Ольга Клюкина - Эсфирь, а по-персидски - звезда
Авагф не мог выговорить ни слова. Этот евнух был исполнительным, но слишком трусливым и глупым, и Артаксекркс уже думал о том, чтобы заменить его.
- Поставь сюда, мы сами посмотрим, - махнул рукой Артаксеркс, и Авагф, поставив мешок на стол среди кувшинов, не скрывая радости, выбежал иза дверь.
Артаксеркс кивнул своему везирю, и тот развязал мешок: перед царем стояла чья-то отрубленная голова.
В следующее мгновение Артаксеркс узнал, что это была голова родного брата Ксеркса и его дяди - сатрапа Египта Ахемена. Причем, голова Ахемена была так искусно забальзамирована, что, несмотря на долгий путь, черты египетского сатрапа оказались вполне узнаваемыми, хотя и жуткими в последнем предсмертном крике.
- Да, только истреблять, - простонал царь.
Затем Артаксеркс снял со среднего пальца руки перстень, которым скреплялись царские указы, и сказал:
- Возьми, Аман, и сделай с иудеями то, что говоришь. Поступай с этим народом, как тебе угодно, а серебро можешь оставить себе. Я сегодня же пришлю к тебе своего писца, Зефара, чтобы он составил указ на истребление всех непокорных в моем царстве.
...А Зефар сидел в уединении в комнате большого дома, где содержались многочисленные царские писцы и переписчики, и чувствовал себя сегодня самым счастливым человеком на земле. Только что он записал новые строки в книгу дневных записей царя, и знал, что работа удалась. Он сам видел, что сегодня ему удалось найти точные слова для описания последних событий во дворце.
"Как это все же хорошо - быть писцом, и записывать исключительные события! - думал Зефар с юношеской непосредственностью, хотя и прожил на свете уже несколько десятков лет. - Ведь если ничего не записывать, то со временем даже самые великие свершения навсегда исчезнут из памяти. Мне повезло, что с самого детства я заключил договор со словами, и они дали мне власть, богатство, и стали моими лучшими друзьями!"
"Мое перо творит полчище слов - и эти полчища не подчиняются даже царю, но подвластны только мне, моей руке", - улыбнулся Зефар, ощущая себя в этот момент владыкой всего мира.
"Но слова - не только воины, они мои друзья, которые засыпают лишь тогда, когда я сам ложусь спать, и говорят лишь то, что я желаю услышать. Они - мои советчики, но также и желанные гости".
"А ещё они для меня лучшее лекарство - ничто не дает мне столько покоя мирных сновидений, и доброго здоровья".
"Слава великим богам и моим родителям, что с детских лет обучили меня клинописи и разным язкам, благодаря чему я сделался самым свободным человеком в царстве!" - мысленно ликовал Зефар.
Он мог бы долго так просидеть, предаваясь приятным раздумьям, но тут посыльный принес приказ от царя срочно явиться к везирю для составления важного указа.
Когда же Зефар явился во дворец и принялся по своей привычке зевать, потому что целый день сидел в закрытой комнате над папирусами, с его лица мгновенно сошла улыбка. Аман вдруг принялся кричать на него, надувая на шее жилы, и все оттого, что Зефар никак не мог сразу уяснить, чего хочет от него царский везирь.
"Указ об уничтожении всех иудеев, всех до одного, от младенцев до стариков! - ещё раз повторил Аман. - Во всех ста двадцати семи областях в тринадцатый день двенадцатого месяца, то есть месяца адара все они должны быть истеблены за один день, а имения их - разграблены нашими воинами. Ни одни из иудеев в этот день не должен укрыться и уцелеть. У нас ещё есть время, чтобы всех исчислить и составить полные списки".
"Но их - тысячи, многие тысячи, - прошептал потрясенно Зефар. - Даже здесь, в Сузах очень много иудеев, а по всем областям их столько, что и не счесть".
- Ничего, у нас ещё есть время, - спокойно возразил Аман. - До наступления адара мы будем знать всех до одного. Пока же нужно составить указ от лица царя, чтобы царские сатрапы и начальствующие над войскми во всех областях не теряли напрасно времени. Завтра к этому же времени ты составишь мне образец указа, и начинаться это письмо должно с тех же слов, которыми начинаются все царские указы...
2.
...от лица великого царя Артаксеркса.
"Великий царь Артаксеркс начальствующим от Индии до Эфиопии над ста двадцатью семью областями и подчиненным им наместникам. Царствуя над многими областями, я хотел, не превозносясь гордостью власти..."
- Погоди, Зефар, - перебил Аман царского писца, делая повелительный взмах рукой. - Читай медленнее, чтобы я мог при необходимости вставить свое слово.
Четырнадцатый день месяца нисан, месяца колосьев, выдался жарким и душным, поэтому Аман и Зефар устроились на большой открытой терассе аманова дома, где висячие сады были сделаны на манер вавилонских, и цветущая зелень, казалось, росла прямо из раскаленных камней.
Аман Вугеянин находился сегодня в превосходнейшем настроении и возлежал среди подушек, словно изнеженная принцесса. Такое сходство несколеко портили лишь его волосатая грудь, вздывающийся живот и такая огромная чаша вина в руке, которую навряд ли смогла бы удержать тонкая женская ручка.
Последние два дня жизни везиря чем-то напоминали волшебную сказку, перкрасный сон, когда самые невероятные желания мгновенно становились реальностью и все словно само собой подчинялось его власти.
Кто бы мог подумать, что все устроится так быстро и просто? И впрямь, не иначе, как чья-то могущественная рука повернула колесо событий, и теперь царский везирь спокойно возлежал среди цветников и уже слушал готовый текст указа против своего заклятого врага Мардохея, против семьи Мардохея, против всех родственников Мардохея, против народа Мардохея. И теперь не было на земле такой силы, которая смогла бы повернуть невидимое колесо вспять, и отменить царский закон.
"Кто там любит толковать про колесо судьбы? - лениво припомнил Аман. Ну, да, конечно же, греки, эти афиняне".
Впрочем, сейчас Аману не хотелось лишний раз отвлекаться на мысли об афинянах - он старательно вслушивался в каждое слово указа.
- Выпей вина, Зефар, прочисть горло, - весело предложил Аман. - Ты так хрипишь, как будто тебе перерезали глотку. Не бойся, ты останешься жить, если мне понравится, что ты написал. Ведь даже висельники перед казнью пьют вино, я сам много раз видел, с какой жадностью приговоренные к смерти хлебают вино прямо из кувшинов или хлеают свою последнюю похлебку, как будто это может их спасти.
И Аман, откинувшись на подушках, по обыкнованию, рассмеялся своей шутке. Но Зефар едва взглянул на толстые губы везиря, красные и мокрые от вина, и жестом отказался от предложенного кубка.
После бессонной ночи сегодня царский писец выглядел сильно изможденным: щеки его пожелтели и ещё более обвисли, губы скорбно съехали вниз, и даже длинный нос за ночь как будто бы заострился.
- Царствуя над многими народами, я хотел... - прокашлившись, тихо продолжил Зефар.
- Погоди, Зефар, добавь такие слова - царствуя над многими народами и властвуя над всею вселенною... Нет, я вижу, ты все же не очень постарался. Я хочу, чтобы это письмо было самым красивым из всех, которые ты когда-либо написал, и я научу тебя, как это сделать.
-...Властвуя над всею вселенною, я хотел, не превозносясь гордостью власти, но, управляя всегда кротко и тихо, сделать жизнь подданых постоянно безмятежною и соблюдая царство свое мирным и удобопроходимым до пределов его, восстановить желаемый для людей мир...
Зефар перевел дыхание после такого длинного и многоступенчатого, как горный перевал, словесного оборота, и снова искоса взглянул на Амана.
Тот возлежал неподвижно, выпятив наполненный вином живот, и с мечтательным видом глядел на небо. В этот момент на мокрых губах везиря блуждала какая-то особенно сладострастная улыбка.
-.. желаемый для людей мир. Когда же я спросил советников, каким образом это привести в исполнение, Аман объяснил, что во всех племенах вселенной замешался один враждебный народ..."
- Э, нет! Погоди, погоди, Зефар! - вдруг громко воскликнул Аман и даже подпрыгнул на своих подушках. - Э, нет, тут что-то не так!
Зефар замолчал, и лицо его словно бы сделалось восковым и ещё больше похожим на маску скорби. Увы, похоже, ему не все же удалось перехитрить Амана - везирь все понял, догадался о его тайных намерениях, и теперь точно не пощадит его головы. Всю ночь Зефар размышлял о том, как сделать так, чтобы всякий, читающий письмо, без труда понял, от кого исходит зло и погибель, и обратил свои проклятия на голову царского советника, несмотря на то, что послание было составлено от имени царя Артаксеркса.
И теперь, когда Аман остановил его, Зефар нисколько не удивился, и лишь почувствовал на сердце странный ледяной холод, как в подземном хранилище глиняных табличек, и одновременно - гордость за свою отвагу. Но он должен был написать правду - письма и указы живут дольше правителей, и когда-нибудь благодаря начертанным знакам и словам, правда все равно выходит наружу, в том числе - о грядущих кровавых событиях.
