Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина
Вот тут Дарёна забыла про все на свете кинжалы и убийства, потому что в шкатулке мягким белым светом сияло лебединое перо!
Девочка вскочила с места.
– Я же говорил, что тебе будет любопытно! – обрадовался Нерад и закрыл шкатулку.
– Дай его мне!
– Вот и заговорила, умница! Слушайся дядю Нерада!
– Это мое!..
– Нет, девонька, это мое. Само мне в руки прилетело. Я тогда не скоморохом был, а бродячим торговцем…
«Тоже хорошая личина для варварийского лазутчика», – с ненавистью подумала Дарёна.
– Когда ветер бросил мне в руки перышко, я подумал, что продам его кому-нибудь. Хорошо, что не сделал глупости. Поговорил со знающими людьми – и решил не торопиться с продажей. Оказывается, в руках случайного человека это просто редкое украшение. А в руках настоящего хозяина оно становится волшебным. Ты – настоящая хозяйка, ты дочь Лебеди, тебе это перышко подарила мать. Вместе вы бесценны, ты и перо. Так что ты, Дарёна, товар не для какой-то Теребихи, хоть она мне и заплатила вперед. Я знаю одного могучего колдуна… это не в здешних землях… который за тебя и перо даст такие деньги, что мне всю жизнь можно будет разбрасывать их направо и налево.
«Наверное, колдун тоже варварийский», – в отчаянии подумала девочка.
– Жаль, что ты потеряла нитку. Мы бы уже были в пути. Ты была бы славной, послушной девочкой… Ничего, я навещу Теребиху, навру ей чего-нибудь и попрошу заговорить еще одну нитку. А пока, уж не обессудь, придется тебя связать…
* * *
Да что творится со Званом? Кто водит его туда-сюда вдоль берега, не дает уйти от той скалы, с которой сорвались в реку Дарёна и ее враг?
Вроде бы только что Званко шел вниз по течению, держа путь на изогнутую сосну, что впереди склонилась над обрывом. И вдруг он снова под острым утесом, что вытянулся над водой, словно вороний клюв!
Раз, другой…
Парень решил нарочно пойти в другую сторону. Вон там, выше по течению, на середине обрыва чудом удерживается куст, кое-как вцепился корнями за склон. Вот к нему Званко и пойдет…
И снова над головой каменный клюв утеса.
А голова все тяжелее, и клонит в сон… это еще с какой стати?
Званко нагнулся над рекой, чтобы плеснуть воды себе в лицо.
На поверхности воды появилось отражение – и вдруг превратилось в волчью морду. Светло-серый волк спокойно глядел на парня снизу вверх.
Стало быть, Зван все-таки заснул… Нашел время! Ему Дарёну надо спасать!
Парень тряхнул головой. Ну уж нет! Не заснул бы он, когда Дарёнушка в беде.
Он обеими руками зачерпнул холодную речную воду, плеснул себе в лицо.
Отражение пошло крупной рябью, рассыпалось – и снова сложилось в картинку. На этот раз это было человеческое лицо. Его, Звана лицо.
Но парень не успел даже облегченно вздохнуть: рожа на воде скорчила гримасу и показала Звану язык.
Вот тут Зван рассердился. Да, он не спит! Его морочит неведомая и невидимая дрянь!
Когда-то дядька Молчан говорил ему: самая опасная нежить – незримая. Всегда лучше видеть врага, даже если он так ужасен, что хочется отвести глаза.
Званко быстро и негромко проговорил слова, которым научил его Молчан:
– Хоть в узел завяжись, а мне покажись! Хоть плачь, хоть пой, а говори со мной!
И громче спросил:
– Кто ты?
По отражению снова пробежала рябь, а потом его губы зашевелились. Раздался еле слышный шепот, похожий на шелест:
– Я – блазня. Я – морок. Я – мана. Я маню, соблазняю и морочу, помрачаю разум. Видение, наваждение…
– Как от тебя отвязаться?
– Подари подарок – отпущу.
– Я кошелек с собой не взял, – с досадой отозвался Зван.
На поверхности воды показалось лицо Дарёны. Но шепот был всё тот же – шелестящий, безликий:
– На что мне твой кошелек? Я попрошу самую для тебя дорогую вещь. Ту, с которой ты семь лет не расстаешься. Брось в воду нож. Скажу, где искать твою невесту.
Лишь мгновение помедлил Званко. Не потому даже, что нож был давним подарком дядьки Молчана, а еще и потому, что больше не было у него с собою ничего железного, а железо – первая оборона почти от всякой нежити.
А затем парень выхватил из ножен нож и швырнул в воду.
– Так нужна тебе девушка, что ради нее ты без защиты остался? Что ж, тогда ищи ее на заброшенной мельнице, – шепнула блазня. И лицо Дарёны на воде растаяло.
Зван не стал глядеть, что появится вместо девичьего личика. Он принялся карабкаться вверх по склону. Поверху он дойдет быстрее.
5. Водяницы
Т еребиха вела Незвану лесом, стараясь пока держаться как можно дальше от Гремячей.
– Лес видит, поле слышит, а река на сто языков болтает, – сухо объяснила старуха. – Дальше пойдем – ближе выйдем.
Незвана не спорила. Конечно, она торопилась к Дарёне, но наверняка старая травница знала эти места лучше, чем Незвана, которая редко выбиралась за стену Звенца. К заброшенной мельнице старуха ее выведет. Пусть только попробует не вывести!
Но если Теребиха боится водяного – что ж, правильно осторожничает. Голова – не ставень, на место не приставишь!
– Уже начинает смеркаться, скоро стемнеет…
Если услышишь, что кто-то тебя окликает, не вздумай отзываться, – напомнила колдунья. – Знаешь ведь сама, какие сейчас дни…
«Русальная неделя», – сказала себе Незвана, но вслух этого не произнесла. Незачем среди леса говорить о тех, кому скоро уходить на речное дно – а сейчас им недолгая воля бегать по лесу, карабкаться по деревьям, мять в полях пшеницу, заглядывать по ночам в деревни. И губить случайных путников…
Говорить нельзя, но думать-то можно?
Можно или нельзя, а в голову упорно лезет рассказ заморского купца – дескать, в их землях у морских русалок вместо ног хвосты. Странно как-то… выходит, тамошние водяницы и на берег не выходят, только в волнах барахтаются? Стало быть, они страшны только для корабельщиков?..
То ли мысли тоже слышны всякой нежити, то ли просто такой неудачный вечер выпал, но только услышали Теребиха и Незвана звонкий смех неподалеку. И тут же с другой стороны ему откликнулся такой же веселый смех.
Путницы переглянулись, покрепче перехватили стебли полыни.
Раздвинулись кусты шиповника. Путницы сначала увидели две тощие белые руки, которые легко развели колючие ветви, и только потом – лицо, тоже серовато-белое, в обрамлении грязно-зеленых распущенных волос.
Незвана левой
