Джоанн Харрис - Рунная магия
Хеймдалль с подозрением посмотрел на Одина.
— И что ты узнал?
— Что ж. Сперва все казалось просто. В истории мира всегда были боги и их враги, Порядок и Хаос существовали в равновесии. Мир нуждался в обоих. Перемены неизбежны, как Мировому древу необходимо ронять листья, чтобы расти. Когда мы были богами, мы это понимали. Мы ценили равновесие Порядка и Хаоса и старались сохранить его. Но этот Орден смотрит на вещи по-другому. Он стремится не сохранить, а разрушить равновесие, уничтожить все, что беспорядочно. И это не только несколько мертвых листьев. — Один снова умолк и оглядел ванов. — Короче говоря, друзья мои, Орден мечтает о лете круглый год. А если у него ничего не получится, он срубит дерево.
Он потянулся, затем прикончил вино, пролив последние несколько капель на землю как приношение тем старым богам, которые могут оказаться поблизости.
— Я точно не знаю, что вам сказала Скади или какую сделку, по ее мнению, она заключила с людьми, но я вам вот что скажу: Орден не заключает сделки. Все его члены думают как единое целое. Он обладает силами, которые я только начинаю понимать. Если мы хотим получить возможность выстоять против него, мы должны оставаться едиными. Мы не можем себе позволить лелеять обиды и замышлять месть, равно как и судить своих союзников. Наша позиция проста. Все, кто не входит в Орден, на нашей стороне. Знают ли они это или нет, нравится ли им это или нет, нравится ли это нам или нет — неважно.
За речью Одина последовала очень долгая тишина. Браги лежал на спине и смотрел вверх, обратив лицо к звездам. Фрей закрыл глаза. Ньёрд гладил свою длинную бороду. Хеймдалль хрустел костяшками. Идун принялась напевать, а Фрейя перебирала пальцами звенья ожерелья, которые бренчали, как все сокровища мира. Одноглазый Один заставил себя тихо ждать, глядя в темноту.
Наконец Хеймдалль заговорил:
— Я дал клятву насчет Обманщика.
Один с упреком посмотрел на него.
— Разве ты не выполнил ее в Рагнарёк? Сколько раз ты собираешься его убивать?
— Еще разок — и достаточно, — процедил Хеймдалль сквозь зубы.
— Это ребячество, — твердо произнес Один. — Нравится тебе или нет, нам нужен Локи. К тому же есть еще кое-что, чего я вам пока не сказал. Наша ветвь Древа не так мертва, как нам казалось. На Мировом ясене вырос новый побег, его зовут Моди. Если мы будем вести себя правильно, она построит нам лестницу к звездам.
В пасторском доме Скади услышала слова Одина и улыбнулась.
Нат, сидевший рядом с открытой Книгой Слов наготове, повернулся к ней с вопросительным видом. Он был бледным, встревоженным, наполовину безумным от беспокойства, на кончиках его пальцев потрескивало, подобно растопке, Слово.
— Пора? — спросил он.
Скади кивнула, произнесла самый крошечный из заговоров — и у ног Одина замерцал отклик. Платочек, который она обронила, словно прыгнул в глаза: прелестная вещица, выполненная с любовью, расшитая розочками и незабудками и украшенная по краю тончайшим кружевом. Как Скади и планировала, руна Фе привлекла внимание Одина. Он поднял клочок вышитого кружева и мгновение неуверенно держал его, прежде чем широко шагнуть вперед и склониться с платочком в руках к изящным ножкам богини Желаний.
— Пора, — подтвердила Скади, и Нат принялся читать из Книги Взываний.
В дверях пасторского дома третий наблюдатель глубоко вздохнул и сделал первый нерешительный шажок из тени.
Этельберте Парсон многое пришлось вынести за последние двадцать четыре часа. За это короткое время она увидела гибель своего домашнего хозяйства, разорение гардероба, опустошение погребов и несомненное соблазнение степенного мужа бандой дегенератов, которые даже сейчас собирались вернуться в пасторский дом и допить то, что осталось в винном погребе.
Она может со всем этим справиться, она твердо сказала себе это. Понадобится лишь немного здравого смысла. Настало время взять власть в свои руки и изгнать незваных гостей из дома. Если Нату это не по душе, то пусть выметается вместе с ними, она не против. Но они больше носу не покажут в ее доме и ничего от нее не получат — да, ничего, даже если сам Безымянный прикажет обратное.
Ее первый шаг из тени дверного проема был неуверенным. Он привел ее в круг света — не лунного, подумала она, ведь луны на небе не было. Впереди стоял одноглазый коробейник, склонив голову перед шлюхой с льняными волосами, которая сперла у Этель зеленое шелковое платье (и то, что оно шло Фрейе куда больше, чем когда-либо ей самой, заставило Этель заскрежетать зубами с не подобающей даме злобой). От обоих исходил этот странный дневной свет, из-за которого нищий и проститутка казались великанами, прекраснее, лучезарнее, ужаснее, чем дозволено кому-либо из смертных.
Когда Этель сделала еще шаг, открыв рот от изумления и страха, коробейник протянул шлюхе руку.
В его ладони лежал какой-то обрывок, паутинка, соблазнительный клочок кружева и лунного света, который он предложил женщине в зеленом платье со словами:
— Твой, моя госпожа?
Вот чего ждал Нат. «Он даст ей платок, — сказала Скади. — В этот миг, и ни в какой другой, освободи Слово. Секундой раньше — и все погибнет. Секундой позже — и мерзавец от нас уйдет. Но если ты все сделаешь правильно, Парсон, то мы отомстим и получим в награду благодарность ванов».
Конечно, думала Скади, потеря Фрейи больно ударит по ним. Она закусила губу, размышляя об этом: по ее мнению, сие было признаком весьма дурного вкуса, — но она не сомневалась, что ваны немного утешатся в жажде мести.
«Попытаюсь потом заключить с ними союз», — решила Скади и довольно заворчала. Рядом с ней ждал Нат Парсон, дрожащий, но полный Слова, полный им, сияющий им.
Какое изумительное чувство: его кровь казалась летучей, словно каждую вену и артерию заполнил горячий бренди. Он знал, что стал отчасти кем-то другим: он был, быть может, даже немного безумен, — но какая разница, если это так прекрасно?
И тут Этельберта шагнула в свет.
— Это моя жена, — с удивлением сообщил Нат.
Скади выругалась и хлестнула чарами.
— Пора! — повторила она, продолжая ругаться, потому что Этель встала на пути, будь она проклята.
Этель влезла между ними, выдирая платок из руки Фрейи с криками: «Нет уж, дамочка, ничего вы от меня не получите!» Ваны наблюдали, кто-то улыбался, еще не подозревая об опасности. Скади снова выругалась, на этот раз еще более яростно, на языке демонов, потому что Слово — гимн, который должен был приморозить Одина к месту, в то время как ваны смотрели бы, а Фрейя оседала бы, бездыханная, на землю, — Слово подвело ее, Нат подвел ее. Он повторял «Это моя жена» беспомощным, глупым голосом, чары сорвались с кончиков его пальцев, промахнулись мимо Одина, попали на мушиное крылышко и заморозили птицу в небе в трех милях от деревни. Во дворе пасторского дома одновременно произошло следующее:
Круг ванов мгновенно распался.
Хеймдалль прыгнул в сторону, на кончиках его пальцев задрожали мысли-стрелы.
Браги спел защитную песню.
Фрей выхватил мысль-меч и направился к дому.
Фрейя превратилась в краснохвостого сокола и взлетела подальше от опасного места, оставив пустым зеленое шелковое платье Этельберты.
В этой неразберихе чар, движений и шума какое-то время никто не замечал, что жена пастора лежит, мертвая, на земле и что в суматохе Одноглазый Один неведомым образом исчез.
В доме Скади бросила Иса в Фрея, приморозив его к месту. Затем она повернулась к Нату.
— Ты можешь? — спросила она. — Можешь их всех остановить?
Нат помедлил.
— Этель, — произнес он.
— Забудь о ней, — отмахнулась Скади. — Нечего лезть под ноги. — Она схватила Ната за руку и заставила взглянуть на нее. — Ну так что, Парсон, ты можешь?
Мгновение он смотрел на Скади. Охотница в обличье — грозное зрелище, даже для богов. Нату стало нехорошо. Слово, те ощущения, которые оно вызвало в нем, испарились. Они могут вернуться, сказал он себе, но сначала нужно время, чтобы поймать их, чтобы подготовиться…
— Магистр, — прошептал пастор.
— Что? — спросила Скади.
— Дар, — лепетал пастор. — За верную службу.
Скади выругалась и метнула очередную мысль-стрелу в ночь. Вот что бывает, когда заключаешь сделки с людьми, яростно думала Охотница. Она считала Ната иным. Что ж, тем глупее была она сама. Человек слаб, его рассудок блуждает. Теперь в любую секунду ваны поймут, кто предал их, и сбегутся.
Скади снова бросила Иса во двор. Ньёрд замер с гарпуном в руке. Но это ненадолго. Без Слова, которое обездвижило бы их и сделало бы беспомощными, она станет легкой добычей ванов.
В последний раз Скади повернулась к пастору. Он был бледный и потный. Возможно, из-за шока после смерти жены? Заглянув в его дикие глаза, Скади поняла, что ошиблась. Она уже видела в подобном трансе людей, которые поклонялись ей в далеком прошлом. После экстаза — ужас. Охотница узрела его в глазах Ната Парсона, зияющий, пустой ужас, и осознала, что они проиграли. Один сбежал, и ваны вот-вот набросятся на них.
