Криминалистика по пятницам [litres] - Елена Валентиновна Топильская
— Представь себе. Какой ему интерес в чужих делах прошлых лет? У него выход горит в этом месяце. В общем, пошел и настучал: если Синцову по ручкам не дадите, чтобы перестал колоть мерзавца, дело в этом месяце в суд не сдам.
— Андрей, ты прикалываешься, что ли? Ну, сдал бы он через пару месяцев, что, от него убудет, что ли?
Синцов посмотрел на меня жалостливо, хотел что-то сказать, но сдержался. И сказал совсем другое:
— Эх, Машка, Машка! Отсталый ты человек! Его руководство позвонило моему руководству, и мне же еще и навешали, что, мол, я волокиту развожу, есть доказательства на известные эпизоды — и вперед: уличная, обвинение, в суд. А он мне, упырь, в смысле, еще про Мурманск собирался рассказать.
— Ну, сходи к нему в тюрьму, пусть расскажет.
— Вот я и говорю, отсталый ты человек. Следак бумажку в «Кресты» зафигачил, чтобы меня к его клиенту не допускали.
— Даже так…
— Вот я и говорю: охранные структуры, — грустно подытожил Синцов.
— Андрюша… — Я не представляла, что ему сказать. Когда жена от него ушла, знала, и когда он неудачно объяснился мне в любви, знала, и когда инфаркт его шваркнул, как-то утешала, а тут… Ну что тут скажешь?
— Поехали быстрей, — сказала я вместо утешения. — Там у Стеценко что-то стынет вкусное.
— Подожди. — Он даже придержал меня за руку, хотя я и так рассчитывала доехать на его машине, а не бежать пешком. — Это еще не все.
— Господи. Еще-то что? — Я бы не удивилась, узнав, что его увольняют за слишком хорошую работу и высокие показатели.
Он вдохнул так, словно собирался нырять на спор: кто дольше. Переспросил:
— Что еще? — И голос у него зазвенел. Я не на шутку перепугалась, вдруг его опять долбанет инфаркт, тьфу-тьфу-тьфу, и что я буду делать?! Даже доктора Стеценко рядом нету, надо скорей тащить Синцова к нам домой, там хоть будет кому оказать ему первую помощь, если что.
— Еще вот… В общем… — Складывалось впечатление, что ему не хватает воздуху. Ну точно, допрыгается до инфаркта! — Маша, ты не поверишь!
— Ну что, Андрей? Не томи. Кто тебя еще обидел?
Он взглянул на меня затравленно.
— Сейчас в городе новая серия. Ты знала?
— Откуда? Если по нашему району эпизодов нет…
Он покачал головой:
— По вашему — нет.
— А что за серия?
— О-о! Давно такого не было.
У меня в груди екнуло: почему-то я решила, что сбылись мрачные пророчества Катушкина и Синцов сейчас расскажет мне про серию убийств с отчленением голов. Но Синцов заговорил про другое.
— …Парень входит за девчонками в квартиру, причем следит, чтобы она сама дверь открыла…
— «На плечах»? — уточнила я.
Это значило, что преступник следит за жертвой и ждет, пока та откроет дверь своим ключом, а потом резко подбегает к ней и буквально вносит вместе с собой в квартиру, — что называется, попадает в дом прямо на плечах жертвы, как хищник в броске на антилопу. Расчет понятен: если жертва открывает дверь сама, значит, она дома будет одна. А если звонит, понятное дело, кто-то дома есть, значит — отбой.
— Э-э, нет! Просто выслеживает. Потом звонит в квартиру, спрашивает: здесь живут Николаевы? Нет? А где? Дурочки открывают, чтобы растолковать, мол, спросите напротив…
— Понятно, — кивнула я. — Тут он влетает…
— Ни фига подобного, — ухмыльнулся Синцов. — Культурно так входит, мол, можно тогда этим самым Николаевым записочку написать? И ведь пишет, а потом попить просит…
— Сколько случаев? — деловито уточнила я. Он, растопырив лапу, показал на пальцах — четыре.
— И каждый раз — про Николаевых? И каждый раз из четырех — записку пишет?
— Вот именно. Пишет, потом — попить, дурехи ему приносят, потому как хорошо воспитаны…
— Господи. А элементарных правил безопасного поведения им никто не разъяснял? — ужаснулась я. У меня аж в груди заныло от такой безалаберности родителей. — Ну как так можно?! — застонала я, даже не дослушав про маньяка. — С пеленок надо в голову вбить: незнакомым не открывать, особенно если ты одна в квартире, в дом не пускать, на провокации не поддаваться. Воспитание — воспитанием, а соображать-то надо… Вон, моему верзиле в школе преподавали такой предмет: «Основы безопасности жизни».
— Эх, Машка! Ты будешь смеяться, но я такой же ликбез пытался провести. Так одна из девочек мне тетрадку принесла…
— Подожди, — перебила я его, — они живые?!
— Слава богу. Сейчас расскажу тебе. Так вот, одна из потерпевших на мои воспитательные речи принесла мне тетрадку школьную, как раз по этим самым основам безопасности. Знаешь, что там было написано? Черным по белому, со слов учителя: если к вам на улице подойдет незнакомый человек и скажет, что ему плохо, и попросит проводить его до дома или больницы, вы должны обязательно помочь ему и проводить, куда он скажет. А девочка, между прочим, отличница. Привыкла старших слушаться. И педагогов безмозглых, и коварных маньяков.
Слушая, я даже не заметила, как непроизвольно сжала кулак. Синцов покосился на кулак, накрыл его своей ладонью и осторожно разжал мою руку.
— В общем, дальше начинается самое интересное. Знаешь, что он делает после долгого задушевного общения лицом к лицу?
— Догадываюсь, — пробурчала я.
— Отнюдь. Потом он достает нож.
— Логично.
— Приказывает девчонке повернуться спиной…
— В общем, тоже логично.
— А вот дальше нелогично. Дальше он ей глаза завязывает.
— Оп-па! С целью?
Синцов пожал плечами.
— Ну… В общем, дальше, ты уже поняла, начинается сексуальное насилие. Но такое… — Синцов помялся. — Извращенное. Полового акта как такового он не совершает, то, что он делает, укладывается в «насильственные действия сексуального характера». Раздевает девочку, ложится на нее, возится на ней и кончает.
— То есть сперма есть? Уже хорошо.
— Ну… Может быть, и хорошо. Зачем глаза завязывать?
— Андрюша, от тебя ли я это слышу? — Я была удивлена. — Ты же сам сталкивался много раз… Мало ли что у него там, под штанами? Тем более ты говоришь, он полового акта не совершает. Может, он кастрат или импотент…
— Импотенты кончить не могут, — возразил Синцов, краснея, как подросток. Боже, я не думала, что он такой целомудренный.
— Ну, не импотент. Может, у него пенис маленький или уродливый. Или все нормально, но он уже успел где-то заработать комплекс на тему своих ущербностей и теперь боится кому-то показывать гениталии. Да что я тебе объясняю, ты