Сиблинги - Лариса Андреевна Романовская
Песок шуршал внутри колб, то нормально ссыпался, то обратно вверх летел. Время шло то вспять, то кругами.
Юрка сидел на диване, между Людочкой и Некрасовым. У Людочки на коленях урчал кот Беляк – он за это время тоже изменился. Стал совсем шарообразным. Раскормили его! Но Людочка обиделась и сказала, что это мех у котика.
Юра смотрел, как Витька в блокноте набросок делает. Он Дольку рисовал, а она знала и улыбалась.
Гошка дотянул до себя край пледа и стал на нём съезжать с дивана на пол. Долька прикрикнула как можно строже:
– Да прекрати ты, Гош! Давно не травмировался?
Людочка быстро спросила:
– Доль, а можно я завтра всё сама сделаю? Ты только мне ничего не подсказывай, хорошо?
– Не «хорошо», а по инструкции. Ты ведущая-то, не я. Сама будешь решать, – и объяснила, специально для Юры: – У нас с Людочкой вылет, первый парный.
– Возвращаешься, значит?
Вместо Дольки ответил Витька:
– Пора уже, время настало.
Он смотрел в свой блокнот, штриховал громко, сильно – казалось, что с этим звуком песок пересыпается. А Долька улыбалась.
Женька поставил Максову гитару на пол, упёрся подбородком в гриф и смотрел на песок. Женька был сейчас очень серьёзный. Ира придвинулась к нему и заговорила негромко, чётко:
– Я просто обязана тебе это объяснить… Жень, тебе надо быть поувереннее в себе. Ты так легко на насмешки ведёшься, потому что сам в себе сомневаешься. Принимаешь дразнилку за правду, и тебе поэтому обидно. Надо просто знать, что ты лучший. Реально лучший. Потому что никто, кроме тебя, не может быть тобой. В любой версии. Ясно?
Женька слушал не перебивая. Потом спросил – не у неё, у Юры:
– А как там Макс? С ним точно всё в порядке?
17
Двери лифта разъехались – мягко, с механическим звоном. Не то что институтские. Женька глянул на Беляева, потом первым шагнул на площадку. Как ведущий на вылете. Огляделся. Адрес отпечатался в голове намертво: код домофона, номер квартиры…
Вот она, квартира. Обычная чёрная дверь с металлическим номерком и белым квадратиком звонка. Нажимать на квадратик – страшно. Женька не помнил, когда он последний раз приходил к кому-нибудь в гости. И приходил ли вообще. Если не к родственникам или к родительским знакомым, а сам по себе. К другу.
– Сто пятнадцатая, налево, – подсказал Беляев.
Подумал, наверное, что Женька не знает, куда звонить. А он просто не верил своей радости. Сейчас Макса увидит. Первый раз после того вылета… В другом месте и времени. Может, Макс здесь тоже стал другим?
Тут дверь сто пятнадцатой распахнулась.
– Жень! Что стоишь, забыл, как тебя звать? Витька, да заходите уже, а?
Макс был старше. Небритый и серьёзный. А на Женьку смотрел привычно. Только вот тёмных очков у него теперь не было. Да и зачем они сдались в обычном коридоре. Дверь закрылась.
– Дятел! А ты старше стал. Витька, вы его что, с вылетов вообще домой не забираете?
Витька расстёгивал куртку и спасжилет, отозвался не сразу.
– Он пока не вылетал. Без тебя не хочет. Это я его тогда подрастил слегка, когда ушиб залечивал… Ну, после того… Неустановленного лица!
Макс кивнул и сказал тише:
– Витьк, я ведь этого лица…
– Я в курсе, – быстро отозвался Витька. – Я твой нож подобрал. Состарил его, чтоб отпечатков не было. Он в труху рассыпался, Макс, всё, никаких улик.
Женька сделал вид, что ничего этого не слышал.
Вениамин Аркадьевич возник в дверном проёме, посмотрел на Женьку и на Беляева. Веник-то ничуть не изменился.
– Евгений, ты что такой поцарапанный? С велосипеда упал?
И Женька заговорил наконец:
– Мы вчера кота с сосны снимали. Он за белкой погнался, ну… и увлёкся. На десять метров. Гошка на велике подлетел, а кот вцепился и слезать не хочет. Ну, я тогда ему помог…
– Вы хоть в комнату войдите, – попросил Макс.
В почти пустой комнате у стены лежали стопкой три матраса. Макс объяснил:
– Это Юркин. И Сашки с Серым. Зависнете здесь на ночь – вас на них положим.
Сам Макс спал теперь на диване. Вокруг – книги какие-то. Тетради. И на диване, и на письменном столе. Женька вгляделся. Графики, таблицы… Условия задачи. Не институтской, а по алгебре, сложнее, чем те, что Женька в шестом классе проходил. Макс, видимо, это всё решал, когда они ввалились. Зачем?
– Экзамены через месяц. Поступать надо. Сижу, вникаю. Скоро мозги выкипят.
– Сходи проветрись, – отозвался за стеной Веник.
– А правда, пошли пройдёмся? – предложил Витька. – Мне тут надо ещё кое-что…
– Беляев Виктор, что там ещё?
Как будто Веник сквозь стену мог не только слышать, но и видеть, Витька достал из кармана какие-то исписанные листочки. Женьке показалось, что ещё какой-то конверт, но его Витька быстро спрятал обратно. А листочки принялся старательно рассматривать.
– Вениамин Аркадьевич, мне по магазинам надо. Вы не знаете, где у вас тут можно ножницы купить? Нам про запас. Долька сказала, три пары, не меньше, а то опять быстро потеряются.
– Если в сторону метро пойдёшь, на перекрёстке будут «Канцтовары», слева.
– Угу, я посмотрю. Там карандаши, наверное, тоже есть… нормальные. А зоомагазин есть? Кота чесать теперь приходится…
На листочках было написано: когтеточка, пуходёрка, шоколадки и газировка, жидкость для снятия лака, та жвачка, которая во рту взрывается… Семь разных почерков, смех один.
– Да идите вы уже. Наша юная смена, надежда и умора.
18
Вениамин Аркадьевич стоял у окна. Трое шли через двор. Солнце било так, что фигуры выглядели чёрными, не очень живыми. Будто памятник пионерам-героям ожил ненадолго, а теперь группа идёт обратно в сквер – вставать на постаменты.
Витька шёл чуть впереди по тротуару, Макс по проезжей части, а Женька по бордюру. Казалось, что над их головами сейчас побегут снизу вверх титры – и наконец станет понятно, кто в этом кино снимался.
И что бывает с персонажами, когда для зрителя всё заканчивается.
