ты посмотри, мягкие ли они, и, если чёрствые, то не бери.
Мама посмотрела на меня и добавила:
– Можешь Тёму с собой взять, но никуда не заходить – в магазин и обратно, я по времени прослежу.
Маме было некогда, у неё началась, как она говорила, горячая пора.
Эта горячая пора случалась каждым летом на даче, когда созревали ягоды, мама всё сетовала, почему же они поспевают так неудобно – все сразу и вдруг, и что она «света белого не видит, а только целый день варит и закатывает все эти варенья и компоты, и помидоры и огурцы, а отпуск скоро закончится, а я всё у плиты, у плиты…»
И вот я и Тёма пошли в магазин, потому что закатывать банки с огурцами мы не умеем.
Магазин располагался на окраине нашего дачного посёлка, никаких дорог с машинами переходить не надо было, а дорога от нашей калитки до магазина была прямая и асфальтированная, поэтому мама и отпускала меня и Тёму за хлебом.
Мне было девять, а Тёме восемь лет, я уже перешёл в третий класс, а Тёма во второй.
Где-то на пол-пути к магазину мимо нас пробежал незнакомый пёс.
Опередив нас, он неожиданно остановился и стал прислушиваться к чему-то, а потом как помчался, как помчался со всех сил вперёд по дороге, как-будто опаздывал на очень важное мероприятие.
Пройдя ещё немного, мы услышали лай собак, и чем ближе мы подходили к магазину, тем сильнее становился этот лай, и было понятно, что собак много.
Недалеко от магазина была железнодорожная станция, а рядом дорога со светофором и перекрёстком, мы эти места хорошо знали, потому что отсюда всегда ездили с родителями на электричке домой.
Лай собак становился всё громче и громче.
– Чего это вдруг они так разлаялись? – спросил я. – Посмотрим, Тёмка?
– Посмотрим, – нерешительно ответил Тёма и взял меня за руку.
Подойдя к светофору, мы увидели такую картину: в обе стороны дороги стояли машины, движение было полностью перекрыто, а на перекрёстке, кувыркаясь, отскакивая и вновь налетая друг на друга дрались две стаи собак, с каждой стороны их было штук по десять, не меньше, и все они лаяли, рычали, и вой стоял просто страшный.
