Николай Внуков - Фотография Архимеда
Это работа вакуумной коррозии.
Первые искусственные спутники, когда их удалось достичь на орбитальных кораблях, были так же изъедены пустотой.
Он решил осмотреть место выхода трубы из площадки и пошел вдоль наклонной желтоватой стены на восток. Черная головастая тень скафандра, переламываясь на обломках скал, пошла впереди него.
* * *Андрей перелистал «Путь марсиан» до конца. Между страницами больше ничего не было. Он снова взял в руку фотографию и задумался. Кто мог оставить ее в книжке? Конечно, человек, который брал «Путь марсиан» до него. И, конечно, она была забыта в книжке, потому что такими редкими снимками не разбрасываются.
Если так, то человека, снявшего Эратосфен, найти совсем не трудно. Надо спросить у библиотекарши карточку на книгу и посмотреть фамилию. А потом по формуляру найти адрес.
Но ведь он прекрасно знает, что ни один человек в мире еще не ступал на поверхность спутника Земли!
Даже его «Космос Первый» дает возможность приблизиться к лунной поверхности только на три тысячи километров.
Впрочем, есть один способ, при помощи которого можно облететь Луну на небольшой высоте и даже сесть на нее но... никаких снимков, никаких минералов и образцов горных пород на Землю при этом вывезти нельзя.
В комнату заглянула мать.
— Опять полуночничать собрался? — спросила она. — И чем ты только занимаешься, что тебе дня не хватает? Ишь глаза-то какие красные! Ой, Андрюшка, заработаешь ты себе очки, попомни слово мое!
— Сейчас лягу! — буркнул Андрей. — Через десять минут.
Он почувствовал, что действительно очень устал за последние три дня.
Почти шесть часов в планетарной туманности беты Лиры и в двойных системах Аламака и Спика, потом звездное скопление М-11 и наконец — неудачная попытка при возвращении на Землю пройти мимо Плутона. Вероятно, он неправильно рассчитал элементы орбиты и три часа впустую блуждал по окраинам Солнечной системы.
Любой человек измотается, если будет спать по четыре часа в сутки.
Спрятав фотографию в блокнот, он приготовил постель и начал раздеваться.
Монтаж механизма он отложил на следующую ночь.
* * *Для того, чтобы пораньше попасть в библиотеку, пришлось тайно уйти с урока геометрии.
Старенькая Александра Ивановна удивленно подняла брови, когда Андрей положил на барьер перед ней «Путь марсиан».
— Неужели прочитал?
— Нет, — сказал Андрей. — Мне нужно узнать, у кого была книга до меня.
— Листы вырваны, да?
— Да нет, все целое, — сказал Андрей. — Просто мне нужно узнать.
— Что-нибудь нашел в книге, да?
— Нашел, — сказал Андрей. — Фотографию.
— Так давай, я положу ее к себе под стекло на стол и буду всех спрашивать.
— Нет, мне очень нужно узнать, кто сделал эту фотографию. Я отнесу ее сам.
— А что за фотография? — полюбопытствовала Александра Ивановна.
Андрей вынул из блокнота снимок и показал.
— Что это такое? — спросила библиотекарша.
— Луна.
Александра Ивановна взяла фотографию и повертела ее перед глазами.
— Интересно. Ну что ж, давай посмотрим, кто брал книжку до тебя.
Она быстро нашла в ящичке карточку и дала Андрею листок бумаги и карандаш.
— Пиши. Шестнадцатого октября Миронов. Девятнадцатого октября Рагозина. Двадцатого сентября Шиянов. Пятнадцатого Полещук. Все. Ты — пятый.
— Так это ж только фамилии. А мне адреса нужны! — воскликнул Андрей.
— Подожди, подожди. Ишь какой быстрый! Все надо по порядку.
Она порылась в других ящичках и выложила на стол четыре формуляра.
— Вот. Тут тебе и адреса, и годы рождения, и места работы, и что угодно. Слушай. Миронов Михаил Антонович, тысяча девятьсот одиннадцатого года рождения, плановик, работает на швейной фабрике «Радуга», проживает по улице Красной, дом восемнадцать, квартира семь. Телефона нет. Сам седой такой, представительный. Всегда с черным портфелем ходит. Аккуратный. Книгу никогда не задержит и не испортит...
— Да не нужно мне, где работает и какой из себя! — взмолился Андрей. — Мне только адреса, тетя Саша.
— Трудный ты у меня читатель, Степушкин, — вздохнула библиотекарша. — И чего суетишься? Наскоком никогда ничего хорошего не получится... Ну, пиши. Рагозина Людмила Ильинична. Тысяча девятьсот пятидесятого года. Школа номер три. Проживает по Большой, двенадцать, квартира шесть. Серьезная девочка. Увлекается исторической литературой.
Теперь Шиянов Павел Петрович. Шофер на туристской базе. Живет на Республиканской, четырнадцать. Записал? И еще значит, Петр Васильевич Полещук. Большой души человек. В библиотеку всегда с сыном приходит. Пролетарская, двадцать три, квартира два... Подожди! А книгу? Книгу-то разве не возьмешь? Степушкин! Книгу!
Но Андрей уже ничего не слышал.
Он несся по улице, на ходу засовывая фотографию и листок с адресами в блокнот.
На урок литературы он все-таки опоздал.
— Степушкин, — сказала Александра Антоновна, — если бы это произошло впервые, я бы сделала тебе только замечание. К сожалению, это уж пятый раз с начала года. Если ты думаешь, что отлично знаешь литературу, то ошибаешься. На прошлом уроке ты доказал обратное. В конце концов, твои опоздания — это неуважение ко мне, понимаешь? Мне очень не хочется, но я вынуждена поговорить с твоими родителями.
Она вырвала из тетради листок, написала записку.
— Передашь отцу.
Андрей сунул записку в карман и сразу же забыл о ней.
Что записка! Ведь сегодня он встретится с человеком, сфотографировавшим цирк Эратосфена!
Он едва дождался конца уроков.
Через десять минут он звонил в квартиру семь дома номер восемнадцать по Красной улице.
Дверь открыл сивоусый старик в майке-безрукавке, синих сатиновых шароварах и белых теннисках на босу ногу. Старик был похож одновременно на запорожца и на бегуна.
— Входи, парень, — сказал старик, отодвигаясь в сторону и пропуская Андрея в квартиру.
Андрей шагнул через порог и очутился в светлой небольшой комнате, посреди которой стоял письменный стол, заваленный книгами и бумагами. Кроме письменного стола в комнате было еще два стула. На один из них старик сел сам, другой придвинул Андрею.
— Садись, парень. Я тебя давно жду. Почему опоздал?
— Кого ждете? Меня? — удивленно спросил Андрей.
— Тебя, конечно. Кого же еще? — развел руками старик.
Жест получился у него театрально, немного напыщенно.
Ничего не понимая, Андрей сел. Старик внимательно осмотрел его со всех сторон, смешно наклоняя голову.
— Ничего, — сказал он. — Таким, примерно, я и ожидал тебя увидеть. Ну что, милорд Эдуард, мой принц? С чего тебе вздумалось шутить надо мною такие печальные шутки, надо мною — твоим добрым отцом-королем, который так любит тебя?
Андрей открыл рот, но слова так и не дошли до языка, застряв где-то в горле.
— Так-так-так, — произнес старик. — Увы, я думал, что слухи не соответствуют истине, но боюсь, что ошибся.
Он тяжело вздохнул и ласково обратился к Андрею;
— Подойди к отцу, дитя мое. Ты нездоров?
— Ч... что такое? — обалдело спросил Андрей.
Старик пожал плечами.
— Неужели ты не узнаешь своего отца, дитя мое? — сказал он. — Не разбивай моего старого сердца, скажи, что ты знаешь меня! Ведь ты меня знаешь, не правда ли?
Он протянул к Андрею правую руку. Пальцы ее дрожали.
— Я пришел к вам... по одному делу, — сказал Андрей, чувствуя, как противные холодные мурашки побежали вниз по спине.
— Знаю, — сказал старик. — Верно. Это хорошо. Успокойся же, не дрожи. Здесь никто не обидит тебя, здесь все тебя любят. Теперь тебе лучше, дурной сон проходит, не правда ли? И ты опять узнаешь самого себя — ведь узнаешь? Сейчас мне сообщили, что ты называл себя чужим именем. Но больше ты не будешь выдавать себя за кого-то другого, не правда ли?
— Я... за кого-то другого? — пробормотал Андрей, думая, что дурной сон, о котором упомянул старик, не проходит, а наоборот, только начинается.
— Ну? — грозно спросил старик: — Чего же ты молчишь, несчастный?
Андрей поднялся со стула. Голова у него кружилась, ноги противно вздрагивали.
— Можно мне уйти?
Старик тоже встал. Лицо у него было недовольным.
— Уйти? Конечно, если ты желаешь. Но почему бы тебе не побыть здесь еще немного? Куда же ты хочешь идти?
— Это мое дело, — сказал Андрей и шагнул к двери.
Старик загородил ему дорогу.
— Э, нет. Так просто ты не отделаешься. Если хочешь заниматься, то заниматься нужно по-настоящему. Ты забыл слова? Я могу напомнить тебе. После слов «Куда же ты хочешь идти?» ты должен смиренно потупить глаза и ответить: «Возможно, что я ошибся; но я счел себя свободным и хотел вернуться в конуру, где родился и рос в нищете, где поныне обитают моя мать и мои сестры; эта конура — мой дом, тогда как вся эта пышность и роскошь, к коим я не привык...» Тут ты должен с мольбой сложить руки ладонями вместе и жалостно воскликнуть: «О будь милостив, государь, разреши мне уйти!»
