А за околицей – тьма - Дарина Александровна Стрельченко
– Простите меня.
Капля упала меж пальцев на сплетение стеблей, и подснежники закопошились под ладонью, потянулись в почву. Мгновенье, другое, третье… Полетел снег, накрыл белым валиком плечи. Ярина никак не могла понять, много ли времени прошло: может, миг, может, два; а может, и пол-лучины. Небо оставалось серым, осаженным густыми тучами. Пятачок голой земли покрылся инеем. Наконец Ярина убрала заледеневшие ладони. От цветов не осталось и следа – только еле приметная сеточка корней, которая истаяла на глазах, и тут же всё запорошил снег.
– Спите.
Поднялась, дуя на покрасневшие ладони. Повернулась к избушке. Обыда всё ещё стояла за плечом, только туесок пропал из рук.
– Почему так случилось? – спросила Ярина. – Я ведь и раньше и сердилась, и радовалась. Но сила никогда случайно не проливалась.
– Это… – Обыда начала говорить – и закрыла рот, не закончив. Глубоко вдохнула – раз, другой, третий. Снова начала: – Это Хтонь. Она пробудила настоящую твою силу. Без пригляда её оставить страшно, но ты сама себе пригляд. Единственная, кто может сама себя обуздать.
– Ты знала, что так будет? После Хтони?
– Не знала. Надеялась. Затем и отпустила. Возраст у тебя подходит, Ярина. Пора. Сама говоришь, не даю тебе ничего настоящего, не показываю.
Ярина нахмурилась. Не только ладони, но плечи, ноги, мысли окоченели. Одно Лиловое Пламя жгло внутри, брызгало белой искрой. Холодно и горячо было одновременно. Снег почернел. Весь Лес отошёл, размылся, и только чёткая фигура Обыды, высокая и иссохшая, в тёмном платке, с горящими глазами выходила из этой тьмы.
Наставница протянула руку. Костлявые пальцы легли на плечо, обжигая.
– Рано, – одними губами проговорила Ярина.
– Пора, – ответил голосом Обыды тот незримый, кто стоял за её спиной.
* * *
Крепкий весенний воздух звенел от ударившего мороза. На самом изломе была весна: ещё чуть-чуть – и повернёт на тепло, на солнце. А пока последние деньки колдовала зима, выпускала на прощанье когти. По дну ступы скребли макушки берёз – кружевные, заиндевелые. Ярина глядела вниз – и не верилось, что всё это зазеленеет, что скоро-скоро тихий сок пойдёт от земли к небу, оживит, пробудит…
– Чего в будущее заглядываешь? Вперёд смотри, – одёрнула Обыда. Махнула помелом, снижаясь; ветки зацарапали по бортам, по плечам, засвистел ветер. Прорываясь сквозь него, послышалось лошадиное ржание.
Ярина подалась вперёд, прислушиваясь. Не так ржала лошадь, как тихий конёк Утра, как двужильный скакун Дня, как вороной конь Ночи. Да и не одна была, а… две? Три? И ржали они испуганно, жалобно, будто сама смерть летела по пятам. Громче, громче…
Ступа вылетела из-под лесного полога к ледяному озеру, и Ярина, охнув, сцепила на груди руки. В чёрной полынье застряли сани – видимо, мужики ехали торговать, да не рассчитали, перегрузили; лёд треснул, сани и провалились. Три лошадки били по льду, пытались выбраться, но тяжесть тянула вниз. Часть тюков уже плавала на чёрной воде; мужики бестолково сновали вокруг полыньи, крича и ругаясь.
Ярина, не думая, перегнулась через борт, вскинула руку – но Обыда схватила её за шиворот и дёрнула обратно.
– А ну смирно сиди! Я тебе смотреть велела, не спасать!
– Так тонут же!
– По глупости своей тонут.
– Лошади-то в чём виноваты? – всхлипнула Ярина. – Ведь пропадут!
– По глупости людской и по жадности пропадут, – спокойно ответила Обыда, только кулаки сжала. – Зато впредь людям неповадно будет.
– И что? Так и оставим их?
– Так и оставим.
– Нет уж! – пробормотала Ярина и, прежде чем Обыда бы сообразила, замедлила время. Со всей силы толкнула непослушную ступу вперёд, взглядом схватилась за оглобли. Тут же засаднило кисти, пальцы; ледяным осколком царапнуло локоть.
«Это тебе не лесную ласковую листву раздвигать».
Заскоблило ледовой кромкой по голой коже, дунуло зимней озёрной водой в самое лицо. Ярина судорожно потянула оглобли. Заскребло под ложечкой, головная боль цепко схватила виски, в глазах потемнело. Шутка ли – три коня разом, да ещё гружёные сани!
«Это тебе не зайчишку по шерсти погладить… Не птенца приласкать».
Загудело, зазвенело со всех сторон. На лёд полилось ярко-красное: то ли лошадь поранилась, то ли это Яринина кровь была… Лошади ржали, бились; суетились, мешаясь, мужики. Ещё силы влить… Ещё! Ярина сдула со лба волосы. Крепче, сильнее, вот уже почти вытащила первую кобылу – ишь, тяжёлая, как древний дуб, как целая изба! Ну! Ещё! Ярина закричала, одной рукой мысленно таща лошадей, другой – укрепляя лёд, бежавший синими трещинами.
– Ещё немного… чуть-чуть… Успею… Успела! Стой!
– Не успела, глазастая.
Обыда – холодная, высокая – чёрной тенью качнулась навстречу, двинула бровью, забирая силы. Тряхнула Ярину за плечи и заставила ступу взмыть выше. Мгновение – и страшный шум ударил по ушам. Скрежет и ржание, а потом высоко плеснула чёрная вода – и всё смолкло. Ярина глянула вниз, дрожа, не веря. Яростно обернулась на Обыду:
– Ты зачем?
Смаргивая слёзы, потянулась к дороге, всматриваясь, пытаясь сообразить: можно ли время вернуть? Можно ли достать кого-то, спасти, отвести?
– Поздно, – грубо оборвала Обыда. Указала длинным корявым пальцем в самую гущу ледяных осколков: – Смотри!
Ярина отвернулась, вырвалась. В груди пекло, будто она захлёбывалась; будто вращались внутри огненные колёса. Никак не выходило вдохнуть. Казалось, вокруг тьма, а над головой сходится лёд, и не то закатом, не то лошадиной кровью красит сквозь толщу воды небо…
– Смотри! – повторила Обыда властным шёпотом, который ввинтился в уши, в сердце, в самую душу. Как зачарованная, Ярина нагнулась, посмотрела, куда указывал палец. Тёмный пар шёл от полыньи, вился, складываясь в странные узоры, в мрачные кружева. Пылинка попала в глаза; Ярина заморгала, сгоняя, и вдруг заметила, что в дыму плывут вверх смутные фигуры – медленные, седые. Караваном уходят в сторону и тянутся вдаль… Ярина проследила взглядом их путь и увидела вдалеке целое полчище, сотканное из тени.
– Скоро полетят к нам, – тихо сказала Обыда, разворачивая ступу, поднимая выше дыма и вставшего над озером тумана. – У избушки их к вечеру как раз увидишь.
– Почему ты не дала помочь, Обыда? – тихо спросила Ярина, прижимая ладонь к груди: сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет и упадёт в ступу.
– Объясняла уже! Потому что это и значит сохранять Равновесие, – жёстко произнесла Обыда. Вскинула помело, и ступа ушла вверх, в самые тучи.
Лесная прогалина мелькнула
