Проклятие феникса - Эйми Картер
Ему нужно было добраться до леса. Там можно было спрятаться, отпереть клетку и выпустить феникса на свободу.
Зрение плыло, голова кружилась, но Зак упорно мчался вперёд. Ещё немного, он уже добежал до деревьев. Осталось совсем чуть-чуть…
Нога зацепилась за корень, и он упал, сильно ударившись о землю. Клетка выпала у него из рук, и феникс недовольно закричал, колотя крыльями о прутья.
– Прости, – с трудом выдохнул Зак. Он попытался подняться, но перед глазами стоял туман. Пошатнувшись, он упал на колени. Встать не получилось. Он понял, что дальше уже не уйдёт.
Неимоверными усилиями ему удалось выправить клетку. Неуклюжими пальцами Зак попытался отодвинуть щеколду, но та оказалась куда замысловатее, чем у обычной клетки, и перед глазами поплыли белые пятна. Он задыхался. Он… задыхался…
– Ты хотел убежать? Серьёзно?
За спиной раздался голос Оливера, и Зак замер. Клетку можно было открыть. У него просто не получалось сообразить, что с ней делать.
– У тебя не получится, – окликнул Оливер. – Это ловушка специально для фениксов – скорее всего, единственная в своём роде. Они, знаешь ли, умные. Справятся с обычной задвижкой. Но с этой… – Он низко присвистнул. – Томас Уайльд – ужасный, но гениальный человек.
Зак не слушал его. Если он откроет клетку, феникс улетит, и…
– Заканчивай, – резко бросил Оливер. – Повторять не стану. Моей сестре нужна кровь.
– Но животные, – прохрипел он через невыносимую боль в груди. – Они же… Они же…
– В последний раз повторяю, плевать мне на этих тупых животных!
Зак услышал звук натянутой тетивы и зажмурился, так и не отпустив щеколду. Оливер мог делать с ним всё что угодно, но Зак не собирался сдаваться без боя.
Оливер выпустил стрелу, и Зак бросился на клетку, закрывая феникса своим телом. Чем бы всё ни закончилось, он надеялся, что папа и Лу поймут, что им двигало, и не будут сомневаться, что он их любил.
Но прошла секунда, затем вторая. За спиной раздался тихий гортанный хрип. Зак открыл глаза, и хотя зрение плыло, он обернулся, пытаясь понять, в чём дело.
В двадцати шагах от него стоял белый как полотно Оливер с луком в руках. Позади, прихрамывая, по саду бежала Ровена.
А Лу рухнула на колени перед Заком. Из её живота торчала стрела.
30
Зак
Мир сузился. Зак позабыл обо всём, кроме стрелы, пронзившей сестру.
– Зак? – прохрипела она, запинаясь, подняв на него глаза, – и повалилась на землю.
– Лу! – споткнувшись, Зак подполз к ней, волоча за собой клетку с фениксом. – Лу, нет, всё хорошо. Всё будет в порядке.
Он навис над ней, позабыв о собственной боли. Лу закрыла глаза, из раны на животе обильно струилась кровь.
– Помогите! – сквозь слёзы прохрипел он, глядя на Ровену и Оливера. – Пожалуйста, просто… просто помогите ей!
К ним подбежали Конрад с тётей Мерле, и дядя тут же опустился рядом с Лу на колени.
– Не трогай стрелу, – сказал он со знакомой Заку уверенностью врача. – Мне нужно оценить характер повреждения.
– Ты что сделал? – накинулась Ровена на бледного Оливера. Тот дрожал, но Зак растерял к нему всякую жалость. Хватит с него сочувствия.
– У меня не было выбора, – срывающимся голосом ответил Оливер. – Кровь феникса её исцелит. Всё оборудование есть в трофейной комнате. Нужно только…
Он шагнул к клетке, но Ровена поймала его за руку.
– Ты никуда не пойдёшь, – прорычала она. – Ты хоть понимаешь, что натворил?
– У меня не было выбора, – повторил он с нарастающим отчаянием, вырываясь из её стальной хватки. – Пенелопа умирает. Я могу спасти их обеих. Только отпустите, я соберу его кровь, и тогда…
– Нет, – прохрипела Лу, приоткрыв глаза. – Не надо… не убивайте феникса.
Зак взял её за руку, его лицо было мокрым от слёз – слишком боялся причинить боль другим неловким прикосновением.
– Я ему не позволю, – сказал он, сглотнув. – Конрад уже тут, всё будет в порядке. Он спасёт тебя.
Лу подняла на него затуманенный взгляд, и сквозь боль и страх Зак увидел несгибаемую волю и силу, которых никогда не находил в себе.
– Передай папе… что я его люблю, – выдохнула она. – И тебя тоже…
– Я знаю, – сказал Зак, задыхаясь от рыданий. – Но с тобой всё будет хорошо, Лу. Обещаю, всё будет хорошо.
Но они оба понимали, что это обещание пустое. Слабо улыбнувшись, Лу вновь прикрыла глаза, а Конрад тихо выругался.
– Нет времени везти её в больницу. Мне нужна…
– Но как же феникс, – в смятении произнёс Оливер. – Его кровь…
– Даже не надейся, – отрезал Конрад, на мгновение растеряв всё спокойствие. – Мне нужна аптечка. Я оставил её у Пенелопы.
Зак попытался встать, но лёгкие сжал спазм, и он повалился обратно на землю. Оливер дёрнулся было в сторону дома, но Ровена удержала его на месте.
– Нет уж, – прорычала она. – Оставайся здесь. Я сама принесу.
Прихрамывая, она пошла в поместье, и тут внимание Зака привлёк металлический звон. Это тётя Мерле, присев возле клетки, проворно разобралась с мудрёной щеколдой.
– Феникс снова свободен, – сказала она, открыв дверцу. – Больше ему ничего не грозит.
Феникс, выбравшись из железных оков, взъерошил перья. Тётя Мерле смотрела на него, как на невероятное чудо, и только сейчас Зак вспомнил, что раньше она не видела мифических существ.
Он думал, что феникс тут же взлетит, но вместо этого он подошёл к нему, переваливаясь с лапы на лапу, и клювом толкнул Лу в щёку. Она не отреагировала, и он подтолкнул её снова.
– Мы тут ничем не поможем, – прохрипел Зак. – Но Конрад её спасёт.
Несмотря на мрачное упорство дяди, кровь всё не останавливалась – её натекла уже целая лужа. Зак стиснул ладонь сестры.
– Пожалуйста, – прошептал он. – Пожалуйста, выживи. Прошу тебя. Прости меня. Прости за всё. Умоляю.
Феникс легонько толкнул его раненую руку. Зак с большой неохотой оторвался от сестры и увидел, что феникс дёргает себя за перья.
– Что ты делаешь? – испуганно спросил он. Феникс, не обратив на него никакого внимания, всё же высвободил перо. А потом, устремив на Зака взгляд тёмных глаз, протянул перо ему, словно в подарок.
Зак забрал ярко-оранжевое перо с золотым кончиком, не совсем понимая, что будет с ним делать. Оно было очень красивым, но что толку от красоты, когда Лу умирала?
Но пока он смотрел на него, мир вокруг растворился, и на мгновение Зак вновь оказался в Диколесье. Его мама – ей лет четырнадцать-пятнадцать, не больше, – прислонилась к дереву, сжимая руку. У локтя её виднелась ссадина, далеко
