Эван Картье. В погоне за золотым сечением - Дебора Ж. Маррадзю
– Как красиво, – прошептал я, взглянув на капеллу и фрески.
Это было паломничество волхвов к младенцу. Художники всегда восхищали меня, но в этот раз я лишился дара речи от восторга.
– А ты знал, что Гоццоли использовал очень редкие и дорогие материалы? Например, с помощью лазурита он добился такого глубокого синего цвета, – лукаво заметил Эдж.
Я удивленно повернулся к нему: надо же, наш компьютерный король еще и ценитель искусства! Важная информация о хакере. Одной тайной меньше.
– Я и не знала, что ты интересуешься искусством! – воскликнула и Луиза так громко, что несколько туристов повернулись в нашу сторону.
– Да, просто обожаю историю.
– А с виду и не скажешь, – поддел я его, скорчив гримасу.
По залу бродила кучка туристов. Эцио стоял в нескольких шагах и наблюдал за нами: он был настороже, как и Эдж. Мое внимание переключилось на фрески, украшавшие пять стен капеллы. На трех изображалось шествие волхвов, еще на двух – ангелы и пастухи. Мне по-прежнему не верилось, что я здесь. Мазки на фресках имитировали гобелены – очень тонкая и кропотливая работа. Я потерял дар речи и глупо улыбался, глядя на зеленые луга, которые больше напоминали Флоренцию, чем Вифлеем. Богатство деталей и переливающиеся краски радовали глаз. Я направился к замершей слева от входа Луизе, чтобы рассмотреть шедевры с той стороны. Эцио, Лея и Эдж стояли с другой стороны, не ослабляя бдительности. На одной из фресок был изображен старик с седой бородой верхом на белой лошади – император Иоанн VIII. Для каждого из персонажей художник выбрал в качестве модели кого-то из семьи Медичи. Конечно, я забыл, кто именно из членов старинного рода глядел на нас с фресок. Например, на одной из них был изображен рыцарь верхом на лошади и с гепардом за спиной, но никакой зацепки, связанной с реликвией золотого сечения, я не заметил: художественный ансамбль больше напоминал памятник семье Медичи и их союзникам, что-то вроде исторической фотографии 1439 года.
Я опять что-то упустил! Не думал, что все окажется так сложно. Я наивно полагал, что артефакт сам прыгнет к нам в руки, как только мы зайдем в капеллу. А теперь ситуация никак не прояснялась, а только усложнялась с каждой минутой. Не знаю, почему отец привел нас сюда, но вряд ли только полюбоваться шедеврами. Я взглянул на фрески по обе стороны алтаря – в них тоже не было ни малейшей подсказки. Чего добивался отец, отправив меня сюда? Что он хотел сказать? Мне нужен хоть какой-нибудь знак. Хоть какая-то зацепка.
– Осталась только фреска с волхвами. Если ничего и на ней не найдем, придется признать, что мы ошиблись, – сокрушалась Луиза.
– Нет!
Она пыталась помочь, подготовить к худшему, но я отказывался верить в очередной провал. Мой возглас пронесся по капелле неприятным звонким эхом.
– Тише, Эван! Мне еще пригодятся уши! – вдруг пожаловался в наушнике Эдж.
Я не собирался сдаваться. Я не брошу все на полпути. Никогда! Вся наша группа напряглась: прийти сюда было рискованно, так что нельзя упускать эту возможность.
– Луиза права, – спокойно продолжил хакер, – надо уметь признавать ошибки. Нельзя терять время. Сам знаешь, это лучшее решение. Если здесь нет того, что мы ищем, значит, надо искать в другом месте.
Я слушал, но не слышал его. Снова подошел как можно ближе к основной фреске, отошел к главному входу, оглянулся вокруг, посмотрел направо – искал хоть какую-то подсказку. Ну же, дай мне знак, пожалуйста! В глубине души я был уверен, что прав, что не ошибся. Я всем нутром это чувствовал. Посмотрев на Гаспара, самого молодого из волхвов, ехавшего верхом на лошади, я перевел взгляд на Лоренцо Медичи, с трудом узнав рыцаря. За ними толпилось примерно сорок персонажей, однако ни один из портретов не привлек моего внимания: члены семьи, дворяне, короли… Никакая деталь не бросалась в глаза, чтобы указать нам дальнейший путь. Я чего-то не заметил. Точно. Сомнение росло с каждой минутой. А вдруг Луиза права? Может, я глубоко заблуждаюсь? Что, если я просто хотел почувствовать себя чуть ближе к отцу, которого совсем не знал?
– В конце концов, это всего лишь догадки. Мы все равно расшифруем записку твоего отца, – произнес Эдж, поравнявшись со мной.
– Я чувствую, что мы там, где надо. Мне словно внутренний голос подсказывает, что мы что-то упустили. Понимаешь, что я имею в виду? Наверняка ты то же самое чувствуешь.
– Ты говорил, что Ришар обещал свозить тебя сюда. Так?
– Да, мы часто это обсуждали. Он обожал рассказывать всякие истории о фресках и…
Я прервался на середине фразы. Вот оно! Конечно! Как же я раньше не додумался? На меня нахлынули воспоминания: отец рассказывает один любопытный факт о Гоццоли. На одной из фресок художник нарисовал свой портрет, изобразив себя в толпе. Мои глаза забегали по лицам придворных. Я осмотрел каждое – ни одного не пропустил. Где же он? Я искал, даже не зная, как именно выглядел художник, просто вспоминая рассказы отца. Мужчина в синем тюрбане. И чуть ниже, под ним… Вот он! В красном колпаке. Смотрит на посетителей музея. Уверен, это Беноццо Гоццоли. Отец рассказывал эти истории не просто так, тут было еще кое-что – малюсенький символ, нарисованный на головном уборе.
– Глазам не верю! – воодушевился Эдж, проследив за моим взглядом.
Рядом с выведенной позолоченными буквами надписью Opus Benotii[27] красовался символ золотого сечения. Все сомнения рассеялись. Мы на верном пути.
38. 110000110000110000110000110011111000
– Да быть этого не может! – воскликнул Эцио, подойдя к нам.
Он прав, не может. Что-то уж слишком много символов золотого сечения в последнее время, чтобы это могло быть простым совпадением. Так что он тут не случайно! Мы наконец-то нашли подсказку, когда я уже потерял всякую
