Молли имеет право - Анна Кэри

— Мы сделали это! — воскликнула я. — Мы и в самом деле это сделали!

— Мы теперь бойцы! — подхватила Нора. — Совсем как миссис Панкхёрст. Только никто нас в тюрьму не волочёт.

— По крайней мере, пока, — пробормотала я. Эта мысль нас слегка отрезвила, но только на мгновение. Теперь, когда угроза немедленного разоблачения миновала, мы с Норой вдруг почувствовали, как внутри всё зашипело, запузырилось, словно после газировки, и снова расхохотались.

— Ох, как же больно, — воскликнула Нора. — Я до сих пор не могу отдышаться.

И мы постарались взять себя в руки. На улицах становилось всё светлее и многолюднее: мимо шла прислуга, разносчики, пронеслось даже несколько весьма оборванных ребятишек. Проехал хлебный фургон Боланда, возница которого оглядел нас с некоторым любопытством: ему (как и всем остальным), вероятно, было непонятно, что делают две прилично одетые девушки на улице одни в столь ранний час.

— Пойдём-ка домой, — сказала я.

И мы пошли — перейти на шаг показалось безопаснее. В конце концов почтовый ящик остался далеко позади, и, даже если бы кто-то поинтересовался, с чего это мы слоняемся по утрам, никто не связал бы нас с произошедшим вандализмом. Но на случай, ес ли кто-нибудь всё-таки заметил наш дерзкий по ступок и решил за нами проследить, домой мы вер нулись обходным путём.

Дойдя до угла, где нужно было попрощаться с Норой, и удостоверившись в отсутствии слежки, я спросила:

— Как думаешь, это попадёт в газеты?

— Вполне может. Это ведь не какой-то там мел, а самая настоящая краска.

Тут зазвонили колокола.

— Шесть часов! — воскликнула я. — Мэгги сейчас проснётся!

И, договорившись встретиться позже, мы бросились по домам. К счастью, когда я входила в дом, дверь наконец-то решила вести себя прилично и открылась без единого звука. Я понимала, что вероятность разбудить кого-нибудь сейчас, ближе к обычному времени подъёма, гораздо выше, чем когда я уходила из дома, поэтому на цыпочках прокралась через холл и спустилась в кухню, чтобы налить себе чашку чая. Но разумеется, ни плиту, ни камин ещё не разжигали, а возиться с растопкой мне не хотелось, так что чайник вскипятить не удалось: я просто отрезала себе ломоть хлеба, достала с ледника масла и молока и уже сидела за столом, попивая молоко и уплетая бутерброд, когда, зевая и протирая заспанные глаза, в кухню вошла Мэгги.

— Доброе утро!

Бедняжка Мэгги подскочила чуть ли не до потолка.

— Что это ты здесь делаешь? — спросила она.

— Рано проснулась и не могла больше заснуть. Я в это время года всегда просыпаюсь с рассветом. — Надо сказать, оба эти утверждения были чистейшей правдой.

Вскоре Мэгги разожгла камины и растопила плиту. Я спросила, не могу ли чем-нибудь помочь, но она, смерив меня взглядом, заявила, что, если я останусь за столом, проблем будет меньше. У меня внутри всё по-прежнему шипело и бурлило от восторга, так шипело и бурлило, что я чуть было не выболтала наш секрет Мэгги. Но вовремя поняла, что было бы нечестно обременять её душу тем, что мы с Норой сделали, даже если бы она это одобрила (а я чув ствовала, что она одобрит).

Я съела ещё бутерброд, стараясь не думать о несчастных английских суфражетках, объявивших голодовку. Мэгги приготовила чай и, склонившись над кастрюлями, снова принялась меня разглядывать.

— Ладно, что ты там задумала? — вздохнув, спро сила она. — Хотя, знаешь, не рассказывай. Мне лучше не знать. А это что, краска?

Она перегнулась через стол и схватила меня за косичку. Время вдруг остановилось. Мне казалось, что я уже целую вечность молча смотрю Мэгги в глаза, но в конце концов она не стала ни о чём расспрашивать, а просто сказала:

— Честное слово, не понимаю, где такая аккуратная девочка, как ты, вечно находит всякую грязь, — и, достав чистую посудную тряпку, вытерла ею мои волосы. — Ну, вот и всё. Теперь иди и сделай что-нибудь полезное. А то мне нужно обувь чистить и завтрак готовить.

Пришлось идти. Усевшись в гостиной, я попыталась дочитать последние несколько страниц «Джейн Эйр», но никак не могла сосредоточиться. И даже представить, что когда-нибудь снова смогу на чём-нибудь сосредоточиться: слишком уж меня выбили из колеи события последних нескольких дней. И только когда к завтраку начали спускаться остальные члены семьи, мне стало легче, хотя все они, казалось, настолько не ожидали меня увидеть, что я даже немного обиделась.

— Я всего-навсего проснулась с рассветом! Сейчас, знаете ли, середина лета, светает рано.

— Хотела бы я, чтобы тебя и во время учебного года было так же легко вытащить из постели, — усмехнулась мама.

Потом Джулия заявила, что собирается каждый божий день вставать в шесть, чтобы ходить к мессе, а мама возразила, что это, конечно, очень мило, но только кто станет её отводить, и их перепалка немного отвлекла от меня всеобщее внимание. Что было весьма кстати, поскольку к тому моменту всё шипение и бурление испарилось и меня охватил чудовищный страх. А если нас кто-нибудь видел? И теперь найдёт? Какие ещё улики мы могли оставить, если я умудрилась перепачкать краской волосы и ни я сама, ни Нора этого не заметили? До смерти перепугавшись, что могла уронить носовой платок или что-нибудь другое (хотя все платочки у меня белые с вышитыми цветами, без инициалов или других примет, по которым можно установить владельца, поэтому, если бы я его и уронила, никто всё равно не понял бы, что это мой), я даже выскочила проверить карманы пальто, чтобы удостовериться, лежит ли там платок. (И он там был. Всё такой же белый, с вышитыми в уголке анютиными глазками.)

Остаток утра я не находила себе места от волнения. Около одиннадцати мама велела мне отвести Джулию в гости к Кристине, что я и сделала, хотя это и не сильно меня отвлекло, поскольку, едва мы вышли из дома, Джулия тут же спросила:

— Что у тебя случилось?

— Ничего, — ответила я. — Заткнись и шагай себе.

Джулия смерила меня ужасно скучным, полным благочестия взглядом, в котором читалось: «Ты ужасно груба, но раз уж я такая добродетельная и набожная, то не