Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей)
22.9.61.
Была в Зоологическом.
Дома обедала за своим маленьким столиком. И вдруг мама из соседней комнаты видит: Маша нагнулась над столом и ртом пытается взять кусок хлеба. Взяла его - как-то боком - и грызет, жует.
- Ты что это делаешь, Маша?
- Ой, мамочка! Мне так интересно: как это они в Зоопарке без рук едят! Я тоже хочу научиться.
24.9.61.
У Машки большая радость сегодня - гостил у нас мальчик Толя, сын женщины, которая помогала Элико убирать квартиру. Толя живет в интернате, мальчонка он славный, мягкий, добродушный и очень рослый, не скажешь, что ему семь лет, дашь и все девять.
С Машкой он, как и полагается парню, да еще старшему по возрасту, снисходительно грубоват, иногда посмеивается над нею, но, в общем, играет с ней, кажется, с неподдельным удовольствием.
Рисовали, играли в "колпачки", играли в "дочки-матери", обедали и ужинали за маленьким Машкиным столиком.
Машка блаженствует.
- Толечка, Толечка, - только и слышишь.
Познакомилась она с ним и освоилась быстро. Еще в пальто (вернувшись из парка) ринулась на кухню и сразу:
- Здравствуй! Тебя как зовут? Сколько тебе лет?
И так далее - полная анкета.
Толя у нас ночевал. Утром они вместе занимались гимнастикой. Он ей показал свои упражнения, она ему - свои.
Вообще присутствие этого мальчика в нашем доме со всех сторон полезно Машутке.
Быстро ест (Толя в интернате к этому приучен), быстрее одевается. Учится быть хоть и в маленьком, а все-таки в коллективе.
Сейчас уходят втроем (Валя, Толя и Машка) в парк. Берут с собой ваньку-встаньку и большой мячик.
- Мячик понесу я, - говорит Толя.
- Нет, я, - довольно любезно отвечает Маша.
- Ты куколку понесешь.
Через минуту опять Машин голос:
- Я понесу мячик!
И уже чувствую - вот-вот вырвется из нее: "Это мой мячик!"
Зову ее к себе. Объясняю:
- Толя - у нас гость. И ему надо уступать. И надо все самое лучшее давать.
- Почему?
- Потому, что такой закон у людей. И неплохой, очень даже хороший закон.
* * *
Вчера вечером пришла ко мне и просит почитать ей "Часы". Я не стал читать - некогда было. И, кроме того, объяснил ей, что у нее - гость.
А сегодня она, по словам мамы, спрашивает у Толи:
- Толя! Почему ты все-таки в детском доме живешь? Ты что-нибудь украл, да?
- Надо было видеть ужас, написанный на Толином лице, - рассказывала мне Элико.
- Маша! - воскликнул он. - Я никогда в жизни ничего не крал!
Могут спросить: откуда это у Машки? Это влияние художественной литературы, в частности творчества Машкиного отца.
25.9.61.
Играли в лото. Перед этим я провел с Машкой "разъяснительную беседу". Объяснил, что плакать и сердиться, когда проигрываешь, нехорошо, некрасиво. Надо взять себя в руки, улыбнуться и поздравить того, кто выиграл.
- Почему? - удивилась она.
- А потому, что гораздо приятнее видеть, как человек радуется, чем когда он нос вешает. Мне приятно, когда ты выигрываешь. И когда Толя выигрывает. И я с удовольствием вас поздравляю.
Играли две партии. Первую выиграл Толя.
Машка вскакивает, протягивает руку:
- Поздравляю, Толя!
Я видел, что к этому она готовилась заранее, когда за столом стали говорить, что, кажется, выигрывает Толя. В этом, конечно, был элемент игры. И поздравить Толю было не менее интересно, чем выиграть.
Не заплакала, когда и вторую партию выиграла не она, а тетя Валя.
Разыгрывали рижский марципан.
Толя поделился с Машей своим выигрышем. Сделал это без подсказки. И я благодарен ему за этот добрый пример.
* * *
- Я все-таки, мама, некоторых вещей не понимаю, - говорит Машка. - Вот Каринэ! Ведь она хорошая девочка, воспитанная, и Маринэ - тоже. И мама у них приличная женщина. А папа у них пират. Ведь пират - это же разбойник?
- Да, разбойник. Но кто тебе сказал, что он пират?
- Ты сама мне сказала.
И тут маму осенило:
- Не пират, Машенька, а оператор! Кинооператор!
27.9.61.
Цирка еще не видела, но играет (в парке Ленина) в Маргариту Назарову.
- Сейчас будет цирк! Буду тигра в рот совать... Буду кормить. Буду мясо давать. Не бойтесь, не бойтесь!
Обращается ко мне:
- Испугайся! Папсинька, раскинь вот так руки и "ох" вот так!
* * *
На днях в Зоопарке. Семейство жирафов в двух загонах-клетках. В одном самец, в другом самка и жирафенок.
Машка про жирафа-отца:
- Как ты, папа! Да? В другой комнате.
* * *
Вчера была в Русском музее на выставке ленинградских художников.
Смотрела с удовольствием.
- Папочка, запиши! Запиши вот эту!
Кое в чем наши вкусы совпали.
30.9.61.
Дочитали "Часы". Слушала до конца хорошо.
Но не все еще держит ее память. То и дело перебивает меня, задает вопросы.
- Это кто? Петька?
- Какой Петька? Это же о Пятакове речь идет!
Не сердиться надо, а писать понятнее!..
* * *
Прибегает к маме.
- Мама, загадка!
- Что такое?
- Угадай, что такое "грузинская чепуха"?
- Не знаю.
- Наш обед!
В этом нет никакой дерзости и ни малейшей попытки унизить кулинарные способности мамы или бабушки. Третьего дня и вчера у нас на обед был грузинский суп чихиртма. Вот эта чихиртма (которую, кстати сказать, Машка очень любит) и превратилась в чепуху.
* * *
Нашел старую заметку. Летом в Дубулти стоит в саду под балконом и скандирует:
Ма-моч-ка!
Ско-ро ли
Мы пой-дем
На мо-ри?!
И так каждое утро.
2.10.61.
Вчера весь день провела без меня. Гуляла с мамой и с Толей. С Толей, говорят, ссорилась из-за велосипеда. "Я, я!" - "Нет, я!"
На моих же глазах, то есть в моем присутствии, была с Толей нежна.
Вечером я показывал "кино": "Снегурочку", "Трех медведей" и "Упрямого котенка". Машка сидела на одной скамеечке с Толей, держала его за талию.
А он все рвался от нее, оглядывался, ему интересно было посмотреть, что я делаю с аппаратом и как это кино получается.
Утром они с Машей играли в школу, писали цифры. Вечером повторили эту игру у меня. Учителем на этот раз был я.
Толя, кажется, впервые попал в мою комнату. Оглядел со страхом и уважением мой большой книжный шкаф и спрашивает:
- Алексей Иванович, это вы все эти книги написали?
- Нет, это не я написал.
- А что? Это все еще надо вам написать?
По-видимому, решил, что это одни переплеты стоят, а я должен заполнить их - стихами, сказками, рассказами и арифметическими задачами.
* * *
Сегодня оба проспали. Машке - той ничего, а Толя опоздал в интернат. Узнав, что опаздывает, плакал.
* * *
Все еще стоит бабье лето. За открытым окном - солнце, голубое небо.
Мама и Маша собираются к Мариинскому театру - заказывать Маше стельки для ее плоскостопиков.
* * *
Все чаще: "А помнишь?" или: "А помнишь, когда я была маленькая?"
Сегодня за завтраком:
- Помните, когда я была маленькая, у нас скатерть загорела?
- Не загорела, а прожгли, наверно, скатерть, Маша?
- Да. Прожгли. Вот такая дырка была! Помните?
Помним. И нисколько это нас не радует. А для нее это счастливые воспоминания детства.
* * *
Но и о будущем тоже думает.
В планы ее входит - быть одновременно: медицинской сестрой, балериной, художницей и учительницей.
Сегодня видела, как наш Кисо вышел за окно на железный карниз.
- Он не убежит? Не упадет?
И сразу же:
- А помнишь, как наш кот убежал и у какой-то балерины нашли его?!
- Помню. Это ты нашла его.
Задумалась, ушла в себя. Говорит с улыбкой:
- Папа, а? А вдруг я тоже буду балериной и вдруг ко мне тоже чужой кот придет?!
Мерещится целая заманчивая картина.
3.10.61.
Учим ее быть доброй, вежливой, отзывчивой, помогать людям. Осуждаем жадность и скупость. И плоды воспитания зреют, так сказать, на глазах.
Но вот Машка приходит в сад, на детскую площадку. Там - железная четырехместная качалка. Сидят три девочки лет по шести, лениво покачиваются.
- Папочка, можно мне покататься?
- Покачаться?
- Да, покачаться...
- Иди. Пожалуйста.
Идет. Вежливо говорит девочке, которая одна сидит на скамеечке:
- Девочка, можно мне с тобой покачаться?
Та - нос кверху:
- Нет!..
Машка вспыхивает, стоит еще полминуты и возвращается.
- Ты что?
- Девочка не разрешила.
Так не один раз бывало. Вот это уж воистину плохо воспитанные девчонки. Глядишь - и Машке понравится, и ей захочется проявить самовластие. А еще хуже - ханжа вырастет. И это уже бывает:
- Нехорошие девочки.
- Ну, они глупые, - скажешь ей, - их не научили.
- Что ты! Папа! Им же уже по шесть лет!
Рядом с нами сидит старуха с младенцем на руках.
Смотрит на Машку и говорит:
- Какая-то она у вас очень уж застенчивая.
- Лучше, - говорю, - бабушка, пусть будет застенчивой, чем нахалкой.
