Анатолий Петухов - Сить - таинственная река
выполняя команду «полный вперед!»: первый старался разогнать плот, придать ему скорость, а второй, упираясь
шестом то справа, то слева, следил за направлением.
Кайзер — береговое охранение, вообще не любивший воды, затрусил вдоль берега.
В сетку попало пять крупных плотиц и два окуня.
— Видали! А если бы ее на ночь поставить — мешок рыбы! — сказал Гусь.
— Так в чем дело? Останемся на ночь! — живо предложил Сережка.
— Я бы остался, да дома влетит, — вздохнул Толька. — Даже записки не оставил...
— Не влетит! — убежденно сказал Сережка. Сам он на этот раз был спокоен: ушел не тайком, а с позволения
отца. — Полмешка рыбы принесу, так дома еще и рады будут. Правда, Гусь?
— Не знаю. За рыбу кто же ругать станет?
— Все. Остаюсь! — Сдался Толька. — Будь что будет.
Пока варили уху, обедали, купались, бродили по лесу в надежде, что Кайзер что-нибудь найдет интересное,
промелькнул день.
На закате пили пахучий чай из брусничных листьев, а перед тем как ложиться спать, закидали костер
гнилушками да сырыми ветками, чтобы больше было дыму и не так досаждали комары.
Гусь растянулся на хвое, заложил руки за голову, спросил:
— Пайтово озеро знаете?
— А как же. Конечно, — разом ответили Сережка и Толька.
— И бывали там?
— Нет. Не бывали.
— Ну вот. А говорите — знаете. Прошлый год в конце лета я искал за Журавлиным болотом глухариные
выводки.
И вот забрел в такое место, что самому страшно стало. Сосны да елки — до неба, нигде ни дорожки, ни
тропинки, ни одного следка. А под ногами — мох, зеленый, мягкий, как подушка. Так и хочется полежать. Ну,
думаю, это леший меня сюда заманил. Если лягу — тут и пропаду. Шел я, шел, гляжу — за деревьями вода
заблестела. Я бегом туда. А лесовик под ноги мне коряги пихает. Пока до воды добежал, раз десять кувырком летел.
Смотрю — озеро. Небольшое. Вода в нем светлая-светлая. Каждую травинку и камешек на дне видно. Догадался,
что это н есть Пайтово озеро. Я о нем и раньше слыхал, а где оно — точно не знал. Ладно, думаю, обойду озерко
кругом и найду какую-нибудь тропинку. Прошел маленько, посмотрел снова на озеро, а там, на середине, —лодка-
осиновка и человек в ней сидит. Как же так? Озеро круглое, только что нигде никого не было, а тут — лодка! Я
крикнул. Смотрю, человек закрутил головой туда-сюда: не понял, откуда кричат. Я ему опять: дяденька, я
заблудился! И руками замахал. Заметил он меня, за весло взялся. Не спешит. До берега не доплыл — остановился,
спрашивает: чего надо? Он уж совсем старый, с белой бородой, сидит в лодке сгорбившись, как колдун.
Заблудился, говорю я, не зною, как домой выбраться. Тогда он к берегу причалил и спрашивает:
— Откудова будешь?
— Из Семенихи.
— Чего же тебя лешие, прости господи, сюда занесли?
— Да вот, — говорю, — глухарей искал и убрел сюда.
— Ладно. Садись в лодку.
А в лодке у него полно рыбы. Щуки — метровые, а то и больше, лещи, окуни... Кое-как пробрался я до
скамеечки, чтобы на рыбу-то не наступить. Сел и говорю:
— Видать, озерко-то рыбное.
— Рыбное. Да не про всякого рыбка здесь водится.
— Как так?
— А вот так! Слова особые знать надо, тогда с рыбкой будешь, а не знаешь слов — сам утопнешь.
— В этакой-то луже? Да я ее вдоль и поперек, и еще два раза вокруг без передыху проплыть могу!
— Эхе-хе!..— покачал головой старик. — Здесь еще ни один человек не плавал. Бездонное оно, озеро-то. А
ты говоришь — лужа...
— Бездонных озер не бывает. Даже в океанах везде дно есть, — сказал я.
Тогда он остановил лодку, взял в руки дорожку, которой щук-то ловят, прицепил на крючок камень,
перевязанный веревочкой крест-накрест, и стал спускать его в воду.
— Гляди сам!
Я гляжу. Дорожка длинной метров пятьдесят, не меньше. Всю леску спустил и подает мне:
— Потрогай! Видишь, натянулась? Значит, камушек до дна не достал.
Я и сам чувствую, что камень висит, вглубь тянет.
— Но это, — говорит он, — еще ничего. Вода здесь полосами: одна полоса теплая, другая — холодная. От
этого руки и ноги судорогой сводит. Крикнуть не успеешь, как потонешь.
Я спорить не стал: может, и правду говорит дед.
— А вы, дедушка, те слова знаете? — спросил я.
— Какие слова? — удивился он.
— Да как же! Вы сами сказали, что здесь особые слова надо знать, а то рыбы не достанешь.
— Слова те заветные, — ответил он. — Кому они откроются, тот их и знает. А кто знает — не скажет. А кто
скажет, того хозяйка утопит.
— Какая еще хозяйка?
— А как же! Главная щука — самая Большая на озере щука — хозяйка... За какой-то грех она мне раз за
дорожку уцепилась. Полдня по озеру лодку волочила, все кругами, кругами. Водит, водит, потом и сама покажется.
Страшная! Длиной с мою лодку, а то и больше, пасть — как бочка без дна — красная, зубы — с мой палец, и на
голове — мох...
— Неправда, — говорю я, — таких щук не бывает.
Он только головой покачал.
— Мал ты еще. Ничего не знаешь, а я вот девятый десяток доживаю, всякого насмотрелся. Хочешь — верь,
хочешь — не верь.
Тут он высадил меня на берег, показал рукой в лес и говорит:
— Иди. Все прямо иди, чтобы солнышко тебе в левое ухо светило. Ручеек будет — перебредешь, неглубоко.
Я спросил, нет ли какой тропинки с озера.
— Отсюда, — ответил старик, — нету ни дорог, ни тропинок. И лучше ты забудь, что попал сюда. Худое это
место. А домой придешь — никому не говори, где был и что видел. Скажешь — беду накличешь... Вот оно какое.
Пайтово озеро!
— И ты до сих пор терпел, никому этого не рассказывал? — спросил Сережке.
— Никому.
— И не боишься?
— Чего?
— Старик не велел рассказывать, а ты рассказал...
— А я, может, потому и рассказал, что проверить охота, правду дед говорил или нет.
— Конечно, неправду! — отрезал Толька. — Я вот ни во что такое не верю — в приметы разные, в
предсказания... Все это чепуха!
— Ясно, чепуха! — поддержал Сережка.
Гусь молчал.
В полночь за стенкой шалаша забеспокоился Кайзер. Он всегда оставался на вольном воздухе и ложился
непременно у той стенки, у которой лежал Гусь.
— А вдруг сюда придет та волчица? — шепотом сказал Толька.
— Не придет. Раз у нее логово разорили, она далеко ушла и сюда не вернется.
Кайзер опять пошевелился. Было слышно, как он встал и, сопя, потянул носом воздух. Потом прошуршала
трава и, будто переломили спичку, хрустнул сучок.
— Слышал? — спросил Сережка.
— Тихо! — предупредил Гусь и сел, чтобы лучше слышать, куда пошел Кайзер.
Через несколько минут на реке раздался сильный всплеск, потом еще и еще раз.
— Это Кайзер? — спросил Толька.
— Нет. Он в воду не полезет, — ответил Гусь.
— А кто же тогда?
— Почем я знаю. Пошли на реку.
Ребята выскользнули из шалаша.
— Да это же у сетки, — догадался Гусь. — Бежим!
Кол, к которому была привязана сеть, раскачивался и вздрагивал, а на средине реки плескалась крупная,
видимо, рыба. Ощетинившийся Кайзер стоял у самой воды и неотрывно смотрел туда, где расходились широкие
круги.
Гусь отвязал плот, все трое вскочили на него и отчалили от берега.
Поплавки сетки были утоплены, а в том месте, где попала рыба, вода бурлила от мощных ударов хвоста.
Гусь погрузил руку в воду почти до плеча, нащупал верхнюю тетиву сети, не без труда приподнял ее и начал
перебираться руками от поплавка к поплавку. Он хорошо ощущал упругие рывки сильной рыбы, которая вот-вот
должна была показаться на поверхности.
— Теперь-то не уйдешь. Теперь-то наша будешь, — цедил сквозь зубы Гусь.
Тут раздался истошный визг, и Толька в чем был, сиганул в воду. Плот качнуло, сеть рвануло куда-то вниз, и
Гусь, потерявший равновесие, тоже оказался в воде. Фыркая и ругаясь, он бросился было к берегу, но услышал
плаксивый крик Сережки, опомнился и завертелся на место, отыскивая главами Тольку.
В нескольких метрах от себя Гусь увидел взметнувшуюся над водой Толькину руку, которая тотчас снова ушла
под воду. Ему сделалось жутко.
— Плот! Гони сюда плот!..— крикнул Гусь Сережке, а сам поспешил на помощь Тольке: он понял, что тот
запутался в сетке.
Улучив момент, Гусь схватил Толькину руку и что было сил рванулся к берегу. Но в тот же миг кто-то сильно
потащил Тольку в глубину. Балдея от ужаса, Гусь отчаянно заработал ногами. Под водой что-то оборвалось, и скоро
на поверхности показалась Толькина голова.
А плот все относило и относило течением.
