Командировка [litres] - Борис Михайлович Яроцкий
Этого премьера Анастасия Карповна видела в Прикордонном, была у него как депутат горсовета на торжественном приеме. Премьер по случаю очередного национального праздника был в прекрасном расположении духа, рассказывал гостям, как он руководил шахтой, которая считалась лучшей на Украине, и как потом шахтеры его избрали в Верховную раду. Тогда он был украинцем и носил, как в свое время Хрущев, украинскую вышитую красными петушками сорочку, но в отличие от Хрущева говорил по-украински чисто, сочно и певуче.
Отсутствием троллейбуса прикордонцы повозмущались, накричались, как на митинге, и опять научились ходить пешком. Для здоровья это оказалось полезно: меньше стали обращаться к врачам.
Свои нехитрые покупки Анастасия Карповна уложила в детские саночки, укутала их в одеяльце, как когда-то укутывала маленькую дочку. Шла по обледенелой набережной, с тоской смотрела на мертвые корпуса родного завода. Вблизи и в отдалении шли такие же саночники, большей частью пожилые, изможденные заботами люди.
В детстве она видела кино — показывали блокадный Ленинград. Нынешний Прикордонный чем-то напоминал северный город, не пожелавший сдаться врагу. Такая же набережная, такие же сиротливо смотревшие в небо заводские трубы. Но ленинградцы на таких же детских саночках везли не продукты, а покойников. И хотя блокадным ленинградцам было холодней и голодней, они жили духовно крепче — они верили в победу. У прикордонцев впереди была жестокая неизвестность: не жизнь, а вялое, робкое, тягучее существование.
И все же… Не только у Анастасии Карповны, но и у многих горожан уже крепла надежда, что неопределенное время не будет вечным. Эту надежду вселяли ей племянник Миша и его товарищи, в большинстве своем недавние военные, Анастасия Карповна с восторгом удивлялась: как ее племянник везде успевает? В Союзе офицеров заседают чуть ли не каждый день, да еще ежедневная, а точнее, еженошная боевая подготовка школьников-подростков, охрана предпринимателей, чьи капиталы работали на организацию, и конечно же противостояние бандам. Без Союза офицеров при нежелании милиции исполнять свой долг бандиты совсем бы распоясались.
Еще два года назад Анастасия Карповна уговорила племянника вывезти свою семью в село, к сестре. Там его жену Христину Анатольевну, в прошлом коренную ленинградку, приняли на работу в местную школу учительницей младших классов, в этой же школе стали учиться их дети: двенадцатилетний Веня и десятилетняя Ася. В селе детям было безопасней, хотя ребенка выкрасть могли где угодно, были бы у родителей большие деньги.
Минула третья ночь, как Миша уехал в областной центр и — как в воду канул. Думая о племяннике, Анастасия Карповна наконец-то добралась до своей усадьбы, открыла калитку, оглядела двор: незваных гостей вроде не было. Она знала, в доме напротив ребята ведут наружное наблюдение. Они, конечно, ее увидели сразу, как только она открыла калитку. Чувство тревоги за племянника в этот день притупило чувство радости о близкой встречи с любимым человеком: как он там один коротает время?
Иван Григорьевич стал привыкать к невольному затворничеству. По этому поводу Настя однажды пошутила, когда он ей пожаловался на скуку от безделья.
— Да, здесь не Пентагон, — сказала она, тая на полных губах усмешку. — Здесь к войнам не готовятся.
О нем она уже многое знала, и главное — то, что он советский разведчик, работал в Штатах. И тем не менее он от нее утаивал, как и от Миши, существо дела, ради которого отказался от спокойной старости. Когда он был на Кубе, сам Фидель Кастро предложил ему виллу в пригороде Гаваны. Но он решил во что бы то ни стало вернуться на родину. Друзьям в Прикордонном он не спешил признаться, кем ему доводится проповедник из Христианской программы «Жива надiя».
Анастасия Карповна в душу ему не лезла. Иная женщина в силу природного любопытства уже давно бы расспросила прежде всего о семье. Впрочем, он, будучи в больнице, ей говорил, что у него была жена и что она умерла, когда он был на Кубе, ждал корабль, чтоб под чужим паспортом выехать в Россию. Он также говорил, что у него два взрослых сына, где они сейчас, он не знает.
Не однажды он порывался рассказать о себе подробней, но что-то его удерживало. Потом догадался — что. Мучили сны. Несколько раз видел во сне покойную Мэри. Снилось, что они вдвоем где-то в прериях — они то ли фермеры, то ли гости на чьем-то ранчо. Он за шею держит серую буйволицу, а Мэри с подойником в руке никак не может к ней подступиться. Приснилась бы корова, по соннику, это к болезни. Он действительно вскоре заболел, что чуть не отдал богу душу.
Уже в больнице он почувствовал, что кто-то пытается его калечить — чтобы он ничего не помнил. Сама собой напрашивалась догадка: не иначе как «Экотерра» убирала свидетелей. А свидетельствовать было что. Джери со своими парнями работал напористо, но грубо — по-американски, как обычно янки работают в чужих колониях — торопливо, не считаясь с расходами. А тут — какие это для них расходы — нанять киллеров. Американцы, засевшие под различными «крышами» совместных предприятий, прекрасно осведомлены: сегодня самые дешевые «мокрушники» — в России, а значит, и на Украине.
Сопоставляя факты, Иван Григорьевич все уверенней приходил к выводу: за ним охотится не ЦРУ — не его почерк. «Там парни искусней. Вот от них надо укрываться всячески, иначе не найти ему сатанинского оружия. Интуиция подсказывала: оно где-то рядом, готовится к применению в закрытых, хорошо оснащенных лабораториях. Но как их обнаружить?
Сами американцы черновой работой заниматься не любят, так что будут привлекать местных специалистов — микробиологов, химиков, лаборантов. Им прилично заплатят…»
«Прилично…» Толковая мысль. Но какой при здравом рассудке спец в нищем городе станет хвалиться своими приличными заработками? Туго набитым кошельком рискнет похвастаться разве что алкаш. На то он и алкаш. Но к секретному делу алкашей не подпускают…
Мысли… Мысли… Шелкнул замок, и вот на пороге — хозяйка. Она, как всегда, улыбчива. Несмотря на слякотную погоду — на щеках румянец, а в глазах, больших и карих, нескрываемая радость.
«А у Мэри глаза были голубые, — вспомнил Иван Григорьевич. — И волосы светлые, шелковистые, как степной ковыль».
— Привет.
— Привет. — На улыбку ответил улыбкой и тут же спросил: —
