Посторонним вход воспрещён - Борис Борисович Батыршин
– Есть один полицейский чин, Рудников, знаменитейшая в Москве фигура! – разглагольствовал тип. – Его как-то следователь по особо важным делам, Кейзер его фамилия, спросил: «А верно ли что ты всю шпану на своём участке в лицо знаешь и не арестуешь?
Вот потому, отвечает Рудников, годов двадцать уж на своём месте. А то ведь и дня не протянешь, пришьют! Конечно, говорит, всех знаю». Потому и благоденствует лихой народец, что справедливость на Хитровке такая вот… особая. Один ловит – другой прячется и бежит. И каждый вроде как при деле и в своём праве. Справедливость должна во всём быть, голубушка Алиса Николаевна; ну вот, ну беглый. Тоже люди, всяк жить хочет. А то что? Один человек, хоть и на казённой должности супротив всех их? Всех-то не переловишь. А и переловишь – другие набегут. Жить всем надо! Вот и уживаются. Оно конечно, если команда придёт взять кого-то поимённо – тогда да, тогда возьмёт, конечно. А может и шепнёт заранее: мол, вали по-тихому из Москвы, пока не успокоится. Тот, сердешный, и валит…»
Иногда случаются облавы, без того никак. Выберут дом, где поспокойнее, нахватают полные корзины «шпаны», а «крупные» никогда не попадаются. Забирают обходом мелкоту, беспаспортных, нищих и административно высланных. На другой же день рассортируют: беспаспортных и административных через пересыльную тюрьму в места приписки, а они через неделю опять в Москве! А Рудников всё знает – и молчит. Что ему? Зря не лютует, но, конечно, примечает всё. А содержатели притонов да ночлежек – в «Каторге», «Сухом Овраге», «Кулаковке» – все понимание имеют; Рудникову с каждого непременно навар идёт. Но и не зарывается – вот, говорил я однажды с тамошними деловыми ребятами…
«Ну и познания по части криминального мира! – усмехнулся про себя Глеб. – Уголовный авторитет? Вор в законе? Нет, не похож…»
Глеб считал себя знатоком человеческой натуры – по роду деятельности ему не раз приходилось оказывать услуги и кавказским уголовным королям, и бандитам формации девяностых. Алисин собеседник никак не походил на уголовника, но Глеб не собирался упускать повод уколоть свою «бывшую».
Когда за спиной раздался знакомый голос, Алиса вздрогнула и чуть не опрокинула штатив:
– Ну, здравствуй, дорогуша. Вижу, профессионально растёшь – уже проводишь фото-сессии для братков? И как, нормально платят?
Гиляровский увидел, как помрачнело, вытянулось лицо девушки.
– А иди ты… – огрызнулась Алиса. Она уже взяла себя в руки, не желая показать Глебу своё замешательство. – Тебя это уж никак не касается!
И прильнула к видоискателю, словно не замечая бывшего бойфренда. И откуда он только взялся на этом пустыре, всё настроение испортил! Нет, дальше работать не получится, старайся не старайся, и никакая натура не поможет…
А Глеб не унимался – беседа со спиной, которой девушка всячески пыталась выразить равнодушие, раздражала его несказанно.
– Да уж конечно, не касается. Это же ты, а не я предпочитаешь не цивилизованные места, а притоны, вроде тех, о которых тут сейчас заливали. Что, ищешь, где время весело провести?
Алиса, не выдержав, оторвалась от фотокамеры. Тем более, что «модель» покинула кадр – Гиляровский уже стоял рядом и недобро щурился на незваного гостя.
– Алиса Николаевна, простите бога ради, я имел неосторожность вас скомпрометировать?
– Вы? Нет, конечно!
Она отвернулась. Не хватало ещё, чтобы кто-то заметил предательские слезинки!
– Эту особу, как ни старайся, не скомпрометируешь. – презрительно бросил Глеб. – Фантазии не хватит…
На этой фразе успешный хозяин похоронного бизнеса намеревался покинуть сцену – с достоинством, как подобает безусловному победителю.
Но – не вышло.
В воровских притонах Москвы – и в «Аде» на Цветном, и в жутких норах «Сухого оврага», и сухаревских шламбоях – кулаки Гиляровского пользовались заслуженной и весьма грозной репутацией, уступая разве что лапищам властителя Хитровки, Рудникова. Оно и неудивительно: бурная молодость, карьера циркового силача, бурлацкая лямка, военная страда Кавказа – всё это не способствует томности натуры. Удар отправил импозантного могильщика прямиком в заросли крапивы. Бил Владимир Алексеич вполсилы, «без потяга» – противник, несмотря на высокий рост и недурное сложение, показался ему хлипковатым, в таких вещах намётанный глаз ветерана масленичных кулачных боёв ошибиться не мог. В итоге, длинные ноги Глеба, в дорогих, австралийской шерсти, брюках, нелепо высовывались вверх из кущ помойной растительности.
Алиса, увидев, прыснула в кулачок – набежавшая слеза высохла, будто и не было её вовсе. Как там у «Митьков»? «А у бедного Икарушки только ножки торчат…» Злость на отвергнутого поклонника уже прошла, и теперь она была готова даже пожалеть Глеба – как запоздало жалеют злобную, безмозглую собачонку, сдуру разозлившую меланхоличного с виду кавказца.
– Благодарю вас, Владимир Алексеевич, – сдержанно, но с чувством сказала девушка.
– Не за что, Алиса Николаевна. – лицо Гиляровского расплылась улыбкой. Левой ладонью он потирал кулачище – жест, не изменившийся с тех пор, как древний примат, далёкий пращур пещерного жителя, впервые сжал пальцы лапы для удара. – Со всем моим удовольствием, только скажите!
В крапиве завозились, донеслась нецензурная брань, и из дремучих буро-зелёных зарослей показался Глеб. Держась за скулу, он сначала дико заозирался, схватился за карман с мобильником – но, увидев, как враз посуровело лицо незнакомца, как угрожающе нырнула его рука к карману, кинулся прочь, спотыкаясь и оскальзываясь.
От Алисы жест репортёра тоже не укрылся.
– Ой, Владимир Алексеич, кто у вас в кармане? Не пистолет, случайно? – встревожилась девушка. – У нас с этим строго, а вы ещё и без документов…
Гиляровский улыбнулся, вытянул руку из кармана штанов. На ладони его оказался массивный кастет из жёлтой латуни.
– Вот, Алиса Николаевна. По роду деятельности, где только бывать не приходится – вот и обзавёлся. Господская игрушка, наш народец всё больше со свинчаткой в рукаве. А если лабазный сиделец, так тот и вовсе с безменом.
– С безменом? – удивилась Алиса, живо представив себе ражего детину в купеческой поддёвке и с чёрной, снабжённой жестяной стрелкой коробочкой вместо оружия. – Безмен-то зачем? Крючком, что ли, поцарапать?
Гиляровский озадаченно взглянул на собеседницу. Потом физиономию его озарила улыбка:
– Уж и не знаю, барышня, как у вас тут, в будущем, выглядят безмены, а по нашим временам это чугунная или бронзовая гирька на длинном, локтя в полтора, веретене, на манер палицы. От такого, ежели приложить с охоткой, не всякая драгунская каска убережёт. Неужто не слыхали? В нашем благословенном отечестве безмен спокон веку торговому люду заместо оружия. Ухватистый да убойный инструмент, одна беда – под полой не очень-то поносишь. Вот лихой народ и предпочитает старый добрый кистень-гасило.
– А кастет? – продолжала допытываться Алиса. – Вы вот сказали, господская придумка, а я думала, кастеты только хулиганы носят!
– Ну, это вы зря… – покачал головой репортёр. – В России кастеты
