Сергей Колбасьев - Салажонок
Отказываться от кораблей не годилось, а вооружать их было негде и некому. Что делать? Этот вопрос во всей широте встал на организованном при штабе совещании командиров и комиссаров флотилии. Совещание происходило в здании штаба, в абрикосовом саду на горке, и Васька, хотя он и не принадлежал к коми политсоставу, на этом совещании присутствовал. Ему было поручено принести зачем-то понадобившиеся карты, и он потихоньку остался. Сидя на подоконнике рядом со штабным писарем Нефедовым, он ел незрелые абрикосы.
Сперва говорил командующий — невысокий, похожий на учителя человек с седеющей бородкой. Говорил он тихо, но внятно и, оглядывая присутствующих, щурился. Иногда замолкал и перебирал лежавшие перед ним на столе бумаги. Васька сначала его слушал, но потом перестал: было слишком много цифр и непонятного.
Потом заговорил худой, с выступающими скулами начальник оперативной части. Этот был занятнее. Он настаивал на скорейшей готовности заградителей, и Васька с ним соглашался. Васька уже успел ознакомиться с минами заграждения: видел, как их выгружали с платформ, и слышал, что о них рассказывали.
— На Белосарайской заканчиваются шестидюймовые батареи, — постукивая по карте карандашом, говорил начальник оперативной части. — Следовательно, мы должны быть готовы начать постановку мин. Только когда от Белосарайской до Долгой поставим заграждение, будем в сравнительной безопасности.
— Это ты, товарищ начопер, к чему? — спросил комиссар флотилии, небритый и серый от усталости.
— К тому! — вскипел тоже невыспавшийся начопер. — К тому, что порт задерживает материалы, а завод из ничего рельсовых путей для мин не сделает. А без этих рельсовых путей у нас не будет заградителей. Мина весит за сорок пудов, — так запросто ее не выкатишь.
— Не по существу, — тихо заметил командующий.
— Хорошо! Тогда скажу по существу: если порт не перестанет ваньку валять, мы никогда не сможем обеспечить своей базы.
Кончил, вытер лоб платком и победоносно взглянул на командира порта.
— Ваньку я не валяю, — устало ответил тот, — у меня просто нет углового железа. Пришлют завтра или послезавтра.
— Завтраками кормит, — пробормотал Васька и сплюнул в угол. Он уже привык ненавидеть порт — тот самый несчастный военный порт, в котором никогда не бывает того, что надо, и который вся флотилия за это кроет, будто он и в самом деле виноват.
— Вернемся к делу, — предложил командующий.
— Разрешите? — спросил Безенцов и, получив разрешение, заговорил: — Сейчас Мариуполь охраняется только поставленной у Белосарайки «Революцией». Она вооружена одной шестидюймовой, а на «Страже» и «Грозном» их по две. Команда на ней неопытная. Пускаться в дальнейшие подробности, я полагаю, не стоит?
— Не пускайтесь, — согласился командующий.
— Есть… Итак, Мариуполь не только перегружен, но и опасен. Поэтому предлагаю перенести базу в Таганрог. Там больше технических возможностей, и белым дальше туда ходить.
— А нам дальше ходить оттуда, — вмешался Дымов.
— Невозможно, — сказал командир порта. — Слишком сложно перебрасываться.
— Проще будет, когда нас перебросят? — Безенцов был настойчив и почти резок. — Этого ждать прикажете?
— Чепуха! — решил командующий. — Совершеннейшая чепуха! Таганрог ничем не безопаснее, а нам отступать нельзя. Просто никак нельзя.
— Правильно, — согласился Дымов. — Было бы трусостью.
Безенцов встал:
— Товарищ командующий, прошу мое мнение занести в протокол. Я не трус, но не считаю возможным… — и остановился. Весь дом внезапно вздрогнул от легкого толчка. Стекла коротко звякнули, и наступила тишина. Потом снова толчок и далекий гул.
— Стреляют, — вздохнул командующий. — Вероятно, у Белосарайки, — и обернулся к Безенцову: — Вы не договорили. Вы что-то начали насчет протокола?
— Товарищ командующий, — ответил Безенцов. — За меня договорят события. Самым эффектным образом он оказался прав и этим был чрезвычайно доволен. Он даже улыбнулся.
Снова ударили выстрелы. Два подряд, один и еще два подряд.
Васька соскочил с подоконника. Теперь он все понял: Безенцов — изменник. Сперва предлагал бежать, а теперь радуется белым, гад! И, чтобы выкрикнуть это, он шагнул вперед, но, встретившись глазами с Дымовым, остановился.
На столе тонким голоском запищал полевой телефон. Флаг-секретарь снял трубку. В совершенной тишине было слышно, как бубнил голос в телефонной мембране.
— «Революция» ведет бой с неприятельской канлодкой типа «Страж», — сказал наконец флаг-секретарь. Он был очень молод и от напряжения покраснел.
— Садитесь, товарищ Безенцов, — предложил командующий, и Безенцов, опомнившись, сел.
Васька все еще хотел закричать, но под взглядом Дымова не мог. Снова вздрогнули стекла — теперь три выстрела подряд. Васька отступил к подоконнику. Комиссар флотилии склонился к самому уху командующего. Он что-то спрашивал, но командующий качал головой.
— Поддерживать нечем. Канлодки не ходят, а сторожевикам не доплюнуть. Мелкая артиллерия… Вернемся к делу, товарищи. Отступать, конечно, не будем, но Таганрог используем. Для пробы пошлем туда «Интера». Он, кажется, второго дивизиона?
— «Третий Интернационал»? — переспросил флаг-секретарь.
— Конечно, не четвертый, — улыбнулся командующий, и в стеклах отгремел новый залп.
Начальник второго дивизиона канлодок наклонился вперед:
— Точно так. «Интер» — мой.
— Вы его и поведете, товарищ Сегель.
— Сейберт, — поправил начальник дивизиона. — Есть, поведу, товарищ командующий… Как прикажете с техническим руководством?
— Простите, пожалуйста, — извинился командующий. — Руководство вооружением возьмет на себя наш флагманский кораблестроитель. Товарищ Гризар, вы пойдете на «Интере» и заодно обследуете таганрогские заводы.
— Есть, — поклонился флагманский кораблестроитель. — Только фамилия не Гризар, а Гизо.
— Извините, — и командующий развел руками. — Беда, сколько у нас иностранцев!
— Больше не стреляют, — вдруг сказал комиссар флотилии.
Снова наступило молчание, до того тягостное, что флаг-секретарь не утерпел, встал, подошел к окну и с треском его распахнул. Снаружи было яркое солнце, густая зелень, свистела какая-то птица и шумел вдалеке паровоз.
Бой был окончен, но как? Настоящая канлодка против вооруженной баржи, эта тишина могла означать гибель. Она могла вот сейчас прорваться новой стрельбой, более близкой и ощутительной. Разрывами внизу в порту и даже здесь, в самом штабе.
Командующий потянулся за графином с водой, но передумал: вода выдала бы его волнение.
— Хотел бы я знать… — начал Безенцов.
— Своевременно узнаем, — ответил командующий. — Сейчас разговоры ни к чему.
На столе снова запищал телефон. От его писка мороз подирал по коже. Трубку схватил комиссар флотилии.
Командующий все-таки взял графин и налил стакан. Остальные были неподвижны. Смотрели на лицо комиссара, но не могли угадать, что он слышит.
— Такие дела, — сказал комиссар, кладя трубку. — Белосарайский пост сообщает: неприятель после непродолжительной перестрелки ушел на запад. Командующий кивнул головой:
— Правильно, так и следовало ожидать… Товарищ Сейберт, завтра утром вы выходите в Таганрог. Пришлите оттуда плотников, здесь не хватает, — и отпил глоток воды. — Товарищи командиры и комиссары! Обращаю ваше внимание на необходимость максимального использования судовых команд и судовых средств, Все, что возможно, делайте сами…
Васька потихоньку пробрался к двери и вышел. То, что произошло на совещании, было свыше его сил. Выдержка командующего казалась ему изменой, молчание Дымова — слепотой. Как могли они слушать гада Безенцова? Как могли разговаривать разговоры и не броситься на помощь «Революции»?
Васька сквозь кусты продирался вниз по косогору. Ему казалось, что внизу в порту его ждет волнение, митинг, кричащие люди, подготовка к бою — дым из труб всех кораблей и снаряды, выложенные на палубу у орудий. Он видел, как выбежит на стенку и крикнет: «Продали!» Крикнет, что командиров больше нет, что нужно самим браться за дело.
Он был взволнован до последней степени, но, выскочив на железнодорожные пути, сразу замедлил шаг. В порту все было спокойно.
Из вагонов выгружали бочки смазочного масла, тюки ветоши и прочее машинное имущество. Кислым дымом несло из временной кузницы. Люди ходили обыденные и занятые. Все было в порядке, но Васька успокоиться не мог.
У самой стоянки сторожевиков на ящике сидел Ситников, осунувшийся и с забинтованной правой рукой.
— Здорово, салага, — сказал он весело. — Что, уши-то дерут?
Васька тяжело дышал. Ситников внимательно на него взглянул, одной рукой вынул из кармана папиросы и спички, зажал коробок между коленями и ловко закурил.
