Девочка и призрак - Ханна Алкаф
Он не стал добавлять, что эта улыбка возникала на её лице, только когда ведьма становилась виновницей какого-нибудь несчастья. Дух частенько подправлял истории в голове, прежде чем пересказать их Сурайе. Он давно решил, что девочке ни к чему знать про очередного не соответствующего ожиданиям родственника. Сурайе таких и без того хватало: начиная со странной отстранённой матери и заканчивая мёртвым отцом.
Сурайя улыбнулась:
– Расскажи-ка ещё раз историю про джамбу.
Эта была её любимой.
– Как-то раз возле сада твоей бабушки стоял мальчишка. В саду у бабушки росло большое дерево джамбу. Настолько большое, что некоторые ветви протянулись за забор. А какие чудесные были плоды: ярко-красные, хрустящие, сочные. – Розик почти чувствовал сладкий запах дерева джамбу в полном цвету. – Мальчишка, задрав голову, смотрел на дерево округлившимися от голода глазами. Бо́льшую часть урожая твоя бабушка собрала, а один колокольчик-джамбу пропустила. Он висел почти на самой верхушке – слишком высоко, чтобы мальчик мог его достать. Твоя бабушка развешивала на верёвке бельё и, увидев, как мальчишка смотрит наверх, поняла, о чём он мечтает. Но сама она не могла дотянуться до плода и была слишком стара, чтобы лазить по деревьям – с её-то больной спиной и дрожащими коленями.
– И что же она сделала? – в голосе Сурайи слышалось смешливое предвкушение, ведь она прекрасно знала, что будет дальше.
– Она махнула рукой, – сказал Розик, – и одна из веток зашевелилась. – Сурайя прыснула и тут же подавила смех, пока мама не услышала. Ей же было велено спать. – Ветка медленно потянулась к джамбу, сорвала его тонкими древесными пальцами и передала фрукт ветке под собой, которая протянула его следующей – и так далее, и так далее, пока наконец самая нижняя ветка не вручила плод мальчику. У парнишки от изумления и радости отвисла челюсть. «Спасибо! – ахнул он, посмотрев сначала на дерево, затем на твою бабушку. – Спасибо!» А она в ответ лишь поднесла палец к губам и подмигнула ему, после чего, спасаясь от жаркого полуденного солнца, вернулась домой. – Дух замолчал.
Из коридора доносился бубнёж телевизора. Этот старый ситком был маминым любимым: «Тебе и не сказали, что жизнь будет такой».
Сурайя довольно вздохнула:
– Обожаю эту историю.
– Знаю-знаю. – Он ни разу не рассказывал ей, что случилось после, пока он наблюдал, спрятавшись среди длинных стеблей травы. Мальчишка нетерпеливо откусил от джамбу, о котором так горячо мечтал. Послышался удивлённый, испуганный вскрик, а за ним тяжёлое влажное «плюх» (фрукт бросили на землю). Парнишка отвернулся, и его стошнило в кусты. В воздух поднялся отвратительный кислый запах, который держался ещё долгое время после того, как мальчишка, обливаясь слезами, побежал домой.
Розик не сказал, как трудно было склонить ту толстую древесную ветвь. Что он чувствовал, зарываясь в густую сладость джамбу и превращая её в гниение и распад. Как кишели в мякоти личинки.
Он убедил себя, что ей не обязательно знать. Что это не важно.
«Я буду здесь для тебя, – голосил телевизор. – Ведь и ты всегда рядом со мной».
Сурайя рядом с ним заснула.
Глава третья. Девочка
СКОЛЬКО СУРАЙЯ СЕБЯ помнила, их было двое: она и мама. Они слонялись по старому деревянному дому, плавно раскачивающемуся от легчайшего дуновения. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять: так быть не должно. Что в семьях, населяющих книжки с картинками и ярко раскрашенные мультфильмы по телевизору, обычно больше двух человек.
– Где мой папочка? – как-то раз спросила она маму. Ей тогда почти исполнилось четыре, и она всё ещё запиналась о слова. Сурайя нетерпеливо ёрзала, пока мама расчёсывала её спутавшиеся волосы и усмиряла непослушные пряди в сдержанные косички. – У всех остальных есть папы. Папа Марьям водит большой грузовик. У папочки Адама усы. Папа Кираны купил ей новую куклу с настоящими волосами, которые можно причёсывать. – Нижняя губка девочки огорчённо выпятилась. Как несправедливо, что у неё нет того, кто катал бы её на большущем грузовике или покупал игрушки (а вот без усов она, пожалуй, могла обойтись).
Мамины руки на мгновение замерли, неуверенно зависнув у шеи Сурайи.
– Он умер, – произнесла она наконец. – Твой папочка мёртв.
– Что такое «мёртв»?
Сурайя не видела маминого лица, но когда та ответила, голос её был сухим и резким, словно удар прутом:
– Это когда люди уходят и уже не возвращаются, а ты никогда их больше не видишь.
Сурайя молча обдумывала услышанное. Она морщилась, когда ловкие мамины пальцы оттягивали волосы, от чего по коже головы пробегали крошечные укольчики.
На следующий день в подготовительном классе не оказалось миссис Чау. Её живот потихоньку рос долгие месяцы. Девяти вверенным ей малышам, среди которых была Сурайя, сообщили, что миссис Чау какое-то время не будет и что пока ими займётся другой учитель.
– Да, Сурайя? – спросила мисс Амина, увидев, как та тянет руку.
– Она не вернётся, потому что она умерла? – громко спросила Сурайя.
За этим эпизодом последовал звонок домой, и с её матерью серьёзно поговорили. Сурайя не впервые выдавала подобное в классе. Учительница вежливо заметила, что из-за неё другие дети чувствуют себя неуютно.
Мама была недовольна.
К пяти годам Сурайя поняла, что отличается от остальных. Никто никогда не говорил этого вслух (по крайней мере, при ней), однако различие было легко измерить. Оно исчислялось в сантиметрах между Сурайей и другими детьми, когда они сидели на разноцветных скамейках за обедом. В секундах, которые тянулись, когда учительница велела разбиться на пары (когда никто не брал Сурайю за руку, сердце стучало так сильно, что её почти трясло). В двадцати дополнительных минутах, которые она проводила в одиночестве, когда всех остальных уже забрали под радостный галдёж родители, или бабушки с дедушками, или няни, или служанки (маме нужно было закончить работу в начальной школе, где она преподавала). В количестве баджу курунг[5], лежащих в шкафу, и комплектов, сшитых мамой из дешёвого хлопка, которым она закупалась в большом городе. Одежда Сурайи сильно отличалась от ярких юбочек, платьиц и футболок с мультяшками, которые носили другие девочки.
Сурайя изо всех сил старалась не обращать на это внимания. «Тут как с дурианом», – говорила она себе. Некоторые люди, вроде её мамы, обожают сливочно-жёлтую мякоть колючего зелёного фрукта. Другие же, как сама Сурайя, считают, что у него запах и вкус вонючих пяток. «Плод на любителя, – пожимала плечами мама,
